В разводе. Бывшие любимые (СИ) - Грин Анна Кэтрин

Глава 55

Олег

Может быть, Денис был отчасти прав.

Может быть, действительно меня дернуло, что появилась явная конкуренция и не в работе, не в бизнесе, не как-то ещё, а именно в семье.

Может быть, меня действительно это триггернуло, и я захотел, чтобы рядом была все-таки тихая, спокойная, мягкая Вика, а потом я стал ловить себя на мысли, ну вот хорошо, мы с ней в разводе, а дальше что?

Дальше я могу построить жизнь.

Я вернулся к моментам, когда виделся с Норой, и понимал, что меня это не вставляет.

Почему-то я дальше стал смотреть на все это, на женщин, которые были вокруг, просто безадресно, без какого-либо подтекста, и я понимал, что это не то пальто.

То есть фактически слабая спутница необходимая по факту не самому сильному человеку.

А у меня получалось, что вот такая Вика мне нравилась. И, видимо, эта сила, она в ней была ещё в тот момент, когда я встретил девочку со сгущёнкой, просто тогда она была нераскрытая, а стержень он был, характер был. И я зная это выбрал себе ровню. Иначе я это объяснить не мог, потому что я смотрел на девиц, которые были у меня в компании, когда я выезжал обедать, я понимал, что меня не вштыривает бездумное повиновение в обычной жизни. То есть, вероятнее всего, мне нужен был какой-то триггер именно в постели и все, а по факту оставался тот вариант, что в целом я другую женщину не мог выбрать.

И за этими раздумьями у меня прошёл месяц.

Ещё один грёбаный месяц без неё, и уже было плевать на то стоит член, не стоит, надо трахаться, не надо трахаться.

Мне уже было абсолютно плевать на все, потому что сердце было не на месте, и я каждый раз все чаще ловил себя на том, что просыпаюсь в холодном поту. И душа рвётся из тела с немыслимой силой, с такой скоростью, что можно только задыхаться от этого.

А потом до меня доходило осознание, что так я просто ощущаю разлуку.

Она достигла какой-то точки невозврата и вот долбила каждый раз в одно и то же место, заставляя меня все острее и острее ощущать необходимость в моей Вики.

И ведь самое интересное, что даже забрав какие-то у неё обязательства, тоже самое с матерью, с её здоровьем, я не чувствовал, что она стала слабее, я приезжал, забирал Стешу, а передо мной стояла все та же женщина. И в какой-то момент я очнулся от того, что стоял на коленях возле кровати.

Я молился.

О ней молился так, чтобы даже если завтра меня переедет машина, либо накроется сердце, чтобы с ней все было хорошо. Чтобы её это не сломало.

Я не понимал, сколько я могу прожить в этой агонии и состоянии того, что я в растерянности.

С Вероникой тоже было непонятно, пришлось провести такую же беседу, как и с Денисом, но Денис хотя бы понимал, что за что получал, а Вероника не совсем понимала и только могла надувать губы, намекая мне на то, что она вообще то взрослая, но взрослости я в этом не видел, особенно в том, когда она вбивала по картам не тот адрес такси и звонила, чтобы отследили её геолокацию и назвали нормальный улицу и номер дома. Это не поступки взрослого человека. И да, поэтому Вика была права, хрен ей, а не какой-то отпуск в Турции.

Мне её потом где искать?

А со всех сторон было такое давление, что казалось, будто бы я окончательно свихнусь.

Я свихнулся.

В конце июля я, наплевав на все установки, на запреты, поставленные самому себе, сорвался и приехал к Вике на работу.

Она стояла в светлом платье с завышенной талией. И перебирала бухгалтерские документы в своём кабинете. При этом одной ногой она была на небольшой ступеньке, потому что не дотягивалась до самого верха шкафчиков. A второй ногой балансировала и поэтому взвизгнула, когда я подошёл и перехватил её на руки.

— Стрижницкий, в конце концов, мы не муж и жена, пусти, — зарычала она, упираясь ладонями мне в плечи, но я перехватил её посильнее, понимая, что если не сейчас, то, наверное, никогда, тут хлопнул её по заднице так, что она взвилась. И произнёс.

— Поговорить надо. Очень надо.

И Вика запыхтела, успела только перехватить мобильник, чтобы не остаться совсем без связи, а я вместе с ней на руках вышел из её кабинета и через всю кофейню пронёс и только потом посадил в машину.

Она сразу заворчала, пыталась одёрнуть юбку платья. Бросала на меня косые испепеляющие взгляды.

— Знаешь, что… — когда я сел в машину выдохнула Вика.

И я кивнул.

— Знаю, знаю, поступил как мудак, поступил как неандерталец, и вообще, ты в полном праве послать меня на три короткие буквы.

Вика от такого растерялась, приоткрыла рот, я кивнул сам себе и развернулся в сторону квартиры на Пархоменко. Затащив Вику внутрь я, тяжело задышав, постарался привести в порядок собственные мысли. Увидев, что она от меня, как от зверя, отступала назад все дальше и дальше, и когда упёрлась ногами в диван, то просто упала на него. Я пересёк разделяющее нас расстояние в два шага и опустился перед ней на колени.

— Мне ничего не надо, мне не нужна ни сила, ни слабость, ни поводок, плётка или ошейник. Мне не нужно доказывать, что я в этой семье главный, мне уже не нужно абсолютно ничего. Настолько, что я готов на любое твоё решение. Я полгода жил в состоянии того, то, что искал ответы. Мне было проще бросить злое «не люблю», чем признаться в том, что на верхушке лежит конечно, секс. В глубине лежит необоснованное желание быть всегда центром вселенной. Твоей вселенной. И хотя я рационально убеждал себя, что я не имею права конкурировать с тобой, бороться за какую-то семейную власть с тобой, меня все равно триггернуло, что ты стала сильной, ты стала самостоятельной. А значит, возможно, что я тебе окажусь не нужен. Мне важно было ощущать собственную ценность в твоих глазах. А ценности никакой не оказалось, потому что ты полгода строила собственную жизнь. Я безумно рад, что у тебя это получалось, а я не смог. Я не смог из-за того, что моя жизнь была зациклена на тебе. На девочке со сгущёнкой, которая выросла в бизнес леди, и вдруг оказалось, что времени на меня почти не хватает. Я понимаю, как нелогично звучат мои слова в отношении того, что на поверхности лежит секс, а в глубине желание быть центром твоей вселенной. Но только так я могу трактовать свои страхи, желания и планы. Если ещё несколько месяцев назад я с вожделением смотрел на то, как ты облизываешь губы, чтобы в нужный момент вспомнить об этом жесте и сходить с ума, то сейчас мне уже все не важно, мне не важно какой будет секс, мне не важно, как будет дальше все у нас с тобой строится, потому что в нынешнем сейчас я подыхаю без тебя. Самое паршивое, что ты в принципе, можешь мне сказать найди себе любую другую. А оказывается, любая другая мне не нужна. Мне нужна именно твоя комбинация силы, слабости, беспомощности. Какой-то серьёзности, напускной ответственности. Оказывается я просто нихрена не умею быть внимательным. Оказывается, говорить мне намного сложнее, чем делать. Оказывается, я пропускал сигналы того, что ты по факту и не пыталась отобрать у меня никакую власть и так далее. Ты сама признавала, что ты где-то не вывозила. Но я видел только внешнюю картинку того, что ты со всем справлялась, а о том, что у тебя даже ресурса нет на меня, я как-то не слышал или не хотел слышать, чтобы потом ходить и обвинять в том, что ты вот решила стать сильной, поэтому меня это не устраивает. Но нет, меня именно ты устраиваешь. Меня устраивает то, каких детей мы с тобой воспитали, да, к Денису вопросы, конечно, сейчас большие. Но это все поправимо. Я не могу так больше, Вик, я тебя умоляю. Пожалуйста, давай попробуем ещё раз. Мне абсолютно уже без разницы, как. Просто попробуем. И не потому что ты должна как-то измениться, а потому что измениться должен я. Я тебя умоляю, пожалуйста.

Я дотрагивался губами до её запястья и уже не знал, что ещё сказать. Потому что говорить было невозможно сложно, проще было пулю в висок пустить, и голос дрожал, постоянно сбивался. А Вика смотрела на меня, плакала, я не понимал, почему она плакала. А потом, вздохнув. Прикрыла глаза.