Со смертью нас разделяют слезы - Морита Ао

Я даже не нашелся, что тут сказать. С одной стороны, завидовал тому, как она легко призналась, что любит поплакать. С другой – она меня по-своему очаровывала. В нашем возрасте любой ценой стараются не плакать на людях, а она каждый раз устраивает из этого целое представление. Ее вчерашние слезы до сих пор стояли у меня перед глазами: ведь я видел это шоу из первых рядов.

В общем, я уже хотел вернуться за парту, как вдруг Хосино ухватила меня за край школьного пиджака.

– Чего?

– Сегодня будет заседание кружка! Мы собираемся в пустом классе на четвертом этаже. Только я сегодня дежурная и придется задержаться, поэтому иди первым, не жди меня.

– Хорошо.

Одноклассница просияла, отпустила меня и снова вернулась к чтению. Только тут я заметил, что остальные ребята смотрят на нас с любопытством. Видимо, не привыкли видеть, чтобы я с кем-то болтал.

Итак, я вернулся на свое место и какое-то время не спускал глаз с Хосино. С каждой страницей она все сильнее расстраивалась, и вскоре ее брови сложились таким домиком, что стало очевидно: еще чуть-чуть – и разрыдается, как дите малое. И вот среди криков и смеха она в самом деле захлюпала носом, а по щекам покатились слезы. В моих глазах она засияла, будто кто-то направил на девушку яркий луч софита.

Казалось бы, не с моим диагнозом находить красоту в слезах. И все же почему-то всхлипывающая Хосино целиком поглотила мое внимание.

Звонок заставил меня опомниться. Кажется, и девушку неожиданный звук вернул в реальность: она тут же закрыла книгу и промокнула глаза платочком. Все уроки после обеда я постоянно отвлекался, вспоминая блестящие капли, катившиеся из ее глаз, и не усвоил ничего из нового материала.

Первым делом после занятий я притащился в пустой кабинет на четвертом этаже. Хосино предупредила, что задержится, но оставалась еще и старшая участница кружка, которая могла прийти вовремя. Однако за дверью никого не оказалось.

Как и во всех остальных классах, здесь тянулись ряды парт и стульев. Я вспомнил, что Хосино поручила мне сдвинуть четыре центральных стола квадратом, и я выполнил эту просьбу. За одной из сдвинутых парт я и принялся ждать. В средней школе я не посещал кружки, потому сердце билось чуть чаще в предвкушении нового опыта. К тому же я не знал старшую девушку и немного переживал, как пройдет знакомство.

От безделья я проверил, не лежит ли чего-нибудь интересненького в партах, прошелся по классу. Но вот наконец открылась дверь…

– Извини, что я так долго! Ну, давай начинать!

Я был уверен, что увижу старшую школьницу, но в класс вошла Хосино. Бросила сумку на сдвинутые вместе парты, вытащила и запустила портативный проигрыватель с экраном дюймов, может, пятнадцать – чуть побольше, чем у моего ноутбука. Притащила она с собой и несколько дисков.

– Из этих все смотрел? – спросила одноклассница, выкладывая передо мной три коробочки. Два японских фильма и один зарубежный. Я только в этом году по-настоящему открыл для себя кинематограф, потому не знал их.

– Ни одного. Какой самый душещипательный и интересный?

– Да ладно? Они все трогательные, но вот этот – мой любимый. Уже раз двадцать его смотрела, и каждый раз реву белугой. Думаю, он и твое ледяное сердце растопит, так что наплачешься вволю.

Я не поверил собственным ушам, но решил не переспрашивать. Хосино выбрала один из японских фильмов. Судя по аннотации и кадрам на обратной стороне коробочки – любовная драма про старшеклассников с перемещениями во времени. Главный герой раз за разом возвращался в прошлое, чтобы спасти возлюбленную от неминуемой смерти.

Обычно я таких сюжетов избегал, потому что мне сложно сочувствовать героям в ситуациях, оторванных от реальности. Но раз Хосино уверена, что я не останусь равнодушным, то почему бы не дать фильму шанс?

– Хорошо, попробуем.

Я вытащил диск из коробочки и протянул однокласснице. Она тут же его поставила и запустила кино.

– Ничего, что последний член кружка еще не подошел? – уточнил я, и Хосино грустно ответила:

– Она пока в больнице и еще не скоро выпишется. Так что ничего. Все, давай смотреть!

Почувствовав ее напряжение, я не стал допытываться дальше и сосредоточился на фильме. Про старшую в следующий раз расспрошу.

Хосино расплакалась еще в самом начале, когда герои только познакомились. Я сделал вид, будто ничего не заметил: все равно она скажет, что, мол, уже знает, что с ними будет дальше. И все же всхлипывания над ухом не давали мне толком сосредоточиться на сюжете, я постоянно отвлекался. К середине фильма Хосино уже все глаза выплакала, а во время кульминации и в самом деле заревела белугой, как обещала.

Во время титров я встал и потянулся, как всегда делал после киносеансов и долгого чтения. Обычно я еще какое-то время размышляю об увиденном и прочитанном, но нынешнее кино меня мало тронуло, поэтому я просто зевнул.

– Как? Ты не плачешь? Как будто даже радуешься, что наконец-то пытка позади… – дрожащим голосом упрекнула меня Хосино.

Платок, судя по всему, у нее промок насквозь, хоть выжимай, и где-то по ходу фильма она перешла на бумажные салфетки. Впрочем, и картонная коробка в веселенький горошек уже почти опустела.

– Ну, несколько раз я почти заплакал. Но чуть-чуть не хватило, – принялся оправдываться я, чтобы меня опять не назвали бездушным сухарем. На самом деле за весь фильм даже в глазах не защипало.

– Да ну? У тебя веки не опухли, и ты зевал все время.

Тут она попала в самое яблочко, и я замялся. Вот что ты будешь делать? Хоть глазные капли в следующий раз бери! Но ведь их незаметно не закапаешь…

В последнюю салфеточку Хосино высморкалась, а потом выудила из сумки три тома манги и две книги.

– Вот мои самые любимые и самые слезливые истории. Прихватила на всякий случай. Они точно никого равнодушным не оставят, так что почитай на досуге.

– Благодарю.

Притом не покривил душой: ни одну из пяти книжек, которые перепрятал к себе, я прежде не читал. А Хосино тем временем достала голубой блокнотик размером с ладонь и что-то в нем записала.

– Что это?

– А?.. А, что-то вроде журнала кружка. Записываю, что мы посмотрели и прочитали, что было интересного, что пробило на слезу. Посмотри: может, что-нибудь заинтригует? Я тогда принесу.

Хосино подвинула блокнот ко мне, и я увидел надпись на обложке: «Тетрадь слез», а чуть ниже мельче: «Журнал школьного киноклуба». Слово «Киноклуб» шло поверх зачеркнутого двумя чертами «Кружка растроганных до слез».

Я пролистал блокнот. На каждом развороте – по две карточки произведений, аккуратно заполненных, сплошное удовольствие изучать. Впечатлениям отводилось совсем немного места, записи вели лаконично и по делу. Я не ожидал от Хосино такой методичности.

В журнале попадались и знакомые мне произведения. Судя по датам, записи начинались с апреля, и пока блокнот не заполнился даже до середины.

Но, пролистав журнал до конца, я вдруг увидел совсем другие записи и замер.

«Вот бы исчезнуть…» От идущего поперек линовки столбца [5] веяло отчаянием. На соседней странице – такие же крошечные столбцы: «Тяжело», «Кажется, я не выдерживаю…».

– Ой! – Хосино вскрикнула, вырвала блокнот у меня из рук, бросила в сумку и утрамбовала сверху дисками. – В общем, на сегодня все, я домой!

Она пулей вылетела из кабинета, зажав сумку под мышкой.

Я растерялся. К чему эти записи во второй половине «Тетради слез»? Вроде на названия книг и фильмов не похоже, а почерк тот же, что в основной части, – значит, вряд ли кто-то другой это писал.

Неужели Хосино тоже гложет такая беда, что ей белый свет не мил?

С другой стороны, а кому теперь легко? Кого никогда не посещают мысли о смерти? В соцсетях уже вместо «доброго утра» то и дело натыкаешься на «вот бы сдохнуть» и «скорей бы исчезнуть». Да и я не лучше: прекрасно ведь знаю, что успех задуманного мной дела увенчается летальным исходом. В общем, мне ли не знать, что такое происходит сплошь и рядом? И все же я не ожидал, что Хосино такая же. В голове не укладывалось, как столь жизнерадостное создание может вынашивать такие мрачные мысли?