Со смертью нас разделяют слезы - Морита Ао

Без контекста прозвучало угрожающе, и случайный прохожий мог понять ее неправильно, но, к счастью, в этот момент мы никого не встретили.

– Мне кажется, ты просто сама слишком чувствительная. Лучше бы поучилась у меня. Неужели ты не умеешь смотреть кино без слез?

– Еще чего! Умею! Вот увидишь в следующий раз.

Она, сердито сопя и топая, меня обогнала. Все-таки до чего же забавно видеть, как ярко она демонстрирует эмоции.

– На следующей неделе будешь у меня плакать как младенец! – провозгласила она, словно киношный злодей.

Добралась до своего велосипеда, вскочила на него и укатила.

С одной стороны, на кружок уходило много времени, с другой – мне понравились наши киносеансы. Сам бы я никогда не наткнулся на такие фильмы, да и Судзуна Хосино меня искренне заинтриговала: почему она плачет по любому, даже самому смехотворному поводу? Почему не стесняется? И как объяснить депрессивные записи в блокноте?

Предположим, легкость, с которой она плакала, объясняется особенностями характера. В конце концов, я тоже в детстве рос тем еще плаксой. Просто в отличие от нее мне пришлось научиться держать себя в руках и со временем я забыл, что такое слезы.

Окружение меняет человека. Может, и я в компании своей полной противоположности, Хосино, верну давно утраченное? Наверное, наивно на это надеяться, но уж лучше так, чем страдать в одиночку.

Интересно, какие фильмы мы посмотрим на следующей неделе? Впервые я накануне выходных с нетерпением ждал их окончания, хотя сам толком не понимал почему.

И на следующей неделе, и через неделю мы с Хосино устраивали заседания кружка в среду и четверг. Она каждый раз грозилась, что сегодня уж точно заставит меня пустить слезу, но итог всегда был один: она плакала, а я записывал на свой счет еще одну победу. Мы, конечно, не соревновались, но меня очень смешило, с каким упорством она добивалась от меня эмоций.

Мы не всегда смотрели кино, иногда просто молча сидели и читали. Хосино спросила, какие трогательные истории посоветовал бы я, и я сделал для нее подборку. Когда в следующий же понедельник она пришла в школу с опухшим от слез лицом и объявила о полной капитуляции, я не выдержал и в голос рассмеялся. Последние несколько лет я держался от людей на расстоянии, и каждый день общения с одноклассницей казался мне новым и непривычным.

К слову, отец запрещал мне читать всякую чувствительную литературу, потому книжного шкафа я в комнате не держал. Всю «контрабанду» прятал либо под кроватью, либо в запертом ящике. Помню, душа класса, Такахаси, как-то раз пожаловался, что ему некуда прятать порнуху, и я его немного понимал.

Летнее солнце припекало все нестерпимее. Хосино не опускала руки и по-прежнему искала, чем еще растрогать меня до слез. В ход шли не только фильмы и книги, но и радиопьесы и видео из Сети. Как-то раз она притащила двух таких же эмоциональных подруг, и мы устроили киносеанс на четверых. Все трое, кроме меня, глаза выплакали, поэтому атмосферка в кабинете сложилась самая что ни на есть располагающая к душевным переживаниям. На меня поглядывали с неодобрением, и, боюсь, список людей, считающих меня бесчувственным сухарем, пополнился двумя новыми именами. Я, конечно, догадывался, что обязан всплакнуть, если хочу как-то спасти лицо, но ничего не получилось.

Окончательно отчаявшись, Хосино в бессильной злобе даже попыталась скормить мне пачку самой острой лапши. Но мы согласились, что это против правил, поэтому я ограничился лишь дегустацией, а остаток порции, проливая горючие слезы, проглотила она.

Как-то раз в субботу накануне летних каникул – а дело происходило в середине июля – мы устроили первое выходное заседание кружка. Я считал, что киноклуб собирается исключительно по будням, и, когда в пятницу Хосино подошла предупредить меня об изменении расписания, искренне удивился.

Она не объявила программу заранее, поэтому в назначенный час я дожидался одноклассницу на обговоренном ранее месте: на станции, а точнее, возле странного сферического арт-объекта.

– Привет! – крикнула мне Хосино, прибывшая минута в минуту.

На сегодняшнюю встречу она явилась в белой хлопковой кофточке с длинным рукавом и коротеньких джинсовых шортах. Я удивился: кто по такой жаре носит длинные рукава? Неужели она настолько мерзлявая? Но, поскольку раньше мне доводилось видеть одноклассницу исключительно в школьной форме, сердце вдруг пропустило удар. Только прическа осталась неизменной: извечный хвостик.

– Так что, каков план?

– Ну, ну, всему свое время. За мной! – скомандовала Хосино и шагнула к турникету, который пропустил ее, едва она активировала проездной. Я послушно поплелся следом.

Где-то час мы ехали, чередуя электрички и метро. Еще минут пятнадцать шли пешком. Наконец, впереди показался футбольно-бейсбольный крытый стадион, а вокруг нас, как я только теперь заметил, сновали люди в футболках спортивных болельщиков. Видимо, скоро должен был начаться матч: зрители вереницей тянулись ко входу.

– Вот, держи билет. Выиграла в лотерею, так что один дарю, – с озорной улыбкой объявила Хосино.

Я не понял, как футбол связан с деятельностью киноклуба, но молча принял подарок.

– Ты знал, что людей трогают не только кинематограф и литература, но и спорт, а? Я после чемпионатов всегда рыдаю, даже после «Косиэна» [6]. Правда, в нашей школе бейсбольная команда слабая, так что я его только по телевизору смотрела, – объясняла она, пока мы поднимались по лестнице.

Похоже, смирилась, что вымышленными историями мое сердце не растопишь, и придумала новый подход. Однако я никогда не увлекался спортом и сомневался, что меня доведет до слез какая-то игра. Если честно, я и правила-то толком не знал и не понимал даже принципов, по которым мяч мог объявляться «вне игры». Или, скажем, ладно: в бейсбольной команде – девять человек, а в футбольной сколько? Я помнил лишь, что в этой игре всем, кроме вратаря, запрещается касаться мяча руками. Собственно, этим мои познания и ограничивались.

– О, смотри! Вон наши места.

– Неплохие. Особенно с учетом того, что на халяву достались.

Усевшись, мы принялись за бургеры, которые купили по дороге. Передо мной простиралось огромное зеленое поле – мы сидели как раз по центру.

Вскоре спортсмены начали разминку, и зрители, которые заняли места по бокам стадиона, за воротами, подняли вой. Захлопали в ладоши, развернули плакаты, замахали цветными полотенчиками – в общем, поддерживали кумиров кто во что горазд. Меня просто-таки смывало волной их энтузиазма, и я порадовался, что мы сидим далеко от этого безумия.

– Хосино, ты за кого болеешь?

– Как – за кого? Конечно, за хозяев! Ребята в красном. Правда, обычно я смотрю игры только национальной сборной, так что эту команду не знаю, – рассмеялась та.

Губы у нее испачкались в майонезе. Я не стал на это указывать, сделав вид, что не заметил, и терпеливо ждал начала матча. Если до свистка Хосино спокойно уплетала бургер, то с первых секунд игры просто-таки взвилась от переполнявшего ее волнения. Каждый раз, как ее фавориты атаковали вражеские ворота или, наоборот, им грозил гол, она вскрикивала. Меня игра тоже неожиданно захватила, и я сам не заметил, как уже вовсю болел за красных.

– А-а-а-а-а!!! Разини!!!

Прямо перед перерывом они таки пропустили мяч. Хосино от разочарования чуть не сползла по сиденью на пол и тут же повесила нос. Все, кто болел за хозяев поля, ахнули, а фанаты гостей, наоборот, взревели, как еще ни разу за матч.

Во время перерыва, вернувшись из туалета, одноклассница похвасталась:

– Смотри, что купила! Мне идет?

По дороге она успела набросить на шею красный шарф команды хозяев с номером 10 и фамилией игрока: Миягава.

– Ага, очень даже.

– Спасибо. Я уверена, во втором тайме он задаст жару!

Я фыркнул, потому что сомневался, возможно ли вообще переломить сложившийся ход игры, однако почти сразу Миягава и в самом деле забил гол.