Со смертью нас разделяют слезы - Морита Ао

Я глубоко вздохнул и поднялся. Расставил парты по местам и отправился домой. В электричке честно попытался почитать одну из книжек, которые мне выдала новая знакомая, но глаза только скользили по столбцам.

– Доброе утро, Сэяма-кун! Ну как, прочитал? – спросила Хосино на следующее утро, вырастая у моей парты, стоило мне только оказаться в классе.

Все ее вчерашнее смущение исчезло без следа, и она ничем не отличалась от той Хосино, с которой я познакомился в библиотеке.

– Мангу – да. Слезу не пустил. Книги пока не успел, – отчитался я, доставая из рюкзака вчерашние три тома и возвращая их хозяйке.

– Не пустил?! Офигеть! Ты первый на моей памяти. У меня даже в блокноте отмечено, что все рыдают!

– Сожалею, но формулировку придется изменить. Нет на свете такого произведения, которое растрогало бы до слез прямо всех читателей до единого, – вздохнул я.

Хосино поджала губы и, взмахнув хвостиком, упорхнула к себе.

Надо отметить, первым же делом она что-то недовольно записала в «Тетради слез». Я усмехнулся и углубился в чтение романа, который она мне одолжила. Это оказалась семейная драма. Я был уверен, что она предпочитает подростковую романтику, поэтому несколько удивился.

Впрочем, с моим околонулевым опытом в таких делах сложно сопереживать влюбленным подросткам, так что я даже обрадовался. Автора я не знал, но стиль меня сразу зацепил, и я читал с удовольствием. Вскоре раздался звонок, но я только спрятал книжку под парту, чтобы не мозолить глаза преподавателю, а сам продолжил чтение.

Где-то через полчаса я внезапно почувствовал на себе пристальный взгляд. Оказалось, что это была Хосино. Ясно: следит, как коршун, не пущу ли слезу.

Любопытства ради я притворился, как зажимаю пальцами уголки глаз, будто сдерживаю слезы. А сам украдкой поглядывал, как она отреагирует. У Хосино взлетели брови, она вся аж приподнялась на месте. Несколько секунд спустя я опустил руку, встретился с ней взглядом и девушка чуть не рухнула на парту.

Наша пантомима так меня позабавила, что я беззвучно рассмеялся. Хосино тоже неловко заулыбалась, оценив, как я ее провел.

После уроков я собирался сразу уйти домой, но Хосино, которой опять выпало дежурить, меня окликнула:

– Ты куда это собрался? У нас кружок! – со всей серьезностью предупредила она, опираясь на щетку с длинной ручкой.

Она упоминала, что четкого расписания у них нет, но я не ожидал такой частоты встреч. Впрочем, дома я бы все равно бездельничал, так почему бы и не посмотреть еще фильм?

– Хорошо, – ответил я и послушно поднялся на четвертый этаж.

Опять расставил парты, как вчера, и в ожидании Хосино начал вторую книгу. Первую, ту семейную драму, дочитал за пять минут до конца большой перемены, но, увы, так и не заплакал, хотя из всех рекомендаций Хосино эта история запала в душу больше всего. Даже с удовольствием вспомнил, каково это – когда щиплет в глазах. Только книга закончилась прежде, чем выступили слезы. Может быть, если бы автор еще чуть-чуть надавил в финале…

Вторая книга оказалась про любовь, во вкусе Хосино. Два подростка с семейными проблемами. Они доверили друг другу свои тайны и в конце концов влюбились – вот такой сюжетец.

– О, читаешь? Хорошая история, но лучше заранее заготовить платочек… Погоди, а прошлую ты уже закончил, что ли? – спросила вернувшаяся после уборки Хосино.

В руках она сжимала заметно раздутую от вещей сумку.

– Ага. Интересная, но не до слез. Хотя тронула меня больше всех из того, что ты посоветовала.

– Ясно, – пробурчала Хосино, сложила на сдвинутые парты сумку и вытащила целую кипу дисков, которые аккуратно передо мной разложила. Всего я насчитал десять штук.

– С чего вдруг такое богатство?

– Сделала подборку самых трогательных фильмов разных жанров. Выбери из них наиболее многообещающий.

Я по очереди перебрал все коробочки. Тут тебе и романтика, и драма, и фантастика, и триллер, и зверюшки, и спортсмены – все до единого фильмы, судя по рейтингам на обложках, очень популярные, хотя я о них ни разу не слышал. Но я и не следил за трендами. Чувствовалось, что Хосино твердо вознамерилась довести меня до слез.

– Гм-м-м, даже не знаю. Понятия не имею, что меня больше всего трогает.

– Ты говорил, что уже семь лет не плакал. А что такого случилось семь лет назад, раз ты не сдержался? Если не хочешь рассказывать, то, конечно, не надо, но вдруг я пойму, что нужно искать? С родителями поссорился? – с улыбкой спросила она, но я тут же вспомнил мамино холодное тело. Правда, и времени прошло уже немало, поэтому от этого воспоминания я больше не плакал.

– Семь лет назад расплакался, когда не стало мамы. И еще был на грани, когда умерла собака.

Чтобы не смущать собеседницу, я постарался объяснить это как можно спокойнее, но улыбка тут же сползла с лица Хосино, губы задрожали. Я даже испугался, что она сейчас расплачется.

– Прости за дурацкие вопросы…

– Ничего дурацкого тут нет. Брось, я не люблю, когда меня жалеют, – беззаботно отмахнулся я, но хрупкие плечики девушки лишь сильнее поникли.

Удивительная чувствительность. Сегодня я узнал об однокласснице много нового.

Пока она молчала, я снова просмотрел аннотации, выбрал фильм и протянул девушке диск.

– Ой. Точно этот? – пролепетала Хосино, когда увидела название. Экранизация того самого романа, которым я зачитывался сегодня утром.

– Ага, точно. Книга мне понравилась. Наверное, моя слабость – семейная драма.

Каждый плачет о чем-то своем. Кого-то до слез трогают истории любви, а кто-то к ним совершенно равнодушен. Кого-то выводят на эмоции повседневные картины школьной жизни, а кому-то таких людей никогда не понять. Зрители и читатели неосознанно переносят на героев произведений свой собственный опыт. Я ни разу не влюблялся и никогда прежде не участвовал в жизни кружка, потому переживания подобных персонажей мне не близки. Но вот семейная драма – совсем другой разговор.

В финале той книги, которую мне одолжила Хосино, мать умирает от болезни. Я тоже пережил похожую трагедию, пусть и в совершенно иных обстоятельствах, и потому сочувствовал протагонисту намного сильнее, чем в историях другого жанра. Вот почему в итоге выбрал именно этот фильм.

– Хорошо, тогда ставлю. Только учти: можешь расплакаться! – предупредила Хосино, устанавливая диск в проигрыватель.

Чудачка. Вот уж не ей меня предостерегать, когда сама льет слезы над мангой, которую только вчера читала.

Как только фильм начался, мы оба умолкли… Ненадолго. Оказалось, Хосино придумала хитрость. «Так посмотришь на героиню – вроде из нее жизнь бьет ключом. Как же так случилось в конце?» – вдруг вздохнула она. Потом снова: «Как, наверное, тяжело храбриться и скрывать болезнь от родных детей. Сердце сжимается». И еще раз: «Ох, сейчас будет такая трогательная сцена!» Всю первую половину она комментировала каждый ключевой момент. Уже не боялась раньше времени раскрыть мне какой-нибудь сюжетный поворот и планомерно давила на жалость.

– Смотри, тут прямо сердце разбивается! Сейчас слезы польются…

Я решил пропускать мимо ушей ее реплики, так что Хосино заплакала в гордом одиночестве. Накрутила сама себя. Дальше уже она не проронила ни слова.

Глазом моргнуть не успел, как мы перевалили за середину, случилась кульминация, но и сегодня над фильмом расплакалась только моя подруга по кружку. Я слышал, как она всхлипывает и шмыгает носом. Когда фильм закончился, я сам вытащил диск, положил его на место и начал собираться.

Хосино не успокоилась даже после звонка. Мы расставили парты и стулья по местам, снова вместе отправились на выход. К тому моменту она уже не плакала, но глаза и нос у нее так покраснели, что все ребята, которые попадались нам по дороге, провожали нас любопытными взглядами. Наверное, думали, будто это я ее довел, потому что во взглядах окружающих я читал еще и осуждение.

– Слушай, – заявила Хосино по дороге, – для меня это уже спортивный интерес. Я заставлю тебя заплакать!