В разводе. Ты нас недостоин (СИ) - Ива Элль

– Не ерничай, тебе не идет, – бросает, – в общем, давай так... с детьми я буду общаться. Они всё-таки мои. Так что давай договоримся по-хорошему. Выделяй время на наше общение. С меня алименты, с тебя - непредвзятое отношение и даже пикнуть не смей при детях что-то в мою сторону, поняла?

На пару мгновений даже теряю дар речи. Кто-то совсем берега попутал.

– Я ничего тебе не должна, Чернов, – шепчу, еле сдерживаясь, чтобы не заорать во весь голос.

Хотя, думаю, криком до него дошло бы лучше.

Одна его темная бровь дергается наверх.

– А я не спрашиваю, заметь. Я говорю тебе, как нужно сделать. И пока по-хорошему, Эв. Или все будет куда хуже для тебя. Я пока не иду в суд, чтобы опеку разделили официально. Но я пойду, если мы не сможем с тобой договориться полюбовно.

– У тебя уже есть ребенок, – выдыхаю с усилием, – зачем тебе ещё?

В груди что-то свербит болезненно, не то злость, не то смешанный со злостью страх, что мужчина не блефует и выполнит свою угрозу.

Ну спасибо, Мама, удружила... создала проблем на ровном месте...

Он игнорирует мой вопрос.

– У меня будут еще условия, – продолжает, – ты с детьми переезжаешь в дом.

– Какой еще дом?

– В мой дом... где я смогу видеть их каждый день, общаться с ними, чтобы дети привыкали к тому, что у них есть отец. Там у них будет всё, я позабочусь.

Сжимаю зубы так сильно, что они скрипят.

– Я правильно понимаю, что это ультиматум?

– Что-то не так, Эва? – мужчина чуть склоняет голову набок. – Или тебя устраивает ютиться впятером в этой клетушке, где ни у кого нет личного пространства? Или, быть может, у тебя хватает на всё денег? Я понимаю, ты работаешь, стараешься... но твое внимание нужно детям больше, чем деньги. Именно сейчас, а не когда-то потом. Мать, Эва, к тому же должна быть выспавшейся, довольной и красивой, а не усталой и измученной мыслями о том, где достать лишнюю копейку. Считаешь, я не прав?

– Считаю, что ты не имеешь права мной командовать. У тебя здесь нет права голоса, Чернов! Я давно не твоя семья, ты отказался от меня сам! Никто не заставлял тебя подтверждать заявление. И тем не менее, ты отказался от меня и всех своих потенциальных детей так легко, как дышать! И чего ты хочешь теперь? О каких правах заявляешь? На каком основании ты позволяешь себе ставить мне ультиматумы и командовать?

Натан шагает ближе, заставляя невольно отшатнуться. Нащупываю позади себя на плите сковородку. Старую, чугунную, еще бабушкину. Безумно тяжелую. Беру ее в руки, и вижу, как на мужском лице появляется усмешка.

– Серьезно, Эва? Серьезно? Ну давай, огрей меня сковородой, если тебе так хочется. Да только знаешь, твоей ситуации это никак не улучшит. Даже наоборот. Я зафиксирую травму и пойду с нею в суд. Более того, докажу, что ты зарабатываешь недостаточно, чтобы содержать тройню. И тогда суд определит место проживания детей со мной. Ну что, всё еще хочешь заниматься рукоприкладством?

Меня накрывает волной злости. Этот мужчина меня ни во что не ставит. Он не спрашивает, каково было мне, не собирается ничего мне объяснять, или идти на компромисс. Он приказывает, как будто он здесь единоличный хозяин, а я его верная крепостная. Щелкнул кнутом, и побежала выполнять любые приказы.

Натан зарвался… если я и понимаю его недовольство, то не понимаю претензий. Никогда не пойму.

Ему бы сейчас улыбаться мне, извиняться, просить не разлучать его больше с детьми… ведь в первую очередь именно он виноват во всем. Но нет, он только угрожает и давит.

И после этого я не захочу его ударить? Да еще как захочу!

Рука со сковородой взлетает в воздух будто сама собой…

7

Звук был похож на взрыв... ну, или как будто ударили в торжественный гонг, да только празднования потом не случилось.

Мужчина отшатывается в сторону, держась за голову. Стою, испугавшись, сковородка с грохотом летит на пол. Благо, там толстый ковер, и звук выходит приглушенный.

А я почему-то думала, что он перехватит мою руку в последний момент, как-то избежит удара, но нет...

Натан какое-то время дышит тяжело, морщась и прижимая руку к виску, а потом выпрямляется и смотрит на меня.

– Ну что, довольна? Полегчало? – спрашивает зло.

– Не особо...

Слышатся торопливые шаги. Приоткрыв дверь, в кухню заглядывает мама:

– Вы что тут громыхаете, а?

– Деремся, – усмехается Натан, убирая руку от головы.

Мама ахает. У него на лбу слева наливается темный синяк. Ахнув, мама смотрит на меня.

– Ты чего, совсем ополоумела, дура такая?

Не успеваю возразить. Натан поднимает руку ладонью вверх.

– Давайте никто не будет никого оскорблять. Я в порядке. А вот Эва сейчас собирает детей и едет со мной. Напросилась. Я правда хотел по-хорошему, да, Эва? – смотрит он на меня недобро, и я теряю дар речи.

В его взгляде вовсе не вопрос. Приказ, который не терпит никаких возражений.

Кажется, я подставила себя сама... таков и был его план - предложить сначала «по-хорошему», параллельно доведя меня до белого каления своим тоном и приказами, а потом сделать так, как хотел с самого начала... отобрать детей, из чистой вежливости предложив мне поехать с ними.

– Попробуй меня заставь, – шепчу низким голосом.

Мужчина вздыхает, косясь на мою мать. Та упирает руки в бока.

– Езжай, Эва, – говорит она, нахмурив брови, – вы у меня и правда достаточно уже погостили.

Вот значит как. Все нужные слова застревают у меня в горле. Ну и что теперь скажешь? Мама просто выгоняет меня из дома. Вот и всё. Просить ее, умолять? Нет, это значит только еще больше унижений. Она все для себя решила.

И для меня тоже.

Мы ей не нужны, причем не были нужны с самого начала. Быть может, она и терпела нас тут только затем, чтобы однажды явился этот рыцарь на белом коне, похвалил ее за терпение и увёз нас в закат. А еще отстегнул ей приятное вознаграждения за труды.

Кажется, меня загнали в угол. Куда я денусь с тройней? На улицу? Быть может, я и могла бы сообразить какие-то варианты, будь у меня хотя бы пару дней лишнего времени, но... времени совсем нет. И вариантов тоже.

Да и денег не ахти сколько. Что делать? Что?

Отчаяние закипает на дне души.

– Пойду вещи ваши собирать, – заявляет родительница, затем разворачивается и уходит в гостиную.

Я смотрю на Натана.

– Зачем? – шепчу хрипло. – Зачем ты портишь мне жизнь снова? Что плохого я тебе сделала, за что ты так со мной поступаешь?

– Не надо драмы, Эва. Ты прекрасно знаешь, что я не сделаю ничего плохого ни тебе, ни детям. Скорее наоборот. У них будут куда лучшие условия, чем сейчас. Отдельный дом, в котором я буду периодически появляться... иногда ночевать. Ничего сверхъестественного. И ничего страшного. Не стоит себя так накручивать, я не враг ни тебе, ни им.

– Ты уже сделал. И ты нам никто, а позволяешь себе вести себя, как тиран!

– Нет, это ты мне позволяешь, – он снова морщится, касаясь своего синяка кончиками пальцев, – не помню, чтобы ты была настолько агрессивной...

– А я изменщиком тебя не помню, но ты ведь изменил...

Вздохнув, мужчина шагает к дверям.

– Собирайся, Эва. У тебя час. Я пришлю машину. В мою ваши чемоданы не влезут.

Потирая голову, мужчина выходит из кухни.

В моей голове звенит так, как будто я сама только что получила мощный удар чугуном по голове. Очень похоже на то... и лучше уж чугуном по голове, чем то, что сейчас происходит.

Из гостиной долетают голоса, затем щелкает дверь. Натан ушел. У меня есть час до того, как он вернется.

Куда мне деваться, куда бежать? Сердце долбится испуганной птицей в ребра.

Поднимаюсь и на ватных ногах иду к матери. Та деловито перекладывает содержимое детского комода в большую клетчатую сумку. Аккуратно и торопливо, чтобы успеть к прибытию любимого зятя.

– И сколько он тебе отвалил за содействие? – спрашиваю, останавливаясь в дверях.