— Почему это так важно? — Я сцепил пальцы на столе. — Теперь же все уже знают, верно?
— Не все, — ответил Оуэн.
— Ты-то знал.
— Ну... Дженна сказала мне. Она упомянула, что ты сохнешь по Натали уже несколько лет. Хотя, кстати, сегодня утром мне пришлось объяснять это маме, когда она позвонила и сказала, что ты заявился к ним, выглядя как смерть, дважды разогретая в микроволновке. Так что можно считать, что большая часть семьи Мэннов тоже в курсе.
— Прекрасно, — пробормотал я.
— Но знаешь кто всё ещё не в курсе?
Я резко вскочил на ноги, так что кресло отъехало назад:
— Она не знает?
— Нет.
— Но должна хотя бы догадываться!
Оуэн покачал головой.
— Ничего подобного. Именно поэтому она так расстроена. Она понятия не имеет, что это за твой «долгосрочный план». Она думает, что ты использовал её ради каких-то своих целей.
Я кивнул, чувствуя странную смесь облегчения и тревоги. Теперь я не знал, хорошо это или плохо — её неведение.
— Как думаешь, насколько она будет зла, когда всё узнает?
Оуэн издал неопределённый звук.
— Не знаю. Но ты точно это выяснишь, потому что должен рассказать ей сам.
Я почувствовал, как остатки сил будто покинули меня. Было неприятно осознавать, что мне придётся столкнуться с её возможным гневом... или, что хуже, полным равнодушием.
— Сэм, — голос Оуэна стал твёрдым, обретая ту интонацию, которую используют старшие братья, когда пытаются вразумить. — Ты должен всё ей рассказать. Ты обязан это сделать. Да, её идея о фальшивых отношениях была безумной и началась с лжи, но своим молчанием ты только сильнее её обидел. Она не злится — она расстроена.
Я уставился на узорный ковёр своего кабинета.
— Мне жаль, что я её обидел, — пробормотал я.
Оуэн смягчился, его лицо перестало быть таким жёстким.
— Хватит себя казнить. Никто в нашей семье на тебя не злится. Все уже поняли, что ты безнадёжно влюблён в мою сестру. А что касается Натали... — Он замялся, но уголки его рта дрогнули в лёгкой улыбке. — Твоё предложение, конечно, должно было вызвать подозрения, но она упряма до невозможности. Просто не захотела видеть очевидное.
Из груди вырвался слабый смешок — скорее просто выдох.
— Честно? Я вообще не думал, что она поверит хоть в одно моё оправдание. Сам удивился, когда она согласилась.
— Да уж, ещё бы ты не удивился, — кивнул Оуэн. — Так, ты готов встретиться с ней лицом к лицу?
Я стиснул зубы.
— Если она не примет всё как есть, я могу потерять её навсегда.
— Ну, если вспомнить, что ещё этой зимой Нат терпеть тебя не могла... хуже вряд ли станет.
— Если это должна была быть попытка меня приободрить, то она провалилась, — слабо усмехнулся я.
— Послушай, Сэмюэль, — Оуэн посмотрел на меня серьёзно, голос стал мягче. — Я люблю свою сестру. И, признаться, ты мне тоже нравишься. Просто скажи ей правду, ладно?
Я включил телефон и снова посмотрел на снимок, где Натали и я улыбались, прижавшись друг к другу. В груди сжималось всё сильнее при мысли, что могу её потерять. Но после сегодняшних разговоров с Дженной и Оуэном я понимал, что они правы — Натали заслуживала знать всю правду.
— Ты знаешь, где она сейчас? — спросил я, надевая шерстяное пальто и убирая телефон и ключи в карман.
— Конечно, — кивнул Оуэн. — Более того, я уже организовал тебе поездку.
— Да всё в порядке, я могу доехать на своей «Порше».
Оуэн хлопнул меня по плечу, пока мы шли по коридору.
— Сэм, ты уже практически почётный Мэнн. А быть Мэнном — это значит, что ты редко что-то делаешь в одиночку.
— Что это значит?
— Скоро сам увидишь, — ухмыльнулся он.
Минутой позже мы вышли на улицу, и я замер, увидев припаркованный у тротуара огромный фургон с мышью на боку — живое воплощение 90-х. Бабушка Мэнн с силой рванула боковую дверь, крикнув:
— Ну что, красавчик, садись, пока не передумала!
Оуэн пожал мне руку.
— Спокойно, дам тебе честь ехать впереди, — и, ухмыльнувшись, запрыгнул на пассажирское место рядом с бабушкой.
Не так стремительно, как он, я сел на переднее сиденье и захлопнул дверь.
— Ноги держи повыше! — напомнил Оуэн, пристёгивая ремень.
Воспоминания о том, как я выгонял мышь из этого фургона во время предыдущей поездки, были ещё слишком свежими, поэтому я поспешно поднял ноги и сам пристегнулся.
— Добрый день, — поприветствовал меня дедушка Мэнн с водительского места, заводя мотор. — Выглядишь паршиво.
— Уже слышал это сегодня, — буркнул я.
— Я поспорил с Майком на двадцать четыре часа работы за моей циркулярной пилой против такого же количества часов с его бензопилой, что ты будешь выглядеть именно так. — Дедушка Мэнн хохотнул, выруливая на улицу. — Похоже, малышу Майку придётся выкорчёвывать мои кусты!
— Рад слышать, что хоть кто-то получает выгоду из моих страданий, — пробормотал я.
— Настоящий Уорнер! — рассмеялась бабушка Мэнн.
Дедушка Мэнн заговорщически наклонился ко мне.
— Я знал, что мне достанется бесплатная рабочая сила. У меня глаз наметан — я сразу вижу, когда мужчина влюблён.
— Да ну, даже Марджори без своих очков-бифокал увидела бы, что Сэмюэль влюблён в Натали, — фыркнула бабушка Мэнн. — А ведь она без них практически слепая! Как вообще можно этого не заметить?
Оуэн, сжав край сиденья до побелевших костяшек, уставился в пол.
— Ну, по крайней мере, я и половина Фокс-Крика об этом не знали.
— Поздравляю с худшим зрением, чем у Марджори, — отрезала бабушка.
Я попытался выдавить улыбку.
— Спасибо за поддержку.
— Не благодари раньше времени, парень, — отозвался дедушка Мэнн, прочищая горло. — Ты довёл нашу драгоценную тыковку до слёз.
Оуэн простонал.
— Я же говорил маме не рассказывать об этом никому! Нат меня убьёт.
И тут из-под приборной панели выскочила маленькая серая мышь.
Не раздумывая, я схватил свернутую газету с панели и начал размахивать ею, пытаясь попасть в грызуна. Мышь ловко уклонялась от ударов, словно участвовала в чемпионате по акробатике.
— Я не хотел доводить Натали до слёз, — сказал я, продолжая махать газетой, — но надеюсь, она позволит мне это исправить.
— Вот и славно, — одобрительно кивнул дедушка. — Это всё, чего мы хотим.
Мышь наконец ретировалась, скрывшись обратно в панели. Я швырнул газету на место.
— Даже не знаю, расстраивает меня это или радует — ты слишком быстро адаптируешься ко всем нашим странностям, — пробормотал Оуэн.
Мы ехали всё дальше от центра города, и за окнами уже сменились заснеженные поля, а затем густой лес.
— Признаюсь, я удивлён вашим прощением, учитывая, что мне рассказывали про вашу давнюю обиду на моего дедушку Уорнера за то, что он однажды купил последний стаканчик мороженого с определённым вкусом в Черри, — заметил я.
— Это был Мятный Новогодний, — проворчал дедушка Мэнн. — Его продают только два дня в году! И Уолтер Уорнер даже не любит этот вкус! До сих пор обидно, честное слово.
— В любом случае, — вмешалась бабушка Мэнн, — не приписывай нам слишком много благородства. Мы решили быть милосердными, потому что знаем, что тебя ждёт настоящее испытание.
— Испытание? — переспросил я, нахмурившись.
— Скоро поймёшь, — лукаво усмехнулась бабушка.
Если она хотела, чтобы это прозвучало пугающе, то у неё не получилось. Мне уже было достаточно страшно думать о том, как Натали отреагирует на мои чувства. Что бы ни представляло собой это «испытание», оно вряд ли могло быть хуже.
Дедушка свернул на знакомую дорогу. Потребовалась пара секунд, чтобы я понял — мы направлялись к дому моей матери у озера.
— Натали в моём доме? — спросил я, нахмурившись.
Оуэн хохотнул.
— Нет.
Тревожное предчувствие сдавило грудь. Единственное, что могло быть хуже, чем объясняться с Натали о своих чувствах, — это делать это перед всей моей семьёй.
— Тогда... она у моей мамы?
