Алиса в Стране Чудесных Клёнов (СИ) - Арчер Наталия

— Супер! С удовольствием!

Обещание провести какое-то время без дождя почти гарантирует моё согласие поехать куда угодно. Пусть даже в пустыню. Правда, при условии, что она тоже была бы в тридцати минутах езды отсюда.

— Но что насчёт твоего глаза? — наклоняюсь ближе и аккуратно целую его веко. Ни один врач не должен этого делать. Абсолютный непрофессионализм. — Срам, а не ролевая игра, — вздыхаю.

— Если бы, — отвечает Дэннис с усмешкой, пытаясь замаскировать свои слова кашлем.

— Что?

— Что? — отвечает он тем же тоном, глядя на меня невинными глазами.

Мы оба смеёмся.

— Прошу заметить, если ты собираешься использовать поцелуи в качестве лечения, то тогда, определённо, мне нужно увеличить дозировку, — указывает на своё лицо.

Я как-то и не возражаю. Целую ещё раз его глаз, потом висок, щёку, нос…

— Мне интересно, не пострадал ли ты из-за меня, — говорю, чередуя с поцелуями. — Не хотелось бы, чтобы между нами были недосказанности. Или недоизвиняемости…

Дэннис останавливает меня. Ни тени усмешки. Особенно в рубашке и галстуке он выглядит ещё старше с таким серьезным лицом. Красивым лицом, которое я хочу продолжать целовать.

Он встаёт, так что мне нужно сделать шаг назад, чтобы дать ему место, но Дэн сразу сокращает расстояние. Думаю, что он также не хочет находиться слишком далеко, когда есть возможность быть настолько близко. Моё дыхание учащается.

Теперь он бережно берёт моё лицо в свои ладони, чтобы убедиться, что я смотрю прямо ему в глаза. Дэннис произносит, чётко выговаривая каждое слово:

— Элис, прости меня. Это мне нужно извиниться. Мне так жаль, что я не поверил тебе сразу. Я вёл себя как полный придурок. Я не должен был оставлять тебя ни на минуту, как и слушать Лорен или кого бы то ни было другого. Только тебя. Честно, я не поверил ей. Это было семя сомнения, которое она посеяла в моем сознании, — он говорит, а я боюсь пропустить хоть слово, потерявшись в ощущениях от его прикосновений, запаха и тепла, исходящего от его тела. — Видишь ли, она сама изменила мне с Себом, зажимаясь с ним прямо на моём дне рождения. Мы с ним поспорили. Я утверждал, что моя девушка никогда бы так не поступила, но он сказал, что за деньги можно купить всё и всех. Короче, после этого я никогда не хотел знать, как и за сколько именно он её купил, но было легко поверить словам об измене, когда это исходило из уст той самой, которая знает, что такое предательство. Я был зол. Во мне бурлила ревность, которая застилала всё как пелена. Это было несправедливо по отношению к тебе. Мне очень жаль, Элис, что я так облажался. Но я учусь на своих ошибках, поверь мне. Пожалуйста, прости меня… если сможешь.

В его глазах столько боли. Знаю, что он говорит правду.

— Думаю, что я простила тебя в ту же ночь, Дэннис, — “Когда ты мне приснился” — добавляю про себя.. — Но спасибо тебе. Мне было важно это услышать. А теперь не мешай прописанному курсу лечения, — шепчу.

Я замечаю свежий след от рассеченной раны, которая у него, видимо, была совсем недавно. Встаю на цыпочки и целую его мягкую нижнюю губу, там, где проходит красная линия. Он вкусно-сладко выдыхает, и мне ничего не остается, как поцеловать снова, но смелее. Дэннис с готовностью отвечает, лишь крепче обнимая меня. Он целует медленно, осторожно, как будто боится обнаружить, что всё это не по-настоящему. По крайней мере, это то, чего боюсь я. Но если это сон, то мне не нужна явь.

Сейчас я не согласилась бы прервать этот поцелуй, даже если в этот момент в комнату вошёл бы кто угодно, например, мама. Да хоть папа собственной персоной.

Вот какого фига я сейчас думаю о своих родителях?!

Заткнись, Элис, и наслаждайся.

И я прислушиваюсь к своему внутреннему голосу.

15. "История Белого Кролика"

Дэннис

Этим летом, когда Джесс приезжала к нам на каникулы, мы смотрели фильм о каком-то маньяке с идеальным обонянием*. Она смотрела его на французском, чтобы попрактиковаться в языке, так что я в основном наслаждался лишь видеорядом, если можно так сказать о картинах омерзительной грязи чуть ли не средневековой Европы.

Я понимаю на этом чудесном языке лишь “Bonjour” (привет), “Comment ça va?” (Как дела), “Ça va bien” (Я в порядке) и еще пару фразочек. Мы слишком часто повторяли их, когда я ходил на дополнительные занятия в средней школе. Невозможно было не выучить, там бы и обезьяна заговорила. Короче, я не силен во французском.

С оговоркой, если речь только не о поцелуях. Вот тут-то я — профессионал, по ходу, если замерять этот показатель с помощью только что мной выдуманного, специально для этой цели — стон-о-метра.

О, да!

Элис сводит меня с ума тем, что она такая открытая и откровенная, выразительная и впечатляющая, горячая и вкусная, и еще много-много прилагательных, которые я не могу вспомнить. Мой мозг работает иначе, когда я целую эту девушку. Аромат её дыхания, кожи, а также вкус её губ и языка попросту опьяняют меня. Я хочу вдохнуть её, я хочу обнять ещё крепче, но боюсь причинить ей боль, поэтому приходится лишь пассивно этого желать. Я хочу знать вкус, запах, упругость и мягкость, всё она и неё. А-а-а, у меня даже мысли еле вяжутся… Поэтому я могу так сказать. Сейчас я всё могу, так как банально пьян. От любви.

Да, кстати, что там насчёт фильма [31]?

Ну, прочитал я потом книгу, снятую по фильму.

Наверное, наоборот.

Без разницы, короче.

Итак, была там сцена, когда тот урод должен был совершить своё первое убийство. Он учуял запах девушки, что был ароматом “чистой красоты”, делающим все остальные блеклыми, по сравнению с ним. Псих, без сомнения. Тот парень, чьё имя я пропускал во время чтения, называя его просто “Гэ” для краткости (во французских словах слишком много букв, которые всё равно не читаются), был явно ушибленным на всю голову. Тогда я его не понимал. Но теперь понимаю.

Нет, нет, конечно, я не об убийствах. Бли-и-ин, какой же я тупой в данный момент.

Я про аромат. А-р-о-м-а-т.

Элис пахнет чистой красотой. У нее вкус чистой красоты. Она сама вся — чистая красота. Я задыхаюсь от своих чувств, в хорошем смысле этого слова. Я целую её и хочу целовать ещё больше. Я прикасаюсь к ней, но это лишь разжигает желание сильнее. Мне мало. Хочется ради неё сделать невозможное. Всё — для моей Элис.

Я целовался со многими разными девушками, далеко не со всеми ими встречаясь. Смело могу сказать, с уверенностью в 100 %, что ни одна из них не подходила мне та-а-ак хорошо. Как будто мы с Элис созданы друг для друга.

Понимаю, что нам сейчас нужно взять паузу с поцелуями, пока я могу себя хоть как-то сдерживать. А то эти порывы, сделать для моей Элис невозможное, могут сыграть с нами злую шутку, заведя нас слишком далеко.

Элис обнимает меня за шею. Мои же руки превращены какой-то дерьмовой магией в блуждающие создания, которых я не могу должным образом держать под контролем. Они живут своей жизнью, прослеживая изгибы тела моей удивительной девушки, которую я, до сих пор не могу поверить, имею честь целовать и прикасаться к ней.

Ну, вообще-то, я не спрашивал разрешения на прикосновения, но делаю это намеренно медленно, позволяя Элис остановить меня в любой момент. К счастью, она этого не делает. К сожалению, она этого не делает. И у меня такое замечательное воображение, что я срочно должен найти как можно меньше аналогий, связанных с сексом, чтобы хоть немного остыть.

Например, я никогда не думал, что женская талия может быть хорошим примером для описания графика вертикальной гиперболы в алгебре. Гипербола — это две кривые, похожие на бесконечные дуги. Итак, если я проведу пальцами по бокам Элис от грудной клетки до тонкой талии, а затем вдоль прекрасных широких бедер, появится изображение лучшей гиперболы, кем-либо когда-нибудь придуманной. Конечно, эти дуги не бесконечны, но я могу ведь легко провести в обратном направлении и продолжить этот приятный урок, переходящий в геометрию, где я изучаю полусферы. Те, что сзади. Я не переступаю черту. Или… Нет. Нет, право, сегодня не стоит.