Алиса в Стране Чудесных Клёнов (СИ) - Арчер Наталия

Так вот, это кресло подходит только для одной задницы, и как же этой глупой штуковине везёт, что именно на ней сейчас сидит такая шикарная попа.

Конечно, мне трудно думать о чём-то другом, когда Элис играет с положениями сидения, привлекая всё моё внимание к себе. Это кресло, венец творения офисной мебели, имеет: регулировку угла наклона спинки, расположение коленей, подгонку по высоте подлокотников и плюс один сюрприз, о котором Элис пока не догадывается. Что ж, там, определённо, есть, что можно понастраивать и покрутить, но взвинчивая отчего-то меня.

— Тут больше разнообразных позиций, чем в дорогущих автомобилях, — говорит она со смешком. — Сколько секунд этому стулу требуется, чтобы разогнаться с нуля до шестидесяти миль в час?

— Элис, если ты перестанешь меня отвлекать, я чуть позже с удовольствием покажу тебе, сколько секунд точно требуется для разгона мне, с демонстрацией позиций, — обещаю полушутя. — А теперь перестань вертеться и посмотри на меня, пожалуйста, — прошу, чувствуя себя отчего-то одиноким, не видя её волшебных глаз.

Хватаюсь за одну из её тонких лодыжек, ставя её на “якорь”, чтобы она передохнула, но в то же время для меня это лишь противоположность успокоению. Располагаю её ножку в стильной туфле у себя на коленях, наслаждаясь хоть такой близостью, и начинаю рассказывать историю, финалу которой я обязан только Элис.

— Помнишь, я говорил тебе, что мой биологический отец бросил нас, когда мне было около десяти лет?

— Да, помню, — тихо отвечает она, прикусывая свою сладкую нижнюю губу, наверное сострадая мне-ребёнку, потому что Элис очень добрая.

— Ну, на самом деле тогда он ушёл от нас во второй раз, — вздыхаю, но заметив её жалостливый взгляд, отворачиваюсь, чтобы мне не стало неловко за это. — Нет, сейчас мне не грустно из-за этого, не переживай. У меня лучший в мире отец, замечательная семья и всё так, как и должно быть. Я не сожалею ни о чём, что когда-либо случилось в моей жизни, — в эту секунду снова встречаюсь с ясными глазами Элис и понимаю, что мои слова уже не являются правдой. — Точнее, я раньше никогда не сожалел ни о чем, что произошло до того, как я облажался с тобой. Это была поворотная точка в моей жизни, изменившая меня.

— Надеюсь, что эта перемена была к лучшему? — спрашивает она с лукавой улыбкой, игриво подталкивая меня ногой, которую я держу.

— Если это вдохновлено тобой, то по определению не может быть плохим, даже не сомневайся, — отвечаю с нежностью.

— Что ты имеешь в виду, говоря “ушёл из семьи во второй раз”? Как так? В первый раз он отделался устным выговором или штрафом?

Я усмехаюсь. Элис может сделать так, чтобы всё звучало не так ужасно, как есть на самом деле.

— Да, что-то в этом роде. Когда он ушёл в первый раз, мне было семь лет. Я помню, как будто это случилось вчера. Мне было хреново, — тут я не всё договариваю. На самом деле, тогда я ревел без остановки, но я слишком крут, чтобы признаться в этом вслух, несмотря на то, что в то время мне пока можно было не скрывать своих чувств. — А потом я вдруг стал проблемным ребенком. Я постоянно дрался, грубил и превратился в типичную шпану и хулигана школы. Представляешь, я булил Скотта, например. Странно подумать, что теперь мы — хорошие друзья. Дело в том, что у него была полная семья, как из каталогов магазинов, где все улыбаются и любят друг друга. И каждый раз, когда его отец приходил за ним в школу, я злился. Потому что мой отец никогда не забирал меня, это почти всегда делала наша соседка. Но сейчас я не об этом, — поспешно добавляю, заметив, что глаза Элис увлажнились.

Ни в коем случае больше не хочу быть причиной её слёз. Когда-либо. Хм… Если только от радости или восторга, на грани экстаза. С этим-то, думаю, что справлюсь.

Дурак, да успокойся ты уже!

Я рассеянно провожу рукой по её ноге от лодыжки до колена, наслаждаясь ощущениями.

Кхм.

— Ну, мама простила его немного позже, видимо, ради меня. Я нуждался в отце, и он был хорошим вариантом… являясь моим отцом по рождению, знаешь ли, — усмехаюсь. — Короче говоря, им удалось продержаться вместе почти год. Я не представлял, во что это выльется всем нам. Мы все были несчастны. Когда мне стукнуло девять с половиной, он собрал свои вещи, чтобы переехать в Торонто, откуда он родом. Он так и не нашёл постоянной работы в Ванкувере, поэтому мы были единственным препятствием для его возвращения обратно к себе. В тот день отец пришёл в мою комнату, сказал, что любит меня, но ситуация сложилась не в нашу пользу, или что-то в этом роде, и ему нужно было уйти. Повторял, типа всё, что ни делается, всё к лучшему, и когда я вырасту, я пойму его. Он вручил мне свой последний подарок. Прощальный. Снял свои наручные часы и протянул их мне, прося помнить о нём. И я запомнил. Я положил эти часы на свой стол, чтобы вспоминать его каждый день. Только не в том смысле, в каком он хотел. Я держал в памяти лишь каким дерьмовым родителем он был, и что второй шанс ранит гораздо сильнее, чем в первый раз.

Когда я стал достаточно большим, я начал носить эти часы в качестве постоянного напоминания. Я думал, что это защитит меня от ошибок в будущем. “Никогда не позволяй никому дважды ударить тебя в спину” стало моим девизом по жизни. Если кто-либо делал мне что-то плохое, этот человек был потерян для меня навсегда. Никаких вторых шансов, как ты сказала, — говорю, печально улыбаясь.

— Как ты себя чувствовал, когда он ушёл во второй раз? — спрашивает Элис, кладя свои сложенные руки себе на колени и наклоняясь ближе ко мне.

Заправляю выбившийся локон ей за ухо, с кайфом вспоминая, что это именно я ненароком растрепал её великолепную прическу во время поцелуя. Тем не менее сейчас её волосы выглядят ещё лучше. Особенно для меня.

— Я был в порядке, так как понял, что вначале мной был выбран разрушительный путь, как мне разъяснил школьный психолог. Тогда я понял, что стал единственным мужчиной в семье, принимая тот факт, что отец уже не вернётся. Никому не хотелось, чтобы он заставил всех нас наступить на те же грабли. Мне было достаточно. Всем нам. Нельзя было позволить ему причинить нам ещё больше боли. Поэтому я сдержал свой гнев, запечатав его в тех часах в знак того, что никогда этого не забуду. И я не хотел расстраивать маму, поэтому стал “хорошим мальчиком”. Ненавидел же я только отца. Если что-то плохо, то это его вина. Мы редко разговаривали. А после инцидента с моей сестрой три года спустя я вообще перестал поддерживать с ним хоть какие-то контакты, снова обвиняя его и не позволяя ему доказать мою неправоту. Я закостенел в своём упрямстве. Кстати, Элис, иногда я бываю таким бараном, сам в шоке, поэтому, пожалуйста, учитывай на будущее, что я страдаю от этого уже долгое время, но пытаюсь исправиться.

— Надеюсь получить полный список твоих недостатков вечером по почте. Мне нужно знать, во что я ввязываюсь, — отвечает Элис, пытаясь заставить меня улыбнуться.

Она определенно в этом преуспевает.

— Но вот, мама познакомилась с Джеком на хоккейном матче, на который она привела меня в один ненастный, холодный день. Я влюбился в эту игру. Потом Джек стал жить с нами, и мне было легко начать называть его папой. Он — отличный отец, несмотря на то, что мы не связаны кровным родством. Но мы связаны духом, спортом и любовью к моей маме. Всё это было как-то естественно.

Я жил так больше четырех лет, а потом встретил тебя. И ничего бы не изменилось, если бы я так сильно не облажался, — глажу её по щеке, и она прижимается к моей ладони, закрывая глаза.

— В конце концов, твой отец был прав. Ведь всё происходит к лучшему, верно? — бормочет она.

— Да, это правда, — с радостью признаю.

Тут мы слышим приглушенный стук в стену, Элис вздрагивает, широко распахнув свои изумрудные глаза.

— Эй, голубки, я зайду через минуту, вам лучше бы вести себя прилично, — говорит моя сестра из своей комнаты.

Мы оба смеёмся и откидываемся назад на спинки. Так, на всякий случай.