Любовь, которую ты вспомнишь (СИ) - Сивая Рина

– Да. Нам нужно поговорить.

Я не стал садиться, а остался стоять недалеко от прохода и складывал руки на груди. Слышал, что где-то позади остановилась Сара, но выгонять ее не спешил. Во-первых, не мой дом, во-вторых, мать все равно перескажет ей весь разговор, но легко может добавить что-то от себя, выставляя меня в невыгодном свете. Так что пусть сестра слушает, может, сделает какие-то свои выводы.

А выставить себя в невыгодном свете я и сам собирался.

– Говори, – Габриэлла отставила чашку на блюдце и подняла на меня свои голубые глаза. После чего улыбнулась шире, будто действительно не понимала, для чего я приехал.

– То, что ты вчера устроила в моем доме, – начал было я, но был перебит в типичной для сеньоры Солер манере.

– О, так ты наконец-то прозрел?

Я скрипнул зубами. Хотя чего еще я мог от нее ожидать? Надеяться на извинения было глупо – вот я и не надеялся.

– Давно было пора, – кивнула своим же словам мама и плавным движением поднялась на ноги. – Надеюсь, теперь ты разведешься с этой меркантильной мерзавкой на заставишь ее заплатить за клевету и попытки подсунуть нам чужого ребенка.

– Это мой сын! – мой голос громыхнул, как удар грома, заставив мать непроизвольно отшатнуться. С ее лица сползла улыбка, а в глазах появился нехороший блеск. Тот же, которым вчера она пугала Анну в моей гостиной. – И моя жена! Которую ты не имеешь никакого права оскорблять!

Меня трясло от злости настолько, что я шагнул вперед, устремляя на Габриэллу взгляд, полный предупреждения. Но мать ему не вняла.

– Ты полный глупец, Диего, – вздернув вверх подбородок, заявила мама. – Из-за своей травмы ты не понимаешь, что тебя водят за нос.

– О, я это прекрасно понимаю! Вчера понял, когда ты посмела угрожать моему ребенку!

Губы на лице сеньоры Солер презрительно скривились, выдавая все ее эмоции, хотя глаза оставались холодными.

– Я никому не угрожала.

– Я там был! – напомнил ей то, что Габриэлла, кажется, забыла. – И слышал каждое слово! Поэтому не смей внушать мне, что я что-то понял не так!

– Ты там был, но так ничего и не понял! – Габриэлла резко выпрямилась, ее голос зазвучал жестко, почти металлически. – Ты позволил этой женщине втереться в твою жизнь, в твой дом, в твои деньги! И даже теперь, когда тебе показали правду, ты продолжаешь защищать ее!

Я почувствовал, как пальцы сами собой сжались в кулаки.

– Правду? – мой голос прозвучал тихо, но с таким ледяным спокойствием, что даже Сара, стоявшая позади, сделала шаг вперед, будто собиралась броситься мне наперерез. – Ты хочешь поговорить о правде? Хорошо. Давай поговорим.

Глава 50.

Диего Солер

Я медленно подошел ближе, глядя матери прямо в глаза.

– Правда в том, что ты никогда не уважала мой выбор. Ты всегда считала, что знаешь лучше всех и меня самого, что именно мне нужно. Раньше у тебя не получалось так сильно влиять на мою жизнь, а теперь – как удобно? Я потерял память, забыл все, что было мне дорого. И ты, – я указал на нее пальцем, – этим тут же воспользовалась, сообщив единственной женщине, которая имела для меня значение, что я умер!

– Я такого не говорила! – с титаническим упрямством продолжала стоять на своем моя мать, разочаровывая этим еще больше.

Возможно, если бы она хотя бы попыталась оправдаться, объяснить свои решения, я бы изменил свое. Но каждым своим словом она лишь еще больше убеждала меня в том, что я поступаю верно.

– Но ты понимала, как именно выглядят твои слова, – неожиданно резко для себя произнесла Сара и шагнула вперед, чтобы я видел ее краем глаза. – И ты хотела, чтобы их восприняли именно так.

Глаза Габриэлла увеличились в размере не меньше чем на треть. Вот сейчас я верил, что мать не играла, а действительно была удивлена: она не ожидала, что дочь выступит против нее.

Я, если честно, тоже не ожидал, поэтому оборачивался к сестре.

– Хави показал мне то сообщение, – пояснила нам обоим Сара и вновь устремила взгляд на нашу общую мать. – Это было очень жестоко, мам. Даже для тебя. Но знаешь, что я тогда подумала? Что если бы кто-то написал мне такое о Серхио... я бы никогда не простила. Даже матери.

Сеньора Солер усмехнулась. Горько.

– То есть вот какой вы меня теперь считаете, да? – в ее интонациях было так много драмы, что я невольно поморщился. Мать продолжала играть спектакль даже тогда, когда ее со всех сторон зажимали в угол. – Теперь мать для вас плохая! И все из-за чего? Из-за какой-то русской девчонки!

Взмахнув руками, мама как подкошенная опустилась на диван, но ни я, ни Сара не бросились к ней. Вероятно, не я один чувствовал неискренность.

– Ты всегда излишней к ней придиралась, – пожала плечами Сара. – А ведь Анна в целом была неплохой девушкой.

Получать такую поддержку от сестры было несколько непривычно. В те времена, когда я по крупицам собирал осколки своей прошлой жизни, с вопросами о своей жене я обращался и к Саре с Марией. Но если последняя в своей привычно-легкомысленной манере отмахнулась от меня словами, что не слишком много проводила с нами времени, то другая сестра была более откровенной. Правда, ее рассказы звучали сухо и по-деловому, без деталей или каких-то оценок, из чего я сделал вывод, что Сара придерживалась маминой точки зрения.

Но сейчас я вдруг осознавал, что все было не так. То, что я принимал за сухость, – это типичная для Сары сдержанность; отсутствие деталей – это недостаток информации от того, что Сара и Анна действительно мало общались.

Сестра мало говорила не потому, что не хотела плохо отзываться о моей жене. И не потому, что поддерживала мать.

Всего лишь потому, что особо рассказать мне Саре было нечего.

– Она и тебя успела обработать? – прищурившись, шипела мать на старшую из своих дочерей. – Эта гадкая интриганка…

– Хватит! – снова повысил я голос, заставляя сеньору Солер замолчать на полуслове. Я больше не собирался выслушивать оскорбления в адрес Анны и уже предупреждал об этом. – Мама, ты, кажется, не услышала, что я сказал совсем недавно. Я не позволю тебе втаптывать в грязь имя моей жены!

– Бывшей жены! – перешла на крик мать. – Когда ты с ней разведешься…

– Я не собираюсь с ней разводиться!

Я впервые произнес это вслух – и почувствовал, как спадает напряжение, а злость уступает место облегчению. Я не собирался разводиться с Анной. И, кажется, это решение я принял уже давно.

Мои слова шокировали мать сильнее, чем неожиданная поддержка Сары. В глазах сеньоры Солер мелькнуло что-то, чего я раньше никогда не видел – страх. Настоящий, животный страх потерять то, что она так отчаянно пыталась удержать.

Но было уже поздно.

– С этого дня, мама, ты больше не приходишь в мой дом, – отступив, поставил я ее перед фактом. – Не звонишь мне. Не пишешь. Ни мне, ни моей жене. А если однажды захочешь увидеть внука – только через меня и только тогда, когда я буду уверен, что ты не навредишь ему.

Габриэлла побледнела и вскочила с дивана еще быстрее, чем на него падала.

– Ты… ты не можешь так поступить. Я твоя мать!

Кажется, до нее наконец-то дошло, что я не шутил. Но сдаваться и идти на попятный я не собирался.

– Могу и поступаю. То, что ты меня родила – единственная причина, почему я еще разговариваю с тобой. Но если ты попробуешь снова вмешаться в мою жизнь – я исчезну из твоей навсегда.

Ответных слов ждать я не стал: развернулся и пошел к выходу. Мне в спину донеслось мое же имя, произнесенное дрогнувшим голосом, но сердце осталось непоколебимо.

Я не обернулся, но остановился у выхода, когда ко мне обратилась Сара:

– Довезешь меня до студии? Я сегодня без машины.

Кивнув ей, я вышел из квартиры и вызвал лифт. Тот распахнулся сразу же, будто заранее знал, что я захочу уйти как можно скорее.

Когда двери закрылись, я впервые за долгое время почувствовал, как что-то внутри меня… освободилось.