Наша навсегда (СИ) - Зайцева Мария

— Василисушка, надо! Иначе вынесут дверь!

— Да пусть выносят…

— А потом как? А вещи? Вдруг, что-то ценное там?

— Да что там может быть ценного…

Мне приходит в голову мысль, что я ни разу после похорон мамы не была в квартире. Даже как-то не задумывалась о том, что надо прийти, хотя бы посмотреть, что там и как. У нее цветы какие-то оставались. Продукты в холодильнике… Документы мамы были в больнице, ее вещи, телефон и ключи от дома, тоже. Я их просто приняла и положила… Куда-то.

Или отдала?

Нет, положила.

Встаю, шлепаю босыми ногами по теплому прогретому полу к тумбе у входа, где Камень обычно кидает все листки, рекламу и счета, что засовывают в почтовый ящик у ворот.

И нахожу там пакет с вещами из больницы.

Ключи тоже тут.

— Василиса! Ну так я вызываю МЧС? Но за сохранность вещей не ручаюсь!

А ведь там могут быть мои детские вещи… И фотографии… Возможно. Мне бы хотелось их сохранить.

— Хорошо, я приеду в течение получаса, — решаюсь я и отключаюсь.

Проверяю сообщения, и вижу целых два от моих любовников. А еще от отца, Маринки и Ирины.

“Малышка, ты — самая сладкая. Приеду, сладко выебу”

Это Лис.

“Маленькая, срочно уехал на полчаса. Не теряй, люблю тебя”

Это Камень.

“Вася, как проснешься, перезвони мне”.

Это отец.

“Вася, Михо про тебя говорит все время. Приезжай сегодня, погулять сходим вместе”

Это Марина.

“Мать, ты видела заходы? Это космос, детка! Очень жду, когда ты сваяешь для меня что-то настолько же офигенное!”

Это Ира.

Перечитываю все эти сообщения и улыбаюсь.

Вот я дурочка, думала совсем недавно, что никому не нужна. А, оказывается, стольким людям интересно, что со мной…

Из всех контактов выбираю Лешку.

— Маленькая, проснулась? — голос его, низкий и спокойный, гудит в ухо тепло и ласково, — как ты? Там на столе мы пожрать оставили.

— Да… Я видела, — кошусь на стол, там реально что-то стоит. И от этого тоже тепло-тепло. — Мне надо к родителям в квартиру съездить…

— Вернусь, и съездим, — покладисто соглашается Лешка.

— А когда ты вернешься?

— Через пару часов. У меня тут запара…

— Это долго…

— А чего за срочность?

— Да там прорвало трубу… Надо приехать, открыть квартиру.

— А как они тебя нашли?

— Да старшая по дому всех на уши подняла, в больнице ей мой номер дали…

Камень молчит, переваривая информацию.

— Нет, — говорит он, наконец, — пока я не приеду, ты будешь дома.

— Но там заливает! Откроют без меня, непонятно, что с вещами будет…

— Тебе там вещи какие-то нужны?

— Я бы хотела убедиться, что ничего ценного не осталось… Фотографии, например…

Я говорю и понимаю, насколько неубедительно звучат мои возражения.

Но Камень относится к ним серьезно.

— Так… — он отвлекается и рявкает на кого-то, бубнящего в этот момент что-то неразборчивое, — пошел нахуй отсюда! Заебал! — и снова возвращается ко мне, — прости, маленькая. Мир полон дебилов… Слушай, Лис тоже не сможет, его сейчас ебут в управлении. Или он ебет, я не разобрался еще в том, кто там кому подставляется. Главное, что этот процесс долгий и болезненный. Я сейчас с Большим свяжусь.

— Да мне неловко… — мне и в самом деле неловко, стольких людей напрягла. Да еще и в доме у родителей кого-то заливает, пусть и не по моей вине, но все же…

— Не выдумывай, — суровеет Камень, — и не вздумай никуда выходить одна, поняла? Сейчас все решим. Жди.

Я отключаюсь и, несмотря на нервозность ситуации, улыбаюсь. За меня все решат.

Надо же, это может быть безумно приятно…

63

После разговора с Камнем я чуть-чуть бегаю по стенам, судорожно придумывая, что делать, если ни у кого не получится со мной съездить на квартиру родителей.

Но мучаюсь я недолго, потому что через пять минут Лешка перезванивает:

— Маленькая, одевайся, с тобой двое ребят твоего папаши сгоняют. Туда и обратно только, лады?

— Да-да, конечно!

Я быстренько собираюсь, прихватываю ключи, и, к тому моменту, когда в дверь аккуратно стучат, уже полностью готова.

У моего отца “ребята” очень похожи статью на него самого. Такие же здоровенные, с массивными руками и бородатыми физиономиями лесорубов.

Они молчаливы, но предупредительны.

Деликатно подсаживают меня на высокий приступок огромного хаммера, причем, не гражданского, а явно армейского, не приглаженного по углам и довольно жесткого в подвеске. Мы мчимся по солнечному городу привычной до каждой выбоины дорогой и, наконец, подъезжаем к знакомой до боли в сердце детской площадке.

Боже, сколько я играла здесь! И сколько раз я смотрела на нее из окон своей квартиры. Смотрела и думала, что именно вот тут и пройдет моя жизнь. В этой песочнице будут играть мои дети.

И все внутри сопротивлялось, восставало против этого!

И теперь, глядя на убогую деревянную горку, развалившийся остов песочницы, я думаю, что та девочка, изо всех сил стремящаяся вырваться из этого всего, была очень-очень сильной.

Потому что многие не вырываются. Многие даже не осознают, что живут.

А я… Я осознала.

Я вырвалась, словно бабочка из темного кокона, полетела на свет. Обожглась, да.

Но эти краткие мгновения я жила! Я любила! Я так горела!

Это того стоило.

— Я одна, наверно… — мне ужасно неудобно стеснять занятых взрослых мужиков, заставлять их ходить за мной, словно охрана.

Во дворе стоит аварийка, толпится народ, и мне надо быстрей подняться, пустить рабочих в квартиру. Понятно уже, что здесь чисто бытовая ситуация. — И потом доеду на такси.

— Нет, Василиса Витальевна, — коротко говорит один из них, пугая меня непривычным отчеством, — мы с вами. Все проверим, поможем, если потребуется…

Пожимаю плечами, решив больше не спорить. В конце концов, там реально могут мужские руки пригодиться.

Выпрыгиваю из хаммера, подхожу к гомонящим у подъезда людям. В основном, пожилые все, старушки. Парочка женщин с детьми. Мужчин нет.

— Василиса, ты, что ли? — спрашивает меня одна из них.

Я смотрю, узнавая ее чисто визуально. В одном дворе жили же, встречались на прогулках. А имени не знала даже никогда.

— Это я тебе звонила, — говорит она, — Галина Ивановна!

— А-а-а… Да… — мычу я, — что там?

— Да заливает все! — тут же начинает докладывать она, — пошли, откроешь квартиру! А это кто? — она косится на молчаливо стоящих за моей спиной мужчин.

— Это со мной, — коротко информирую ее и, чтоб избежать дальнейших расспросов, двигаюсь к подъезду.

Меня провожают удивленные внимательные взгляды соседей. С некоторыми из них я, возможно, даже общалась когда-то, но сейчас вообще не могу вспомнить их лиц. И тем более — имен. Стерлось все из памяти, как несущественное.

Мы поднимаемся к квартире родителей, я слышу, как следом тяжело топают ремонтники, которых, судя по всему, позвала Галина Ивановна.

Я открываю дверь.

Картина, конечно, удручающая. Воды много, в прихожей плавает обувь. И пахнет затхлостью покинутого помещения. Вероятно, и в холодильнике протухло все, что может протухнуть.

Я отхожу в сторону, пропуская аварийную службу.

Шлепая по воде, они проходят, что-то делают там, внутри. Затем возвращаются обратно:

— Перекрыли воду, вентиль сорвало, — коротко говорит один из них, — надо сантехника вызывать, чинить. Воду откачивать.

Я судорожно соображаю, как это все делать, но один из сопровождающих меня мужчин, спокойно отстраняет меня в сторону и говорит:

— Василиса Витальевна, вам лучше вернуться в машину. Мы все решим.

— Но… Я бы хотела пройти… Забрать кое-что…

— Через час это можно будет сделать. Вы пока погуляйте. Иван вас проводит.

Судя по всему, говоривший со мной мужчина, чьего имени я, к своему стыду, так и не спросила, в этом тандеме старший, потому что второй, Иван, лишь кивает и приглашает меня спуститься вниз.