Свадебное проклятье (СИ) - Колесова Наталья Валенидовна

В Алексе.

И в Чэне Маркусе.

— Нет, почему, можешь, — отвечает он безо всякой интонации. — Ты имеешь право думать, что угодно. Но это… очень обидно, Эби.

И я срываюсь.

— Обидно?! Ему обидно! А мне не обидно, не страшно узнавать от других то, что должен был сказать ты сам? Гадать, почему молчал, когда я восхищалась и жалела Алекса? Почему не сказал мне: дура ты, принцесска, твой принц вовсе не рыцарь без страха и упрека, а настоящая жадная жаба!

— Эби, я же просто не хотел тебя расстраивать!

— Да ты просто боялся, что я не поверю, разозлюсь и никогда не выйду за тебя!

Чэн закрывает на мгновение глаза. Когда открывает, вина и растерянность в них уступает место злости.

— Ну вот узнала ты, что один твой жених кобель безмозглый, а второй — ублюдочный делец? Тебе стало легче?

— Легче? Нет. Но я сейчас тебе хотя бы верила.

— То есть уже не веришь? Думаешь, я вернулся, каким-то образом проскользнул мимо всех тамошних охранников и камер, скинул твоего женишка с верхнего этажа и, потирая руки — дело сделано, ублюдок наказан, путь свободен! — решил до кучи жениться на его невесте? Высокородной Эбигейл Мейли?

Смотрю на него через всю комнату:

— А так всё и было?

— Эби, проклятье! — Чэн оказывается рядом так быстро, что я не успеваю не только отшатнуться, но и даже испугаться. Хватает меня за локти. — Да услышь ты меня наконец!

Гляжу в близкие глаза: что в них? Гнев, растерянность, досада? Страх? Чувствую себя настолько отвратительно, что хочется, чтобы корчились все вокруг. И я спрашиваю:

— А ты уверен, что не говоришь иногда: смотри-ка, Браун, ты давно гниешь в могиле, а я жив и здоров, и сейчас трахаю твою невесту?

Сама от себя таких слов не ожидала, что уж говорить о недолгом муже! Чэн стискивает мои руки сильнее, но говорит только после долгой паузы:

— Эби, я самый обычный человек и… наверняка не самый лучший. Я тоже могу думать что угодно. Прошу, суди не по словам, не даже по моим мыслям — по поступкам. Клянусь, я никого не убивал. Клянусь, что подумал о браке, лишь когда увидел тебя в приемной твоего отца. Клянусь, я просто не хотел тебя лишний раз расстраивать.

— Ты сам сказал — по словам не суди. Отпусти, больно!

Вырываюсь и ухожу ближе к кухне. И к выходу.

— Тогда скажи, что я должен сейчас сделать.

— Я хочу остаться одна.

— Эби…

— Я боюсь.

— Меня?!

Не то что боюсь: мне неприятно, тесно… душно находиться с ним рядом. В одном доме.

Я должна все обдумать, когда никто и ничто не будет мешать.

И я молча киваю.

Чэн срывается с места так стремительно, что я вздрагиваю; заметив это, он вскидывает ладони и проходит мимо подчеркнуто осторожно. Подхватывает с дивана телефон, ключи от машины со столика у входа. Не поворачиваясь, произносит:

— Поговорим, когда ты успокоишься. Пожалуйста, не забывай кушать.

Аккуратно прикрывает за собой дверь. Ушел он, как был, в домашней одежде…

Я без сил опускаюсь на стул у кухонного стола и утыкаюсь лицом в ладони. Вздрагиваю, когда через полчаса бессвязных мыслей раздается звонок — что там Чэн успел надумать?! Или просто что-то забыл? Но усталый доставщик вручает мне целую коробку заказанной еды.

И что мне теперь с ней делать?

Что делать со всем этим?!

Глава 7. Свидание в одиночку

Я въезжаю под приподнятый шлагбаум и останавливаю «жучка» рядом со зданием нового цеха. Выхожу и оглядываюсь. Чэновской машины не видно; еще не приехал? Сегодня выходной, на заводе безлюдье и тишина. Лишь цикады безмятежно поют в уцелевшей от бетона и колес грузовиков траве, да в затянутом жемчужной дымкой небе кружит высоко черная птица. Прислонившись к захлопнутой дверце машины, я подставляю лицо неяркому солнцу. Отдыхаю. Жду.

Набираюсь сил для предстоящего разговора. За эти недели я успокоилась, успела на много раз всё обдумать и — пусть нехотя, частично — понять чэновские мотивы и поступки.

…Но это были очень долгие недели.

Я думала, думала и думала — на работе, над студенческими тестами, у телевизора, в кровати перед сном и просыпаясь утром. Голова была готова лопнуть от неотвязных мыслей, вновь потянуло к таблеткам доктора Пан. Ну уж нет! Я совершенно не собираюсь впадать в депрессию лишь оттого, что кое-кто оказался лгуном… пусть даже «умалчивателем» мне во благо. Пришлось согласиться и с тем, что я знала Алекса лишь с одной стороны. Возможно, в браке он никогда бы не показал другие черты своего характера или заставил бы смириться, как отец маму.

Пришлось увиливать от все более настойчивых приглашений родительницы, пока та сама не посетовала, что дорогой зять Чэн, к сожалению, сейчас очень занят, но обещал вскоре обязательно наведаться — даже без ее приглашения и наготовленного на добрый десяток человек ужина; но ты все равно предупреди меня заранее, хорошо, Эби? Я испытывала смешанное чувство — нечто вроде благодарности Чэну, что успокоил маму, и раздражения: значит, так уверен, что скоро все обязательно наладится?

Он присылал мне ежедневные дежурные сообщения типа «с добрым утром, спокойной ночи, ела ли ты сегодня», которые я так же методично удаляла, пока Чэн не пригрозил, что если его продолжат игнорировать, явится с проверкой сам. Пришлось отвечать «да, нет, ничего». Как и на звонки позже. Разговоры были короткими и малосодержательными. Он рассказывал, как дела на работе и у Альбины, спрашивал о моих, получая все те же односложные однотипные ответы. Никаких больше извинений и попыток оправдаться. Иногда просто подолгу молчал в трубку, что сначала меня ужасно бесило, а со временем стало даже смешить.

Потом пошли цветы. Каждый день. На третий раз доставщик из соседнего цветочного магазина начал загадочно улыбаться, на пятый комментировать: «Какой у вас парень настойчивый и щедрый! Видать, сильно вас любит!» На седьмой я не выдержала и позвонила Чэну сама. Голос ответившего мужа был осторожным и удивленным:

— Эби? Что-то случилось?

— Да! — раздраженно ответила я. — Перестань превращать мою квартиру в оранжерею! У меня скоро аллергия разовьется!

— Ну… — улыбка в голосе, — я думал, ты их все выкидываешь, вот и присылал замену.

Первые выкидывала. Но один букет уж очень красивым оказался, так и быть, пусть остается. А вон тот, нежный, я поставила в спальню. А этот пусть будет на кухне. Для симметрии.

— Я пока еще с тобой не разошлась, так что сейчас ты тратишь и мои деньги!

— Я как раз собирался еще немного потратить, — вкрадчиво начал Маркус. — Что ты думаешь о новой сумочке?

Устояв, ответила холодно:

— Я уже просмотрела каталоги; в этом году интересных моделей больше не выпускают. И вообще могу и сама себе позволить купить сумку.

Муж молча сопел в трубку: похоже, других предложений у него заготовлено не было.

— Эби, а можно я…

— Нельзя! — отрезала я — И перестань присылать мне цветы!

— Хорошо, — согласился послушный муж, и вечером домой привезли очередной букет.

А еще через неделю я получила раритетное издание сборника поэзии — как раз такой мечтала заполучить в свою пока еще маленькую коллекцию. С замиранием сердца оглаживала ветхий переплет, переворачивала хрупкие страницы, выхватывая взглядом знакомые строки и имена древних поэтов…

Не раздумывая, набрала номер.

— Это прекрасный подарок, но как ты узнал?.. — Осенило. — А, наверное, с Захарией посоветовался? Он и подсказал, чем может меня поразить и смягчить?

— Опять Захария?! — раздался недовольный голос Чэна. — Только о нем забудешь, как опять возникает! Просто сорняк какой-то! Нет, дорогая женушка, (на радостях я не стала поправлять, что, возможно, уже ему не жена. Хоть и дорогая, да) я САМ проконсультировался и САМ отыскал на аукционе эту древнюю, но почему-то страшно дорогую книжонку… Вот от чего у тебя скорее аллергия случится, чем от моих безвинных цветочков! Нет бы купить нормальное современное издание, оно и проживет куда дольше, чем эта рухлядь!