Цвет греха. Чёрный (СИ) - Салиева Александра

Эх, а я так надеялась побывать в самом Бремене.

Должно быть, старинный портовый город очень красивый…

Но да ладно. Тем более, что сама усадьба тоже выглядит воистину величественно. Ещё на подъезде к ней я замечаю, что гостей там собирается немало. И все такие… важные. Даже служащий, приветствующий нас по выходу из машины, и тот во фраке, чопорно склонивший голову, как какой-нибудь дворецкий у английского лорда, с самым великодушным видом принявший вместо виновников торжества привезённый нами подарок.

Трижды влюбляюсь в своё платье!

Правда, до поры, до времени...

Это чувство меняется, едва осознаю, что в чёрное тут облачена исключительно прислуга. Да мы. Все остальные же гости — разодеты преимущественно в светлых тонах, хотя не менее роскошно и дорого.

— Может быть сегодняшний день и твой, но все остальные точно лишь мои будут, — ворчу в сердцах, продолжая оглядываться по сторонам.

Внутрь здания мы не заходим. Обогнув основное строение сбоку, оказываемся с другой его стороны, где разбит очаровательный сад.

— Не зарекайся, — одаривает меня встречной насмешкой опекун, беря за руку.

На ровном месте чуть не запинаюсь. Останавливаюсь.

Что значит: «Не зарекайся»?!

Опять он…

Как есть, издевается!

Не только осмыслить, но и отобрать свою конечность, чтобы возвести дистанцию, тоже не получается.

— А что, так понравилось быть моим папочкой? — язвлю с расстройства.

Тут же прикусываю себе язык.

Да только поздно.

Память ему не сотрёшь.

А жаль…

В тёмном взоре моментально вспыхивает нечто дикое, тяжёлое, хищное и жгучее. Не злится. Хуже. Сжимает мою ладонь в своей крепче, притягивает к себе ещё ближе. Мою скулу опаляет его дыхание, а я проклинаю себя за проявленную неосторожность, когда над ухом раздаётся тихое и вкрадчивое:

— Для твоего же благополучия лучше бы тебе пока не знать, что мне действительно нравится, вредина моя.

Вмиг до самой глубины души пробирает!

Вот что мне стоило промолчать?

Я же обычно всегда именно так и поступаю. Неспроста зачастую великолепно срабатывает, чтобы не нарваться на ещё более худшее.

Но нет же…

Чтоб его!

И меня.

И вообще…

Не буду поддаваться!

Как решаю, так и делаю вид, что ни разу не смущаюсь, словно совсем не цепляет это его ещё более двусмысленное замечание, нежели предыдущие. С самым независимым видом вздёргиваю подбородок выше.

— Иначе что? — бросаю с вызовом.

И совсем не ожидаю, что встречный удар будет настолько сокрушительным.

— Иначе все твои дни станут моими. Все до единого.

Чуть не падаю. Насколько слабыми колени становятся. Хорошо, вспоминаю, что мы тут на празднике. Руку свою у него не забираю, но возобновляю шаг, хотя и не уверена, что двигаюсь в верном направлении. До слуха доносится ненавязчивая тихая мелодия. На неё и иду. Не прогадываю. Постепенно та становится чуть громче, а встречающихся на пути разодетых людей — всё больше.

Если правильно расцениваю, свадьба устроена в стиле французского прованса. Среди обилия растительности расставлены винтажные столы и стулья, накрытые кружевом и воздушными тканями, мастерски и гармонично вписавшиеся в окружающее, украшенные цветами сдержанных оттенков и множеством искусных композиций. В специально подобранных горшочках, чайничках, баночках и бутылках красуются ветки оливы, лаванды, пучки трав, гроздья винограда, а плетеные корзинки, шкатулки и старинная посуда — как финальный штрих среди щедро накрытого праздничного угощения в том же стиле французской традиции с поистине царским обилием вина, сыра и миниатюрной выпечки.

— Айзек, — слышится от сопровождающего меня, и я обращаю внимание в ту же сторону, куда направлен его взор.

Больше ничего не говорит. Да и не останавливается. Не совсем понимаю по какой причине, но всего лишь кивает в адрес стоящего поодаль ото всех высокого светловолого мужчины. Очевидно, чтобы я поняла, о ком он говорит. Тот, как и все присутствующие выглядит безукоризненно, одетый с иголочки, и выделяется на фоне толпы минимум на полголовы, в силу своего немалого роста и плотной комплекции. Нас вовсе не замечает. Обманчиво-лениво опирается плечом о ствол дерева в тени его густой кроны, украшенной бледно мерцающими фонариками. Наблюдает за происходящим, а взгляд — проницательный, тяжёлый и почти мрачный, не чета остальным беззаботно выпивающим и развлекающимся. Направлен на свадебную арку, роскошно украшенную цветами и лентами, под которой стоит жених, судя по всему, ожидая появления своей невесты.

— А свадьба всё-таки чья? — интересуюсь невольно, вспомнив о том, что так и не знаю, каким именно образом мы ко всему происходящему относимся.

Может быть, я опять сильно впечатлительная. Или же у этих братьев просто стиль такой по-жизни — быть, как непоколебимый камень, отталкивая от себя остальных людей одним своим видом.

Но…

Да.

Братья же!

Убеждаюсь в этом вскоре. Сразу, как только приближаемся к парочке, которые, в отличие от остальных, будто знают меня, очень уж пристально разглядывают. По крайней мере — девушка. Очень красивая обладательница густых медных кудряшек, заколотых на затылке, украшенных цветком в тон к лиловому платью, лучезарно улыбается, стоит нам оказаться рядом. А находящийся за её спиной брюнет, плотно прижимающий свою спутницу к себе, улыбаться вовсе не собирается. Вот уж кому понятие — суровый, точно подходит. Ему примерно около тридцати, чуть старше Айзека. Возможно, если бы не щетина на его щеках, выглядел бы чуть мягче, хотя всё равно вряд ли бы это добавило его облику доброжелательности и приветливости, слишком отчётливо читается в его глазах абсолютная непримиримость, настолько тёмная, как во мрак заглянуть.

Кай.

Не ошибаюсь.

Бывший муж моей матери обращается к нему по имени, как и к девушке, когда они обмениваются приветствиями, которые заканчиваются на мне:

— Знакомьтесь, Асия. Моя… Кхм…

Замолкает. Явно не потому, что ощущает себя неловко, ему такое чувство вообще незнакомо. Скорее выбирает выражение настолько опять двусмысленное, чтоб я вновь захотела во всех своих грехах покаяться.

Вот и не оставляю ему такой возможности!

— Дочь, — заканчиваю за него.

Да, немножечко мстительно.

Он…

Не отрицает.

Зато лицо Эвы вытягивается в явном шоке.

Что ж…

Моя месть удаётся.

Ибо нечего было так на своей опеке настаивать!

Глава 25.2

Ну а то, что его ладонь сжимает мою настолько сильно, что мне почти больно становится…

Потерплю!

Пусть и сама сжимаю другую ладонь в кулак, впиваясь ногтями во внутреннюю сторону, что терпелось проще.

И не только это.

— А тебе… сколько? — интересуется Эва.

Явно пытается прикинуть, как так выходит.

Не разочаровываю.

— Он — мой отчим. И опекун, — поясняю. — Ненадолго, — вношу немаловажным уточнением.

Так и подмывает добавить, что едва ли часов одиннадцать остаётся до сего момента, а потом зарекаться или нет, я буду уж точно сама решать. Но то, конечно же, остаётся при мне. Не хочется казаться ещё более странной. Тем более, что мои слова сопровождаются мрачным многозначительным взглядом от Адема Эмирхана, который тоже явно в долгу за мою выходку не останется.

Но мне не привыкать!

К тому же, мимо проходит официант, у которого Эва забирает два бокала шампанского, один из которых вручает мне. Мужчины явно предпочитают что-то покрепче, раз им не достаётся. Да они и без того больше заняты завязавшимся разговором между собой, чем остальным, вот я и, после недолгих размышлений о том, что прежде алкоголь не употребляла, пробую… вернее, пытаюсь. Чужие пальцы по-хозяйски цепляются за стекло, не позволяя и полглоточка сделать. Слишком неожиданно для меня, чтобы я правильно среагировала. Игристый напиток разливается. На платье. Моё, конечно же.