Цвет греха. Чёрный (СИ) - Салиева Александра

— Вот же… — вздыхаю в досаде.

Возвращаю внимание к опекуну, вкладывая во взгляд вспыхнувшее негодование: «Что? Мне и это нельзя?».

Весь список тогда бы сразу озвучил что ли!

Того, что я могу делать, а что нет. То, что до сих пор вынуждена ему подчиняться, хотя вроде как у него и нет на это больше никакого права, хотя он считает обратное…

Опять бесит!

Настолько, что вновь хочется его ударить.

Или себя.

Чтоб не реагировала так из-за любой ерунды и наконец нашла в себе ту бездну терпения, что позволит пережить сегодняшний день до конца.

Завтра…

Просто уйду.

Верну себе свою жизнь!

И тогда не придётся сражаться с самой собой, чтобы выдержать встречный взор, полный тьмы и обещания.

С трудом ведь выдерживаю…

— Мне нужно в уборную, — нахожусь с первым же предлогом, чтобы отвернуться.

Бокал оставляю ему, раз он так нужен внезапно становится. Разворачиваюсь в сторону главного здания, к которому примыкает сад.

— Я провожу, — предлагает Эва.

Её голос доносится мне в спину. Не останавливаюсь. Да и она по какой-то причине сама за мной так и не следует. И это хорошо. Мне нужно побыть одной, не только успокоиться, но и вернуть себе хладнокровение, вспомнить о сознательности и найти точку опоры, чтобы удержать хотя бы видимое равновесие.

Не осталось ведь ничего из этого…

Самое худшее, дело не в бокале ведь шампанского!

В чём-то ином.

В том, что буквально сжирает изнутри, не даёт ни шанса на спасение. А в голове вновь и вновь, как на треклятом повторе заезженной пластинкой проносится: «Иначе все твои дни станут моими. Все до единого».

Что это значит?

Это. И другое. Всё остальное.

Тогда, когда сам же отверг меня.

И…

Нет!

Нельзя. Даже мысли допускать. Вспоминать.

Позволять над собой издеваться тоже не буду!

Отпущу. Избавлюсь. Вымещу.

Да хоть на том же камне, который попадается по пути, и который я от всей души пинаю. Он пролетает по обочине, отлетает к дороге, а я только теперь выныриваю из своих мыслей, с изумлением уставившись на ограждение периметра усадьбы, до которого дошла, хотя и не планировала выбирать данное направление. Так погрузилась в свои мысли, что просто шла и шла.

Пришла.

Да и ладно!

Я всё равно там чужая. Никто не хватится.

А я хотела посмотреть Бремен…

Как захотела, так опять и перехотела.

Стоит шагнуть к калитке, чтобы пройти дальше, как резная решётка с вензелями передо мной с шумом захлопывается. Рука, что её удерживает, слишком знакома, чтобы я могла сделать вид, будто удивлена и не ожидаю чего-то подобного. Так и замираю, когда эта самая рука сжимает прутья настолько крепко и сильно, что вены проступают от напряжения, а моего затылка касается обжигающее дыхание, вместе с тихим и злым:

— Разве я тебя не предупреждал, чтобы ты так не делала?

Глава 25.3

Замираю. Напрасно. Пара секунд проходит, а на моём правом запястье защёлкивается стальной браслет.

А ведь почти забываю об этих наручниках!

— Ты… — оборачиваюсь. — Ты… — со словами так и не нахожусь от переполняющего меня возмущения. — Зачем? — хмурюсь и обобщаю, как могу.

Стоящий за моей спиной на это лишь холодно ухмыляется, пока я понимаю, что вторая часть оков изначально сомкнута на его руке, то есть он фактически пристегивает меня к себе самому.

— Предупреждал, — словно и не слышит меня бывший муж моей матери, сам же на свой вопрос отвечая. — Но раз ты хорошо воспринимаешь только этот вариант, будь по-твоему, — заканчивает напоказ снисходительно.

Звучит так, словно это я сама такую идею ему подкидываю. Да и сменой тональности его голоса не обманываюсь. Слишком колючей чувствуется та тьма, с которой он на меня смотрит, глаз не отводит. Как и не отодвигается. Наоборот. Теперь, когда обе наши правые руки сцеплены металлом, а другая ладонь мужчины по-прежнему с силой сжимает прутья калитки, я оказываюсь в капкане своеобразных объятий. Не отойти. Не вырваться. Удаётся развернуться, пусть и с небольшим неудобством, но уже хоть что-то. Для начала.

— Сними! — не прошу, откровенно требую.

Ответом мне становится ещё одна холодная ухмылка.

И немного задумчивое:

— Ты мне приказываешь?

Кажется, он удивлён.

А может, мне просто кажется.

Не в том суть!

— Я. Сказала. Сними, — выдавливаю из себя сквозь зубы. — Немедленно. Сейчас же!

Я бы тоже удивилась. Если бы он меня послушал. Но на этот раз Адем Эмирхан — сама предсказуемость.

— Иначе что? — заинтересовывается.

Опять меня бесит!

— Иначе… — всё также сквозь зубы цежу я чуть ли не по слогам, тем самым оставляя себе возможность придумать дальнейшее. — Я на тебя пожалуюсь!

И да, мне не кажется.

— В самом деле? — снова удивляется опекун.

Вдвойне бесит!

— Да, представь себе! Так и сделаю! Вызову полицейских. Если сам добровольно не хочешь, значит, они это сделают! — меня определённо начинает нести не в ту сторону, но я уже не могу остановиться, слишкам зла на него. — Потому что, что бы ты ни думал и ни говорил, ты больше не имеешь никакого права меня удерживать и уж тем более указывать, что делать, а что нет! А если так подумать, то и раньше если и было у тебя какое-либо право, то уж точно не наручниками меня пристёгивать! — вспоминаю и об этом, обвинительно ткнув в него указательным пальцем на волне бушующих эмоций. — Что тебе надо вообще от меня? Мать мою ты нашёл! То, что она у тебя забрала, тоже нашёл! Тебя же больше ничего не держит около меня, так забирай, что хотел, и оставь меня в покое! Оставайся тут, или где ты там жил до меня, в Стамбул возвращаться тебе вовсе не обязательно! Можешь даже не утруждаться меня туда возвращать, я как-нибудь сама, без тебя разберусь! Мне не…

Не договариваю. Не запоминаю даже, что собиралась высказать. Банально возможности такой не остаётся. Пока кричу на него, пропускаю тот момент, когда мужская ладонь соскальзывает с железа. Не успеваю вовремя зафиксировать и то, как она смыкается на моём затылке. Крепко. Запрокидывая мою голову. Чтоб заткнуть меня.

Поцелуем…

Настолько внезапным для меня и ошеломляющим, что не только воспоминания и мысли, вообще всё на свете путается и исчезает. Земля из-под ног, и та уходит. Теряю с ней связь. Почти задыхаюсь от того напора и властности, с которыми он вторгается в мой рот.

Секунда. Другая.

А может, куда дольше…

Отстраняется также резко.

А я…

Теряюсь. Уж точно не больше секунды.

— Да пошёл ты! — выдаю в сердцах.

Возможность выражаться у меня вновь отобрана. То ли целует. То ли наказывает. Глубоко. Долго. Жадно. До головокружения. До судорог в пальцах, которыми я цепляюсь за его плечо в поиске опоры, только бы не свалиться с ног. И да отвечаю. Не могу не сдаться. Слишком остро когда-то хотелось самой ощутить каково это, когда возможно быть настолько близко, чувствовать и растворяться. В нём. Впервые.

И…

Да пошло оно всё!

Не только он!

То и вкладываю. В хлёсткую пощёчину, которой одариваю его, едва представляется такая возможность.

Хотя вряд ли она звучит громче ударов моего сердца, что колотится так гулко и часто, словно в последний раз.

Жалею ли?

Ни разу.

О том, что ударила.

И ударила бы ещё раз!

Но моя ладонь перехвачена. Вздёрнута вверх. Как и другая, та, что в стальном браслете. Одной своей рукой он с лёгкостью удерживает оба моих запястья. И опять пленит мои губы. Больше не отпускает. Крепко сжимает за талию. Целует снова и снова. Даже после того, как у меня никаких сил не остаётся на новые возражения. Стоять  самостоятельно тоже становится сложно. Колени слабеют. Рассказать об этом я не могу, ведь нет у меня такой возможности. Но мужчина и сам это каким-то образом понимает. Подхватывает выше, а после прислоняет спиной к кованому забору плотнее, продолжая поддерживать. Мне позволено опустить руки. И лишь для того, чтобы обнять его за шею. Он чувствуется под моими пальцами чертовски обжигающим. А может это мой разум сгорает, превращается в пекло. Ничего уже не понимаю. Лишь тянусь ему навстречу вновь и вновь, будто от этого зависит моя жизнь и я умру, если перестану его чувствовать.