Развод. Предатели (СИ) - Дюжева Маргарита

На подоконнике сидел Левшанов, в окружении своих приятелей и громко ржал, показывая что-то на телефоне. В памяти тут же всплыла его перекошенная от вожделения морда и цепкие лапы на молочно-белых бедрах Вероники.

Артема передернуло. Он скрипнул зубами и прошел мимо, но в спину прилетело насмешливое и наглое:

— Чего не здороваешься, Ланской. Как дела у мамули?

Артем моментально покраснел. Обернулся зло и резко…и опешил.

Потому что, глядя на насмешливые лица однокурсников, абсолютно четко осознал: все в курсе произошедшего. В курсе того, как какая-то актрисулька поимела семейство Ланских.

Не ожидал он, что столь неприглядное событие окажется достоянием общественности, не думал, что Левшанов начнет трясти грязным бельем перед своими дружками, да еще и ржать при этом, как конченый дебил!

— Она мне не мать! — огрызнулся он, внезапно почувствовав себя так неуютно, как никогда прежде в жизни. Его будто голого перед вышвырнули на городскую площадь перед толпой, и теперь эта толпа потешалась над ним. Тыкала пальцами, отвешивала нелестные шуточки и комментарии.

Его крутило от возмущения. Это отцовская жена, не его! Он вообще не имел к этому никакого отношения, но почему-то был вынужден обтекать. Разве это справедливо?!

— Да ладно тебе, не скромничай. Ты же сам хвастался, мол смотрите, какая у меня классная новая маман взамен старой. Аж палка дымилась от восторга.

Ланской покраснел еще истошнее. Его грязный секрет, оказывается не был ни для кого секретом. Сначала Вероника считала его интерес, теперь Левшанов…а с ним и весь гребаный универ.

— Я не говорил такого!

— Говорил, говорил. Да, парни?

Его дружно поддержали, вспоминая слова, которыми неосмотрительно бросался Ланской, прибывая на волне собственной офигенности. Он вообще много чего говорил, не ожидая, что все сказанное могло быть использовано против него самого. Он же самый крутой! Кто захочет катить на него бочку?! Оказалось, желающие были.

— Она мне не мать! — повторил громче и нервнее, — она просто…просто шалава подзаборная! Которая присосалась к моему отцу.

— О, да, — мечтательно хохотнул Левшанов, — присасываться она мастерски.

Хотя преподаватель уже пожаловал, и большая часть потока зашла в аудиторию, Игнат продолжал глумиться под дружный хохот подпевал, а Ланской почему-то не смог уйти, только стоял и жалко огрызался, вызывая еще больше ухмылок среди однокурсников.

Он был жалок и сам это чувствовал. Привыкнув всегда быть на коне, Артем оказал не готов к насмешкам. Всем было плевать на то, какой он крутой, на то, что он из богатой семьи или на то, что у него самые охрененные кроссовки в универе. Плевать на то, как он управлялся с мячом, и то, как лихо гонял по ночным улицам города.

Внезапно выяснилось, что все то, чем он гордился и выставлял напоказ, не имело никакой ценности для остальных. Им было гораздо веселее и интереснее слушать пошлые шутки Левшанова, чем унылый бубнеж Ланского.

— Блин, у нас прям как в анекдоте получилось, да Темыч? — угорал Игнат, — как там было? Я твой мать крутил.

И следом за этим еще пяток совершенно нецензурных вариаций этой фразы.

— Я вам так скажу, парни. Мамка у Ланского зачетная, как в том фильме про пирог. Помните?

В этот момент Егор – здоровенный как горилла и такой же боевой, — подошел к Левшанову, схватил за грудки и рывком стащил с подоконника.

— Эй! — возмутился было Игнат, но уже через миг оказался припертым к стене, — да я тебя сейчас…

Не договорил, потому что поддых со всего маха впечатался здоровенный кулак.

— Сука, — наглец с хрипом сложился пополам, а Егор, бесцеремонно ухватив его за плечо, снова впечатал в стену и произнес:

— Называй вещи своими именами. Ты крутил на одном месте не его мать, а всего лишь мачеху. Вот об этом хоть как говори. А мать трогать не смей…Ей и так не повезло с некоторыми.

Он небрежно кивнул в сторону Артема, который все так же стоял, словно истукан и не мог и двух слов сказать.

— Ты меня понял?

Левшанова еще раз вдавило в стену.

— Да понял, я понял, — тот нервно тряхнул плечом, скидывая с себя чужую лапу, — не дурак.

— Мир? — хмуро спросил Егор, протягивая раскрытую ладонь.

Игнат шмыгнул носом, поморщился, но руку пожал:

— Мир.

После этого подхватил с подоконника рюкзак и пошел в аудиторию, по ходу зло задев Артема плечом.

— С дороги, Ланской!

Его прихлебатели отправились следом и, спустя пару мгновений в коридоре не осталось никого кроме Артема и Егора.

Тот подошел ближе, смерил таким взглядом, что Ланской на миг решил будто и ему сейчас прилетит, а потом убийственно спокойно произнес:

— Это должен был сделать ты.

— Я…просто…ну…

— Слабак, — выплюнул Егор и ушел, тоже задев плечом, причем так сильно, что Артем чуть не отлетел в сторону, словно резиновый мяч.

— Эй!

На его возмущение никто не отреагировал. Даже не обернулся.

Он остался один в пустом коридоре и со стойким ощущение того, что его с ног до головы облили говном. Макали в него с упоением и восторгом, а он ничего не смог сделать, чтобы это остановить. Невнятно мычал, как какой-нибудь никчемный...слабак?

Слова Егора гремели внутри, разъедая своей мерзкой правдивостью.

Слабак и есть. Потому что, подойдя к дверям в аудиторию, за которыми уже раздавался степенный голос преподавателя, Артем не нашел в себе сил зайти внутрь. Постоял, переминаясь с ноги на ногу, а потом стремительно развернувшись пошел прочь.

Глава 27

— Знаешь, что это вообще такое? — хмуро спросил Берг.

— Полный звездец по всем фронтам, — ответил Ланской-старший с сопением растирая ладонями лицо.

Даже такому упертому мужику как он, нужна была поддержка. Он долго варился в собственном соку, крутился, как белка в колесе, пытаясь разрулить неприятную ситуацию, в которой оказался по чужой вине. Не зная ни сна, ни отдыха бомбил, отражая атаки врагов – набрал команду злых юристов, дергал за все нити, которые только были в его распоряжении, активировал все связи.

Так просто сдаваться он не собирался. Сидеть, сложив лапки, и ждать, когда ушлые твари отберут то, что он строил годами! Как бы не так! Он будет биться, до последнего! Зубами будет грызть, когтями рвать!

Он и грыз, рвал, сражался с десятиглавым змеем, коварно опутавшим своими кольцами. И хотя с виду был кремень, стальной мужик, способный свернуть горы ради своей цели, но кто бы знал, как он задолбался. Вот просто от души.

Хотелось выйти в поле и орать дурниной, пока голос не превратится в надорванный стон. Это и правда был звездец. Полнейший. Всеобъемлющий. Как будто до этого спокойно прожил целую жизнь, а теперь все те неприятности, которые когда-то могли случиться, но не случались, собрались в одном месте и одном времени и обрушились смертоносной лавиной.

Будто везде все краники подкрутили, лишая притока кислорода.

— Звездец, это да, — согласился Берг, — но речь не об этом.

— А о чем? — Ланской уныло посмотрел на давнишнего приятеля.

— Я просто хочу прояснить некоторые моменты.

Николай пожал плечами, мол валяй, проясняй.

— Ты принял на работу какого-то мутного хмыря и полностью доверил ему все юридические вопросы фирмы.

— Он зарекомендовал себя как хороший специалист. Я выбирал его по рекомендациям реальных людей и послужному списку. Все эти годы, я проблем не знал с Борисом. У него поразительная способность выкручивать любую ситуацию в свою пользу. При этом безотказный, как папа Карло. Пахал молча и не отсвечивал. Я ведь его и в хвост и в гриву, и в выходные, и в праздники… а он только вздохнет, лоб свой потный салфеткой протрет и дальше.

— Ты ведь в курсе, что такие люди – это ходячие бомбы с часовым механизмом. Что они терпят, терпят, а потом срываются.

— Я об этом не думал, — Ланской пожал плечами, — меня все устраивало. Пальцами щелкнешь, и он бежит с тапочками в зубах.