Сладкое господство (ЛП) - Райт Кения

На потолке с книжкой в лапах сидел синий дракон в очках.

Эйнштейн усмехнулся, глядя на дракона, а потом взял с полки роман.

– «Маленькие женщины» – только в синем кожаном переплете с золотым тиснением, на котором написано, что эта книга принадлежит «Цветку лотоса». Совершенство.

– Правда?

– Каждое издание, без сомнения, создано специально для этой библиотеки. – Он провел пальцами по позолоченному обрезу страниц. – Великолепно. Теперь мне срочно нужно переделать свою домашнюю библиотеку.

Он поставил книгу на место, подошел к краю стеллажа и бережно вытащил том в бирюзовой кожаной обложке, внимательно изучая обложку.

– «Бойня номер пять». Снос башни.

– Можешь взять пару книг, если захочешь.

– Вполне возможно, что так и сделаю.

– Отлично. Только верни их, когда прочтешь.

– Разумеется. – Эйнштейн поставил книгу обратно на полку и посмотрел на меня. – Хотя... я ведь знаю, что ты пригласила меня на эту экскурсию не только ради книг.

Я улыбнулась.

– Ты никогда не подводишь, когда дело касается того, чтобы просчитать чужие ходы.

– О чем ты хочешь поговорить, Мони?

Я подошла ближе.

– Марсело терпеть не может читать и помнит только старую спортивную статистику. У него есть чутье на расширение влияния и умение доводить до конца силовые комбинации, но придумывать их он не станет. Эту часть он всегда оставляет тебе.

– Марсело изменился с тех пор.

– Но я ведь не ошибаюсь?

– Пока нет.

– Бэнксу плевать на законы и правила. Уверена, он даже не знал, что такое Закон 480, пока ты не рассказала ему на этой неделе.

Эйнштейн, улыбаясь, взял еще одну книгу, раскрыл ее и внимательно посмотрел на страницы.

– Бэнкс и Марсело считают, что ты не на своем месте на Востоке. Но, по-моему, они ошибаются, и ты только что это доказала.

Я уперла руки в бока.

– Почему ты сказал Марсело и Бэнксу подключить Диму и сегодня же поднять тему Закона 480? Потому что я уверена, никто другой бы на такое не додумался, кроме тебя.

Эйнштейн не отрывал взгляда от книги.

– Мне было интересно, что из этого выйдет.

– Мне нужен более внятный ответ.

– Я бы хотел взять эту книгу. – Он поднял ее. – «451 градус по Фаренгейту». Я читал ее в детстве, но уверен, сейчас она заиграет совсем иначе.

– Забирай. – Я склонила голову набок. – А ты вообще чего-то ждешь от всей этой истории с Законом 480?

– И вот это была еще одна причина, по которой ты хотел, чтобы я пошла на эту встречу. Ты знал, что без меня рядом с Марсело у банды Роу-стрит не останется ни единого шанса всерьез заявить, что Лэй нарушил закон.

– Я был удивлен, что ты вообще пришла.

– Мы подняли тему закона не для того, чтобы уничтожить Восток. Это была шахматная партия, ход ради информации. Поэтому мне было все равно, к чему она приведет. Я просто хотел, чтобы Лэй понял: Юг не останется в стороне, если ты когда-нибудь попросишь о нашей поддержке.

Я вспомнила, как Лэй забрал тело Шанель и надел зеленое, когда делал это.

– И ты хотел, чтобы Лэй перестал ебать мозги Югу.

– И это тоже. Он считает нас младенцами среди Синдикатов.

– Что может грозить Лэю, если Дима признает, что он нарушил правила?

– Максимальное наказание – смерть, но Лэй ничего не сделал такого, чтобы заслужить казнь.

Меня пробрало.

– Остальные наказания связаны с потерей территории, денег и так далее. – Эйнштейн продолжал держать в руках книгу и снова рассматривал полки, будто оказался в настоящей библиотеке. – Но настоящий вопрос был в том, станет ли Дима всерьез разбираться с Лэем.

– Почему?

– Как я уже говорил, позиция банды Роу-стрит в Синдикате «Алмаз» совсем свежая и временами довольно шаткая.

Я задумалась.

– Ты не доверяешь Синдикату?

– Я просто взвешиваю наши варианты.

– Мне нужно, чтобы ты не устраивал никаких силовых игр, когда дело касается Лэя и меня.

Он снял с полки книгу и посмотрел на название.

– А кто именно меня об этом просит?

– Что ты имеешь в виду?

– Это Хозяйка Горы просит меня об одолжении? Или это Мони обращается, потому что мы семья?

– Это не одолжение, Эйнштейн. Это уважительная просьба.

Он поднял взгляд на меня.

– Просьба?

– От семьи.

Вздохнув, он захлопнул книгу и поставил ее обратно на полку.

– У семьи есть границы в этом мире.

– Не у нашей.

Эйнштейн облокотился на стеллаж и внимательно посмотрел на меня.

– Теперь, когда ты с Лэем, Марсело вдруг решил, что все еще влюблен в тебя. Что ты, та самая женщина, которую он упустил.

Я моргнула.

– Я не женщина, которую кто-то упустил. У нас просто не сложилось.

– Он любит тебя потому, что, глядя на тебя, он видит свою невинность… и свою мать.

Я сглотнула.

– Но ты права. Марсело не влюблен в тебя по-настоящему. И скоро он это поймет.

– Откуда ты это знаешь?

– Есть другая, та, что держит его сердце. Он просто продолжает избегать этого и убегать, но с каждым днем, проведенным рядом с ней, ему все меньше будет куда бежать.

Я улыбнулась.

– Придется мне с ней познакомиться.

– Я тебя с ней познакомлю, но сам Марсело этого не замечает. Он делает вид, будто ее не существует, и при этом тайком за ней следит.

– Что за хрень?

– Действительно странная ситуация.

Я решила вернуться к главной причине, по которой начала с ним этот разговор наедине.

– Эйнштейн, никаких игр во власть и никаких заговоров, когда речь идет о Лэе и обо мне.

– Ты словно материнская фигура.

– Нет.

– Да. Я понял это еще давно, когда читал книги по психологии. Ты не стараешься опекать людей – это просто у тебя в крови. Наверное, из-за всего того, через что ты прошла в детстве.

– О чем ты вообще говоришь?

– Ты старшая в семье. – Он достал книгу из-под руки, положил ее рядом с той, которую собирался взять у меня, и сжал обе перед собой. – Ты была той, кому пришлось слишком рано повзрослеть. Ты чувствовала, что именно на тебе лежит ответственность защищать мать, когда отец снова и снова ее унижал.

Я напряглась.

– Ты взвалила этот груз на себя, потому что была уверена, что иначе нельзя. И эта твоя защитная, заботливая сторона, она никогда по-настоящему не исчезала. Она просто перелилась во все остальное, распространилась на всех вокруг.

Внутри все сжалось от эмоций.

– Не уверена, что ты прав.

Он поднял руку, мягко остановив меня.

– В этом нет ничего плохого, Мони. Это просто часть тебя. Именно поэтому меня всегда к тебе тянуло.

Я сжала губы.

Хотя он и был частью их банды, мне казалось, что Эйнштейн редко вообще прикасался к оружию. Уверена, Бэнкс, Марсело и Ганнер стреляли за него втроем.

К тому же самым опасным оружием Эйнштейна всегда был его ум, умение залезть человеку в голову и раскусить его до такой степени, что тот начинал бояться его сильнее, чем кого бы то ни было. Это умение не раз выручало его, когда вокруг появлялись хулиганы и начинали дразнить или лезть с претензиями.

Эйнштейн продолжал смотреть на меня, наверняка уже догадываясь, что творится у меня в голове.

– Ты вообще знаешь, сколько это для меня значило в детстве, когда ты приезжала? Когда ты бывала у нас летом или даже на Рождество и весенние каникулы?

Я понимала, что он делает. Он касался той связи, что была между нами, напоминая мне, что появился в моей жизни задолго до Лэя.

Не позволяй ему все перевернуть. Они должны перестать ебать Лэю мозги.

Я попыталась сглотнуть ком в горле, но он никуда не исчез.

– Я ведь ничего особенного тогда не делала, так что давай вернемся к…

– Ты делала все особенное, – перебил он, и в голосе прозвучала тихая, но непоколебимая убежденность. – Ты была первой, кто вообще спросил, ел ли я за день, спал ли. Благодаря тебе, когда ты уезжала в конце лета, Бэнкс начинал делать то же самое, спрашивал и приносил еду.