Разрушенные клятвы (ЛП) - Маура Катарина

— Те, что во второй концепции, да? — говорит она, прежде чем снова обратиться к планшету.

Я улыбаюсь про себя и слегка наклоняю лицо, чтобы прижаться носом к ее шее, наслаждаясь ее запахом. Сейчас это смесь — уже не только мед и ваниль. Теперь я чувствую на ней запах моего индивидуального геля для душа, и это вызывает у меня любопытство. Я видел десятки маленьких бутылочек, которые появились в моей ванной, но она пользуется моим средством для мытья тела. В этом есть что-то бесконечно сексуальное, и я делаю дрожащий вдох, представляя ее в моем душе, думающую обо мне, когда она окутывает себя моим фирменным ароматом. Я крепко сжимаю ее бедро, мой член пульсирует, когда образы набрасываются на меня, отнимая все мое внимание.

Она сжимает ноги вместе, и, черт возьми, меня так и тянет покачаться взад-вперед, чтобы создать еще немного трения.

— Зейн? — вздыхает она, и я смотрю на нее, наслаждаясь тем, как розовеют ее щеки.

Я просто знаю, что если я сейчас коснусь места между ее ног, то найду ее мокрой для меня. Знание того, что я отчаянно хочу ее, всегда возбуждало ее, и я сомневаюсь, что это изменилось.

— Что ты об этом думаешь? Мне нравится это сочетание, но ты тоже должен одобрить его.

Я киваю, когда она начинает перечислять мне всевозможные аспекты, которые она выбрала из каждого дизайна.

— Ты можешь взять все, что захочешь, — перебиваю я ее.

Она наклоняет голову, чтобы посмотреть на меня, и улыбается.

— Что угодно?

Я киваю, мое дыхание затруднено.

— Спасибо, Зейн, — говорит она и прижимается поцелуем к моей щеке, поражая меня.

Этот жест настолько мил, что полностью обезоруживает меня, напоминая о том, как она улыбалась мне и целовала мое лицо, когда мы оба работали по ночам, отвлекая меня, пока я не оказывался глубоко внутри нее на моем диване.

— Я в восторге от этого, — говорит она Джилл, которая смотрит на меня с недоверием.

Наверное, странно видеть меня таким — полностью отданным на милость жены, в то время как я всегда отличался жесткостью и профессионализмом. Она вежливо кивает и выходит из нашего офиса с удивленным, но приятным выражением лица, словно довольная тем, что благодаря Селесте так быстро продвинулась в работе над своими проектами. Дверь закрывается, и Селеста напрягается.

— Что это было? — спрашивает она, пытаясь оттолкнуться от меня.

Я крепче прижимаю ее к себе и провожу рукой по ее бедру, забираясь под юбку.

— Действительно. Что это было, Селеста? — спрашиваю я, медленно проводя кончиками пальцев вверх.

Она сжимает ноги вместе, на ее губах появляется тихое хныканье.

— Ты ревновала, да?

Она задыхается, отрицание, несомненно, на кончике ее языка. Я заглушаю его, проводя пальцами по ее намокшему шелковистому белью. Она стонет, когда я отодвигаю ткань и провожу указательным пальцем по ее клитору.

— Нет, — хнычет она. — Я не... не ревновала.

Я хихикаю и наклоняюсь, впиваясь зубами в мочку ее уха.

— Лгунья, — шепчу я, прежде чем нежно, дразняще ущипнуть ее за клитор.

Она такая чертовски скользкая, и, черт возьми, как бы мне хотелось зарыться лицом между ее ног прямо сейчас. Я так близок к тому, чтобы умолять об этом.

Селеста хватается за край моего стола и поднимается на ноги, отстраняясь от меня. Я хмурюсь в замешательстве, уверенный, что она хотела этого так же сильно, как и я. Она поправляет юбку и делает несколько шагов прочь, ее щеки красиво раскраснелись.

— Так вот как все начиналось, Зейн? — спрашивает она, ее глаза очищаются от последних следов похоти. — С Лили. Пока ты проводил вечера со мной... твои дни были вот такими?

Мои глаза расширяются, а щит опускается на место, когда я достаю из кармана костюма носовой платок и вытираю пальцы. Когда я вновь обрел самообладание, я смотрю на нее ровным взглядом.

— А мой ответ вообще имеет значение?

Глава 55

Зейн

Я вздыхаю, глядя на часы и видя, что уже дико поздно. Обычно я в постели к десяти, но в последнее время домой прихожу не раньше одиннадцати. Единственный способ не думать о Селесте — держаться от нее подальше. Она бесконечно провоцирует меня на работе, спорит по поводу активов, решений о найме, да даже о таких мелочах, как оформление слайдов для предстоящей презентации. Я не знаю, делает ли она это специально, чтобы действовать мне на нервы, но если так, то у нее определенно получается.

Три недели брака — и я готов бросить все, лишь бы мы перестали ссориться. Она дает мне понять, что ненавидит меня, и в офисе с этим проще мириться — там я могу напомнить себе обо всем вреде, который она нанесла моей компании, прежде чем она же ее и заполучила. Но дома границы стираются, и сердце упрямо тянет меня туда, куда я не должен идти. Она терзает меня, каждую гребаную секунду, каждый чертов день.

Я провожу рукой по волосам, заходя в гостиную, и замираю, увидев ее на диване. Она полулежит, погруженная в книгу, на ней соблазнительная красная ночнушка, задравшаяся по бедрам. Что-то теплое дрогнуло во мне, когда я понял, что она читает последний роман из той бесконечной серии любовного фэнтези, которую обожали она, Сиерра и Рейвен. Знает ли она, что Сиерра и Рейвен до сих пор их читают? Я достал для них двоих экземпляры этой книги еще до официального выхода. И каждый раз, подкупая автора, я думал о Селесте.

Она напрягается, когда я приближаюсь, но все же поджимает ноги, освобождая место на диване. Я колеблюсь на секунду, затем сажусь и беру пульт. В последние недели я каждый вечер сижу здесь, смотрю телевизор, жду, пока она заснет, прежде чем лечь в нашу постель. Почему-то ложиться спать вместе слишком сложно — от этого сожаление становится слишком тяжелым, потеря слишком удушающей. Обычно я засыпаю прямо здесь и просыпаюсь снова в районе трех утра.

Селеста редко выходит из спальни, когда бывает дома, и я не понимаю, что она делает здесь сейчас. Догадывается, что я провожу вечера именно тут? Это еще одна попытка вывести меня из себя? Я тяжело вздыхаю, листая каналы, прекрасно зная, что не смогу ни на чем сосредоточиться. Я никогда не могу. В конце концов, мои мысли снова возвращаются к ней — к тому, как она лежит в нашей постели, как мне хочется, чтобы все было, как раньше, — и тогда я просто хватаю ноутбук, чтобы заглушить ее работой.

Ее ступня касается моего бедра, и я невольно опускаю взгляд на ее ногти, покрытые ярко-фиолетовым лаком. Интересно, какой цвет она выбрала сегодня? Это всегда было одной из тех маленьких привычек, которые я любил — она часто меняла лак в зависимости от настроения.

Она вздрагивает, когда я беру ее ноги и кладу их себе на колени, позволяя ей вновь устроиться так же, как и прежде. Мы молчим, пока мои пальцы начинают медленно массировать ее ступни, кругами проходясь по своду. Она тихо вздыхает, и я изо всех сил пытаюсь не реагировать. Пять лет я не хотел никого. Но ту женщину, которой я не нужен, мое тело отвергнуть не может.

Краем глаза я вижу, как она переворачивает страницу, чуть меняя положение — теперь ее шелковые трусики отчетливо видны. Я прикусываю губу, представляя, как ткань потемнеет, когда я доведу ее до нужного состояния. Что-то темное вспыхивает внутри меня — жгучее желание показать ей, что, несмотря на всю ненависть, которой она меня осыпает, она все равно хочет меня.

Я прекращаю массаж, лениво перекидываю руку ей на лодыжки, а второй снова хватаюсь за пульт. Она чуть двигается, и ее ступня, как бы случайно, скользит по моему напряженному члену. Я замираю, наблюдая, что она сделает дальше. Конечно же, она продолжает. Медленно, едва ощутимо, но я слишком хорошо знаю ее, чтобы поверить в случайность.

Я откидываюсь назад, кончиками пальцев рисуя ленивые круги по ее ноге. Селеста выдыхает, сильнее прижимаясь ко мне, требуя внимания. Я поворачиваю голову и смотрю на нее, чуть приподняв бровь. Если она чего-то хочет — пусть попросит.

Она ловит мой взгляд, и, черт, я не могу оторваться. Видеть свою жену вот так — раскинувшуюся на диване в этой алой ночнушке, прилипшей к ее телу, с отчетливо проступающими сквозь ткань сосками… Ткань задралась так высоко, что ее трусики теперь полностью открыты, и мне еще никогда не хотелось ее так сильно. Книга забыта — она лежит у нее на животе, прижатая ладонью.