Разрушенные клятвы (ЛП) - Маура Катарина

— Я обойду тебя, — говорит она, ставя колено между моих ног, чуть наклонившись вперед. Черт, как же хочется развернуть ее, прижать к столу и взять прямо в этом чертовом платье. Но я сдерживаюсь.

— Попробуй. Последствия тебе не понравятся. Я не трогал активы, которые ты назвала сентиментальными, но этот ты хочешь оставить просто из упрямства. Такого я не допущу.

Ее ладони опускаются мне на плечи. Я откидываюсь назад, наблюдая за ней, нарочно не прикасаясь в ответ. Это ее бесит, и мне это нравится. Она швыряется словами, пытается вывести меня из себя, но все, чего добивается, — это злое желание прижать ее к себе и заставить умолять. Чем дольше я ее дразню, тем сильнее она злится. Она вся горит.

— То есть если я скажу, что он для меня сентиментален, ты его оставишь? — мурлычет она, медленно двигая колено вперед, едва касаясь моего напряженного члена.

Блять…

Я сжимаю пальцы в кулаки, запуская руку в волосы, но не могу скрыть, как она на меня действует. Ее губы растягиваются в довольной ухмылке, и на секунду мне кажется, что, возможно, у нас все же есть шанс. Она по-прежнему меня хочет. Это очевидно. Но можем ли мы пережить прошлое? Сможем ли когда-нибудь снова доверять друг другу? Она чуть не разрушила все, что я строил годами, и я едва пережил это в первый раз.

— Нет, — тихо произношу я, обхватывая ее за талию и мягко отодвигая.

В ее глазах вспыхивает удивление, смешанное с легкой обидой.

— Почему? Если мы его восстановим, он легко станет прибыльным.

Я качаю головой и откатываю кресло назад, увеличивая расстояние между нами. Ее лицо мрачнеет, руки снова скрещиваются на груди, но теперь в этом жесте есть что-то хрупкое.

— Даже так, есть более перспективные вложения. Этот отель больше не вписывается в наш бренд. Мы вложим деньги туда, где отдача будет выше. И ты это знаешь, Селеста.

Ее взгляд скользит по моему лицу, изучая меня с вниманием, заставляющим задержать дыхание.

— Ты прав, — говорит она, и это застает меня врасплох.

Она зарывает пальцы в волосы, глубоко вдыхает, ее глаза на мгновение закрываются. А потом, когда она снова открывает их, ее лицо становится таким же отстраненным и профессиональным, как и всегда. Как и с остальными. Боль пронзает меня неожиданно. Вот оно… Так ли чувствует себя она, когда я веду себя так же?

— Прости, Зейн, — произносит она, опуская руки. — Не знаю, о чем я думала.

Я не могу понять, за что именно она извиняется — за неудачную инвестицию или за то, как только что прикоснулась ко мне. Может, за оба. Она разворачивается и делает шаг назад, но я перехватываю ее запястье, не позволяя уйти. Селеста замирает, медленно поворачивает голову и с приподнятой бровью смотрит на меня.

— Забирай, — говорю я, слова вырываются прежде, чем я успеваю их осознать. — Отель. Если он тебе нужен, он твой.

Она моргает, явно не понимая, а потом ее лицо озаряется широкой улыбкой, а в глазах вспыхивает что-то похожее на надежду. Черт. Я снова сдался. В этой борьбе воли я всегда буду проигрывать, потому что ради такой улыбки я готов на все.

— Нет, — шепчет она, ее голос звучит слишком мягко, слишком чертовски сладко. — Все в порядке. Ты прав, Зейн. Это не лучшая инвестиция. Мы избавимся от него.

Я улыбаюсь в ответ, чувствуя, как сердце вдруг начинает биться быстрее. Она — моя зависимость, от которой я однажды едва избавился. Селеста — опасна для меня. Но какого черта, борьба с этим уже давно проиграна. Я отпускаю ее запястье, когда телефон начинает звонить. Морщусь, поднимая трубку.

— Алло?

— Зейн, — раздается голос Клары.

Я поднимаю взгляд на Селесту, ее глаза вспыхивают любопытством.

— Ты должен мне извинение.

Я напрягаюсь, крепче сжимая телефон.

— Что случилось? — спрашиваю, уже предчувствуя беду. — Что я сделал?

— Ты женат на моей дочери уже больше двух месяцев и до сих пор ни разу не появился на субботних кулинарных занятиях, на которые я тебя зову! Если я услышу еще одну жалкую отговорку, лично притащу тебя за шкирку. Я ясно выражаюсь?

Я прочищаю горло, выпрямляюсь, отстраняясь от Селесты.

— Клянусь, я впервые об этом слышу, — говорю я, стараясь ее успокоить. — Никогда бы не отказался от возможности навестить вас. Мне правда жаль.

Клара молчит несколько секунд, потом резко выдыхает:

— Селеста… — ее голос становится ледяным. — Она ведь тебе ничего не сказала, да?

— Боюсь, что нет.

Клара тяжело вздыхает.

— Она сейчас рядом с тобой?

— Да.

Она смеется, и я, черт возьми, не могу не улыбнуться в ответ.

— Ладно, посмотрим, что за оправдание она придумает на этот раз. Моя дочь сейчас узнает, что бывает, когда она мне врет. А ты, Зейн, будешь у меня в субботу утром. И останешься с ночевкой. Ясно?

Я усмехаюсь, глядя в окно, представляя ее недовольное материнское выражение лица.

Я скучал по ней. Когда мы с Селестой встречались, Клара была мне ближе всех, кого можно было назвать семьей. И, как бы я ни старался это отрицать, я надеялся, что у нас еще есть шанс все исправить.

— Ясно, — отвечаю я. — Увидимся в субботу.

Связь обрывается.

Селеста стоит передо мной, скрестив руки на груди. Я внимательно ее изучаю, замечая напряжение в позе, затаенную злость в ее взгляде. Вот почему у нас ничего не выйдет. Потому что когда мы сломались, мы разрушили саму основу, на которой держались.

Глава 57

Селеста

— Что с тобой, милая? — спрашивает мама, внимательно вглядываясь в мое лицо.

Я лишь качаю головой, смахиваю кожуру с очередной картофелины — кажется, уже сотой за сегодня. Мама гоняет меня больше, чем когда-либо, и с каждой очищенной картошкой раздражение только растет.

— Да уж, ты еще более занудная, чем обычно, — раздается голос Арчера из видеозвонка. Он стоит у себя на кухне, ухмыляясь.

— Все нормально, — огрызаюсь я.

Но мысли о Зейне не дают мне покоя. С кем он тогда говорил по телефону? Его голос был таким нежным, таким заботливым… И то, как я себя почувствовала, — это было что-то новое. Это не просто ревность. Это было… ощущение, будто я — лишняя. Этот тон, эта искренность поставили меня на место лучше любых слов.

Я чувствовала себя жалко, подслушивая разговор, который не предназначался для моих ушей. С тех пор в голове крутятся безумные догадки. Он говорит, что никогда мне не изменял, что никогда бы не стал. Но у меня уже есть доказательства обратного. Я знала, что он сделает это снова. И теперь я зациклена на том, чтобы выяснить, с кем. Я боюсь снова захотеть его, боюсь снова пропустить тревожные знаки. И это сводит меня с ума.

Я пытаюсь взять себя в руки, когда дверь открывается, и в комнату входит отец, радостно переговариваясь с кем-то. Мои пальцы замирают, когда за его спиной я вижу Зейна, несущего еще один мешок картошки. Рука дрогнула, лезвие скользнуло дальше, чем нужно, и я вздрагиваю от боли. На пальце выступает алая капля крови.

Зейн тут же бросает мешок.

— Черт возьми, Селеста. Ты вообще можешь быть аккуратнее? — цедит он сквозь зубы, резко сокращая расстояние между нами.

Я замираю, когда он хватает мою руку, подносит к губам и… втягивает мой палец в рот, прижимая к языку. Я уставилась на него в полном шоке.

— Что ты здесь делаешь? — мой голос дрожит от негодования.

Он лениво поднимает бровь, не выпуская мою руку, потом осматривает палец и довольно кивает, убедившись, что кровь остановилась.

— Когда моя теща требует явиться, я подчиняюсь. В отличие от тебя, у меня инстинкт самосохранения работает исправно.

Меня захлестывает волна вины, а затем приходит осознание… и облегчение. Он знал, что я буду ревновать.

Зейн склоняется ниже, его губы касаются моего уха.

— Подумай дважды, прежде чем снова подставлять меня перед твоей матерью, — его голос — угроза, а горячее дыхание обжигает кожу. Он чуть прикусывает мочку моего уха — едва, но достаточно, чтобы у меня перехватило дыхание.

— Эй! — внезапно раздается крик. — Отойди от моей сестры, ублюдок! И не делай этого в моем доме!