Разрушенная (ЛП) - Бишоп Энн

Она в полном беспорядке, но это потому, что я сделал её такой. Потому что я могу делать с ней всё, что захочу, независимо от того, насколько это мрачно или безумно.

— Скажи, что ты принадлежишь мне, — прохрипел я, чувствуя, что приближаюсь к концу.

— Я твоя, — стонет Ателия. — Ты мой хозяин, а я твоя игрушка. Я принадлежу тебе.

— Ох, блядь.

Это меня добивает. Когда я кончаю, я наклоняюсь и прижимаюсь к её рту. Я прикусываю её нижнюю губу и стону от её хныканья. Её боль всегда будет приносить мне удовольствие.

— Келлан, — задыхается она, когда я начинаю спускаться. Она тянет меня за руку, и я понимаю, что мои пальцы плотно обхватили её горло.

— Дерьмо, — я отдергиваю руку. — Я сделал тебе больно?

— Н-нет, — она потирает шею, и её голос дрожит. — Я всё ещё могла дышать, просто это напомнило мне о…

Мой желудок опускается. На хуй.

— Прости, — опускаю голову, пока мой нос не касается её. — Я даже не осознавал, что делаю это.

— Я в порядке, — говорит она, сжимая в кулак материал моей рубашки. — Правда. Просто… не мог бы ты…

— Что?

Её глаза на секунду отводятся в сторону, и я могу различить легкий румянец на её щеках.

— Ты можешь просто обнять меня на секунду?

— Конечно, ma belle, — пробормотал я.

Я осторожно переворачиваю нас на бок, чтобы мы оказались лицом друг к другу. Я обнимаю её, а она зарывается лицом в мою грудь.

Обниматься после секса — далеко не моя стихия, но с Ателией всё выглядит иначе. Она та, кого я хотел уже много лет — близкая, но неприкосновенная, всегда на уме. Я уверен, что сделаю всё, что угодно, если она сама попросит меня об этом. Но что самое странное?

Я не думаю, что я против.

Глава тридцать восьмая

Ателия

Я улыбаюсь, уткнувшись в плечо Келлана, когда он запечатлевает мягкий, извиняющийся поцелуй на моей макушке. Он полностью купился на это.

Конечно, его хватка на моем горле была немного жесткой, но мне это нравится. Но как только он это сделал, я поняла, что это идеальный способ проверить, насколько сильно я обвела его вокруг пальца.

Судя по всему, ответ совершенно очевиден.

Всё, что мне потребовалось, — это изобразить легкую травму, и его твердость растаяла, как лед, оставленный на улице в летний день. Он обнимает меня, чёрт возьми. Даже когда нам было по восемнадцать, он делал это не так часто.

С тех пор как Уэс убил профессора Каммеса, все трое стали мягче со мной. Мне стало легче притворяться, что я потеряла бдительность.

Последние две недели я понемногу вливалась в их жизнь. Думаю, никто из них ничего не подозревает — они просто счастливы, что я наконец-то следую их планам.

Я тоже кое-что от этого получаю. В основном оргазмы, а также очень вкусную еду. Очевидно, Кэл любит готовить, и он рад, что рядом есть ещё один человек, который может опробовать его новые рецепты.

Пока что всё идет как по маслу. Всё, что мне нужно сделать, — это продолжать уловки до рождественских каникул, и тогда я отомщу. Учитывая то, как Келлан ведёт себя, у меня уже всё получается. Он буквально пытается стереть грязь и размазанный макияж с моего лица своим рукавом.

— Ты не должен этого делать, — бормочу я, хватая его за запястье.

Меня пробирает дрожь. Я почти голая, а без солнца холодно.

— Я тот, кто превратил тебя в беспорядок, — отвечает он. — По-моему, вполне уместно, чтобы именно я тебя привел в порядок.

Я не могу сдержать смех. Пять минут назад он называл меня своей шлюхой и говорил, что мне нельзя кончать. Контраст слишком комичен.

Закатив глаза, Келлан встает и поднимает меня на ноги. Мне требуется время, чтобы найти в темноте свою одежду, но, в конце концов, я снова полностью одета. Келлан пытается выпрямить меня, запустив пальцы в мои спутанные волосы.

— Я скучаю по тому времени, когда твои волосы были зелеными, — говорит он, заправляя их мне за ухо.

— Я тоже.

Слова звучат пусто. Я отворачиваюсь, чтобы не притворяться, что боль видна на моем лице.

— Почему ты перекрасила их обратно в коричневый?

— Он заставил меня, — шепчу я, закрывая глаза от воспоминаний. — Он предпочитал натуральные цвета волос, а я слишком боялась, что он сделает, если я ослушаюсь.

Раньше я не притворялась, что мне было не по себе на похоронах Каммеса. Всё, что я хотела сделать, — это оказаться как можно дальше от его гроба, даже если он был закрыт.

Келлан вздохнул.

— Мне так жаль, Телия.

— Теперь он мертв, — оцепенело говорю я, отворачиваясь. — Это всё, что имеет значение.

— Нет.

Келлан хватает меня за руку и притягивает к себе. Темно настолько, что не все его черты можно различить, но беспокойство достаточно заметно, чтобы я не смогла его не заметить, даже если бы захотела.

— Келлан, я…

— Тебе позволено злиться, ma belle. Тебе позволено причинять боль. Это не делает тебя слабой. Как и то, что он сделал с тобой.

Мне приходится прикусить язык, чтобы не сорваться. Парни тоже причиняли мне боль. Они заставляли меня чувствовать себя слабой.

Ты в процессе исправления этого, напоминаю я себе. Не надо всё портить, злясь сейчас.

— Я понимаю, — говорю я, немного придя в себя. — Просто мне не нравится об этом думать, понимаешь? Он пытался отнять у меня всё. Я даже не могла быть собой — он делал всё возможное, чтобы превратить меня в ту, кем я никогда не хотела быть.

— Я…

Когда слезы наполняют мои глаза, они настоящие. Может, Келлан прав — может, я не позволяю себе чувствовать достаточно. Проблема в том, что я не хочу этого. Я вообще не хочу думать о профессоре Каммесе.

— Ателия, — мягко говорит Келлан. — Он не мог заставить тебя измениться. Ты такая, какая есть, и ты одна из самых сильных людей, которых я когда-либо встречал. Может, Каммес и пытался изменить твою внешность и контролировать тебя, но с другой стороны, ты всё ещё та Ателия, которую я помню.

— Правда? — всхлипываю я.

Я чувствую себя другой. Горькой, использованной и злой. Решимость, за которую я цеплялась, когда впервые появилась в Пембертоне, исчезла — её украли слишком много людей, которые хотели причинить мне боль. Всё, что я хочу сделать, — это сдаться.

— Я так думаю, — говорит он. — Я думаю, люди могут меняться, но в основе своей они остаются прежними. Ты выросла и повзрослела, но ты всё ещё остаешься собой, ma belle.

— Ты тот же человек, что и всегда?

Он беззлобно смеется.

— К разочарованию большинства людей, да.

— Разочарованию?

Келлан пожимает плечами.

— Посмотри на меня. Нет никаких причин, почему я получился таким, каким получился. Может, мне всегда было суждено испытывать желания, которые считаются ненормальными. Может, это часть моей природы, а не что-то, к чему я обратился из-за чего-то ужасного в моем прошлом.

Я хватаюсь за возможность увести разговор от себя.

— Что ты имеешь в виду?

— У моих родителей могут быть недостатки, но они всё равно хорошие родители. Они заботились обо мне и делали всё, чтобы я чувствовал себя любимым в детстве. Я был счастлив. Поэтому иногда я задаюсь вопросом, откуда во мне взялась тьма, понимаешь?

— У Кэла и Уэса было дерьмовое детство. Кажется, что для них более логично иметь поганые отношения с властью и болью, в то время как со мной в детстве не случилось ничего ужасного. По большей части, у меня было нормальное детство.

Я хмурюсь, понимая, что никогда не слышала, чтобы Кэл упоминал о своей семье или детстве. Мне и в голову не приходило спрашивать, поэтому я никогда не задумывалась об этом.

— Не было ничего, что испортило бы меня, — продолжает Келлан. — Не было ничего, что сформировало бы из меня человека, которому нравится причинять людям боль — нравится убивать людей.

— Ты был таким в детстве?

— В какой-то степени, — говорит он. — Я не был одним из тех мальчишек, которые ходят и мучают животных или что-то в этом роде, но мне нравилось пугать людей. Наверное, хорошо, что у меня нет братьев и сестер.