Брачная ложь (ЛП) - Ричардсон Аманда

— Да, спасибо, — рассеянно отвечаю я. Отталкиваясь от шкафа, я провожу рукой по лицу. — Я иду вниз.

Езжай осторожно, — говорю я ему.

— Ты не хочешь попрощаться? — спрашивает он, беспокойство искажает его черты.

Я качаю головой. — Нет. Я не могу смотреть, как она уходит из этого места.

Не говоря больше ни слова, я поворачиваюсь и выхожу из кухни, направляясь в подвал, хотя он и пуст.

Мне нужно темное, тихое место, чтобы подумать.

Мне нужно выпить около тысячи алкогольных напитков, чтобы заглушить боль от того, что моя жена ушла от меня.

Мне нужно забыть о том, что она никогда сюда не вернется.

К тому моменту, когда Лиам сообщает мне, что они собираются уезжать, я уже почти потерял сознание на холодном кожаном диване.

ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ ГЛАВА

НАСТОЯЩЕЕ

Стелла

Я почти не замечаю, как быстро собираю свою одежду, как Лиам позволяет мне молчать все двадцать минут езды до его дома. Я смутно представляю себе большую хижину - и только отмечаю, что все внутри выглядит так, будто принадлежит писателю. Нигде нет ни телевизоров, ни телефонов. Повсюду разбросаны бумаги с текстом, а на обеденном столе стоит печатная машинка. Несмотря на небольшой беспорядок, здесь очень спокойно.

Он ведет нас обоих вверх по лестнице и останавливается перед гостевой спальней, обставленной белой мебелью, с лавандовым покрывалом и ярко-розовой неоновой надписью на стене "У тебя есть это".

— Ты можешь оставаться здесь столько, сколько тебе нужно, — грубовато говорит Лиам, прислонившись к дверной коробке.

— Спасибо, — отвечаю я тихим голосом. Я поднимаю глаза на табличку. — Что это вообще значит?

Он смеется.

— Честно говоря, я не знаю. Я купил кучу всякой всячины для Зои - она возвращается на рождественские каникулы, и я хотел, чтобы ее комната была уютной. Это первый раз, когда она вернется больше чем на пару ночей с тех пор, как все случилось.

У меня защемило в груди при мысли о том, что Лиам и Зои проведут Рождество без ее родителей. Без лучшей подруги Лиама.

— Я ценю, что ты позволил мне остаться в ее комнате.

Лиам лишь кивает в ответ, прежде чем оттолкнуться от дверного косяка и оглядеться.

— Послушай, мой брат — идиот из-за того, что он сделал, но у него хорошие намерения.

Я сажусь на кровать Зои и притягиваю одну из ее подушек к своей груди, крепко обнимая ее. Я надела бюстгальтер и леггинсы, и, поскольку в доме проносится холодный воздух, мне хотелось бы взять с собой джемпер.

— Я знаю. Но как я могу ему теперь доверять? Он лгал мне.

Лиам пожимает плечами.

— Я думаю, в своем уме он считал, что поступает правильно. И… он боялся тебя потерять. К тому времени, когда он понял, что денег не будет, ему не могла прийти в голову мысль отпустить тебя.

Я сглатываю, глядя на покрытый ковром пол.

— Я даже не злюсь. Мне просто больно. И я разочарована. После всего… — Я замолкаю, сжимая губы, чтобы не заплакать. — Теперь все кажется испорченным. Как будто он просто по доброте держал меня там. Как будто он на самом деле не заботился обо мне. Он просто хотел удержать меня там, чтобы я выполнила свою часть сделки. В противном случае он был бы честен со мной, когда узнал, что твой отец потерял деньги.

Лиам опускает голову и засовывает руки в карманы брюк. — Майлз когда-нибудь говорил тебе, почему он единственный, кроме Ориона, кто все еще разговаривает с нашим отцом?

Я качаю головой и крепче сжимаю подушку.

— После того, как Майлз попал в аварию, в больничную палату пришли полицейские, чтобы расспросить о том, что произошло. Майлз был несовершеннолетним, ему было всего тринадцать, поэтому, конечно, у них были вопросы. Он был без сознания, так как Чейз, Малакай и я солгали властям. Орион был слишком мал, чтобы вмешиваться.

— Почему вы солгали? — спрашиваю я напряженным голосом.

Лиам пожимает плечами.

— Потому что наш отец думал, что, отправив нас всех в поход на неделю, он научит нас быть мужчинами. Он много пил, а нашей матери в то время не было дома. Мне было всего шестнадцать. Я должен был заботиться о своих братьях в течение пяти дней. Я следил за тем, чтобы они были сыты и накормлены, чтобы Орион не намочил одеяло, которое мы все делили ночью. А потом палатка загорелась, и, как ты знаешь, Майлз позаботился о том, чтобы мы все успели выбраться раньше него.

Одинокая слеза скатилась по моей щеке, но я ничего не говорю, продолжая слушать.

— В любом случае, это была грубая халатность со стороны моего отца. Никто из нас не хотел оставаться в лесу на несколько дней. Поэтому, когда нас спросили, мы сказали властям, что это была наша идея. Я взял на себя вину, потому что был самым старшим. У меня была отметка в личном деле, пока мне не исполнилось восемнадцать. И все это время мой отец просто сидел и позволял нам врать. Его дети. В то время как один из его сыновей лежал без сознания в двух шагах от нас, а другой крепко спал у меня на коленях, потому что он едва вышел из этого долбаного младенческого возраста.

Лиам вздыхает и проводит рукой по волосам.

— В общем, после этого Чейз, Малакай и я поклялись вычеркнуть его из своей жизни, когда нам исполнится восемнадцать. И, в конце концов, мы все это сделали. Майлз не знает, потому что он не был в сознании во время того разговора. Я думаю, он считает, что мы все вычеркнули его из-за скандала с большими деньгами. А Орион был слишком мал, чтобы понять, и, как старший брат, не мне ему рассказывать, хотя он и догадывается о том, что произошло.

Я делаю судорожный вдох, переваривая всю информацию. Он рисует Чарльза Рэведжа в совершенно новом свете.

— Что мне сказать отцу? — Я спрашиваю. — Если Чарльз потеряет свои инвестиции…

Лиам морщится. — Правда. Ты скажи ему правду, Стелла.

Я киваю и снова сглатываю. — Спасибо. За то, что сказал мне. За то, что позволил мне остаться здесь.

— Нет проблем. В конце концов, ты семья, — говорит он теплым голосом. — И еще, боюсь, у меня нет для тебя черного чая, — говорит он, поднимая руки вверх.

Я задыхаюсь от притворного возмущения. — Как я буду жить?

Он усмехается.

— Майлз предложил принести утром твой любимый чай и дал мне строгие инструкции приготовить тебе жаркое — что бы, черт возьми, это ни значило.

— Хорошо, спасибо, — говорю я ему, пытаясь подавить рыдание, которое хочет вырваться из моей груди.

Он, должно быть, это чувствует, потому что просто кивает, а затем уходит, закрыв за собой дверь.

Я падаю обратно на кровать и сворачиваюсь на боку, когда дамба прорывается, и внезапно рыдаю в одну из пушистых подушек Зои. Все болит — и горло щиплет от плача, и боль в груди, и тяжесть в глазах, потому что уже так поздно…

Я засыпаю с розовым знаком, все еще сияющим между веками моих закрытых глаз.

У тебя есть это.

Следующая неделя проходит медленно. Майлз, видимо, в какой-то момент завез мне компьютер и этюдник, потому что в первое же утро я просыпаюсь от того, что оба предмета лежат на белом столе в комнате Зои. Сначала я грущу, потому что, конечно, скучаю по нему, но чем больше я думаю о прошлой ночи, тем больше понимаю, что мне все еще нужно время.

Я провожу весь день, делая наброски, пытаясь излечить свое сердце, которое словно раскололось пополам. Пытаюсь спасти пламя внутри меня, которое, кажется, становится все меньше с каждым часом. Я разрешаю себе остаться в своей комнате, но отказываюсь лечь в постель, хотя мне этого очень хочется.

Лиам приносит мне еду, а также мой любимый чай на завтрак. Ему даже удается добиться идеального соотношения молока и сахара, что я приписываю своему надоедливому мужу.

Жаркое тоже очень вкусное, черт бы его побрал.