Конрад на мгновение замирает, глядя себе под ноги. Понизив голос, он говорит: — Может быть, я был слишком строг к нему.
Я протягиваю руку и беру его за руку. Он вздрагивает от прикосновения, но сжимает ее в ответ, когда я крепко сжимаю его пальцы.
— Он очень хорошо о вас отзывается. И о вашей жене тоже. Он очень любит вас обоих.
С таким же успехом я могла бы выстрелить ему в сердце, настолько исказилось его лицо, когда он услышал эти слова. Конрад отворачивается, с трудом сглатывает и прочищает горло.
Успокоившись, он хрипловато говорит: — Спасибо. Теперь я позволю вам отдохнуть. Поправляйтесь скорее, юная леди.
Он похлопывает меня по руке и, напряженно выпрямившись, выходит из комнаты.
Я подозреваю, что он держался только до тех пор, пока не оказался за углом.
На следующее утро меня выписывают. Отправляют домой с обезболивающими препаратами и указаниями немедленно обращаться в скорую помощь, если у меня возникнут внезапные головные боли или проблемы с равновесием. Все говорят мне, какое чудо, что я пережила такую катастрофу, проведя всего несколько дней в медикаментозной коме и получив несколько неприятных синяков.
Водитель другой машины пострадал сильнее. Он сломал обе ключицы и шесть ребер, получил прокол легкого и разрыв селезенки, а также рваные раны по всему телу. Медсестра сказала мне, что он пробудет в больнице еще какое-то время.
Когда я спросила его, как долго Коул пробудет там, единственным ответом было покачивание головой.
Мама остается со мной в моей квартире на неделю. Отец на несколько ночей останавливается в отеле, а затем возвращается домой в Орегон к Хлое. Челси навещает меня как можно чаще, привозя еду для меня и сигареты для мамы, которая не водит машину, потому что потеряла права много лет назад. Джен и Энджел тоже навещают меня, но все время, пока я нахожусь с кем-то еще, я думаю о Коуле.
Когда я звоню в больницу и прошу перевести меня в его палату, оператор сообщает, что никого нет под таким именем.
В новостях ничего не говорят об аварии. В газетах ничего нет. Ничего нет в Интернете.
Единственное место, где я нашла упоминание о нем, — это онлайн отчет полиции Лос-Анджелеса о дорожных происшествиях, но, когда я вернулась к нему через день, он таинственным образом исчез.
Такова сила владения средствами массовой информации и дружбы с начальником полиции.
Как только такси, увозящее мою маму в аэропорт, отъезжает от обочины возле моей квартиры, я еду в больницу и поднимаюсь на лифте на тот этаж, где находилась с Коулом в отделении интенсивной терапии. Не зная, под каким именем его зарегистрировали, я говорю дежурной медсестре, что пришла навестить пациента из девятой палаты.
— Вы можете подождать в комнате дальше по коридору, — говорит она, указывая. — У него может быть только два посетителя одновременно.
Я благодарю ее и иду по коридору, дрожа и чувствуя тошноту в животе. Когда вхожу в приемную, Аксель уже там, стоит в углу у торгового автомата.
Он разговаривает с самой красивой женщиной, которую я когда-либо видела.
Она азиатка. Все в ней идеально. Лицо, волосы, фигура. Одета в простой черный халат, руки обхватывают ее тело, словно защищая от чего-то.
Она оглядывается, ловит мой взгляд, и я понимаю. Я просто знаю, кто она.
Киёко.
Бывшая Коула.
Аксель прослеживает ее взгляд и видит меня. Он что-то шепчет ей, сжимает ее руку, а затем подходит ко мне.
— Привет, милая.
Мои глаза наполняются слезами.
— Что случилось с мисс?
Он слабо улыбается.
— Мисс вылетела в окно, когда Коул решил сойти с ума из-за вас. Как вы?
Моя нижняя губа дрожит. Я сглатываю, подавляя слезы.
— Не очень. Как он?
Аксель тяжело выдыхает, засовывает руки в карманы и качает головой.
— Очнулся, но не в состоянии говорить.
Все мое тело холодеет. Сердце начинает болезненно колотиться.
— О Боже. Это нехорошо.
— Нет. Но он сильный. И о нем хорошо заботятся.
Я бросаю взгляд на Киёко. Она смотрит на меня так, будто хочет вытолкнуть меня в ближайшее окно.
Аксель бормочет: — Это наш с Коулом старый друг. Мы вместе учились в университете.
— Киёко.
Он, кажется, удивлен, что я знаю, бросает взгляд через плечо на нее, потом снова на меня.
— Да. Она прилетела несколько дней назад. Позвольте мне представить вас.
Он берет меня за локоть и осторожно подводит к тому месту, где стоит Киёко, призывая библейскую саранчу, которая должна меня сожрать. Если бы глаза могли быть мечами, я бы уже лишилась головы.
— Киёко, это Шэй. Девушка Коула.
Я думаю, что этим вступлением Аксель просто взял свою жизнь в собственные руки. Киёко смотрит на него с презрительным недоумением.
Я говорю: — Привет. Приятно познакомиться.
Киёко возвращает свое внимание ко мне. Наступает долгая, ужасная минута молчания, затем она закрывает лицо руками и вздыхает.
— Простите. Не обращайте внимания, я просто устала.
Она опускает руки и грустно улыбается мне.
— Привет, Шэй. Я тоже рада познакомиться с вами. Мне жаль, что это произошло при таких обстоятельствах.
Слава Богу. Если бы она решила возненавидеть меня, я бы, наверное, начала плакать и не остановилась.
— Мне тоже. Аксель говорит, что Коул не может говорить.
— Это может быть повреждение от дыхательных трубок. Но я так не думаю. Думаю, он просто не хочет. И в зависимости от того, насколько серьезной окажется травма спинного мозга, он может никогда больше не захотеть говорить.
Мы втроем смотрим друг на друга, а я задыхаюсь от рыданий, нарастающих в моей груди.
— Могу я его увидеть?
Аксель говорит: — Его братья сейчас с ним, но, когда они выйдут, я уверен, он захочет увидеть тебя. Почему бы тебе не присесть, а я сообщу, что ты здесь.
Мы с Киёко сидим на неудобных стульях и смотрим на все, кроме друг друга, пока Аксель выходит из комнаты. Его нет около пяти минут. Когда он возвращается, на его лице появляется страдальческое выражение.
Я вскакиваю на ноги, сердце бешено колотится.
— В чем дело? Что случилось?
Он смотрит на Киёко, потом на меня, потом стоит с неловким видом.
— Ну, он говорит.
— Слава Богу!
Киёко встает. Не задумываясь, мы вдвоем сжимаем руки. Она говорит: — Ему больно? Ему что-нибудь нужно? Что он сказал?
Когда Аксель смотрит на меня, я уже знаю, что он собирается мне сказать. Знаю, но все равно больно, словно он вогнал нож прямо в мое сердце.
— Он просил передать Шэй, чтобы она ушла и больше не возвращалась. Он сказал, что хочет поговорить только с Киёко. И он сказал...
Он делает паузу, чтобы покачать головой и вздохнуть.
— Прости, дорогая, но он просил передать тебе, что все кончено.
Аксель возвращается через десять минут и ухмыляется.
Сидя в кресле рядом с моей кроватью, Каллум смотрит на него и спрашивает: — Как она это восприняла?
— О, я бы сказал, что она приняла это довольно хорошо. На самом деле, приняла как чемпион. Ни одной слезинки. Хотя она произнесла хорошую речь. Довольно воодушевляющую.
Картер выглядит заинтересованным.
— Правда? Что она сказала?
Аксель смотрит на меня и улыбается.
— Она сказала, цитирую: «Скажите этому упрямому болвану, что я никуда не уйду, и он не имеет права меня бросать. Не так. Если он хочет, чтобы я ушла, ему придется сказать мне это в лицо. И ему придется быть очень убедительным. А это ему не удастся, так что передайте ему, чтобы он даже не пытался». Затем Шэй села, скрестила руки на груди и уставилась на торговый автомат.
