Разрушенная (ЛП) - Бишоп Энн

Я осторожно делаю шаг вперед и снова кладу руки ему на грудь.

— Но, несмотря на всё это, я не могла не хотеть тебя.

— Я знаю, — густо произносит он. — Я никогда не смогу выбросить из головы то, как ты смотрела на меня на Хэллоуин. Даже когда мы заставляли тебя трахаться с нами, тебе приходилось убеждать себя, что ты этого не хочешь.

— Потому что я хотела этого, — говорю я. — Только не так. Я хочу, чтобы ты забрал это у меня, но я…

— Что забрал?

— Мою волю. Мою способность сказать «да» или «нет». Я хочу, чтобы ты сделал то, что сделал со мной на Хэллоуин, и я хочу бороться, пинаться и кричать. Но…

— Но это другое, — заканчивает он за меня. — Потому что раньше ты уже согласилась.

— Именно. Я всегда этого хотела, и думала, что эта ночь будет самой близкой. Но теперь у меня есть шанс, что это произойдет с моего согласия.

— Прости меня, Ателия, — пробормотал он, проведя руками по моим волосам. — Я сожалею обо всём, что мы сделали той ночью.

Уставившись ему в грудь, я киваю. Я знаю, что он действительно так говорит, но это ничего не меняет. В ту ночь я была такой противоречивой, а на следующее утро мне стало ещё хуже.

— Я знаю, что уже говорил это, — негромко произносит Уэс, — но я повторю это снова. Я дам тебе всё, что ты захочешь, моя душа.

Моё сердце учащённо забилось — так всегда бывает, когда он так меня называет.

— Это считается, что ты даешь мне разрешение?

— Да, — шепчу я.

Уэс не прикасается ко мне, не сдерживает меня, не заставляет встать на колени и не пихает на диван. Он просто кивает.

— Ты хочешь, чтобы это был сюрприз?

— Сюрприз?

— Ты хочешь знать, что это произойдет? Или ты хочешь, чтобы я застал тебя врасплох?

— О, — выдохнула я. Об этом я не подумала. — Застать меня врасплох, я думаю.

Губы Уэса едва касаются моих.

— Твое желание — мой приказ.

Глава сорок первая

Уэс

После разговора с Ателией я ненадолго спускаюсь вниз. Сегодня я мою посуду, и после того как она помыта, я начинаю оттирать столы и раковину.

Думаю, эту привычку я унаследовал от мамы. Когда у неё много забот, она впадает в безумие глубокой уборки. Мой папа приходил домой после долгой смены и заставал её по локоть в чистящих средствах, и вместо того, чтобы завалиться в постель, он засучивал рукава и помогал ей.

Я считал это глупостью. Он так уставал, что иногда я думал, что он заснет посреди работы, которую брал на себя вместе с мамой. Теперь я понял. Он показывал ей, что она всегда на первом месте. Что он всегда будет рядом, чтобы предложить свою постоянную, неугасающую любовь.

А она, блядь, всё растратила.

К тому времени, как я закончил с кухней, я выплеснул всю свою злость. На маму, на Джона, на парней за то, что не сказали Ателии, что это я о ней забочусь, и на себя за то, что все эти годы был таким говнюком.

Мы могли бы забрать её гораздо раньше. Вина за это никогда не лежала на ней. Она всегда лежала на нас. На мне.

Перед сном я пробираюсь в комнату Кэла, чтобы проверить Ателию, но её там нет. Когда я проверяю комнату Келлана наверху, его кровать тоже пуста.

Меня охватывает беспокойство, когда я спускаюсь обратно на второй этаж. Я давно не слышал, чтобы она двигалась, и подумал, что она в постели.

Первая мысль — может, она заснула на диване, но в её комнате её тоже нет.

Неужели она…

Нет. Она не могла.

Но я всё равно крадусь по коридору к своей спальне. Дверь слегка приоткрыта, как я её и оставил, но когда я заглядываю внутрь…

Это она.

Я хватаюсь за дверной косяк, глядя на крепко спящую Ателию в моей постели. Она уютно устроилась под моим одеялом, прижав к груди Милдред. Её темно-зеленые волосы разметались по подушке, а одеяла она запутала настолько, что из-под них выглядывают её ноги.

Она выглядит такой милой. Мирной.

Половина меня хочет насладиться этим — забраться с ней под одеяло, притянуть её тело к своему и заснуть с ней рядом.

Другая половина меня хочет всё испортить.

И, как обычно, эта половина побеждает.

Тихонько выскользнув из одежды, я беру неоновую маску, которую надевал в ночь Хэллоуина. Я включаю её, светящуюся красным светом, и надеваю на голову.

Она сказала, что хочет, чтобы её застали врасплох. Что может быть лучше, чем сейчас?

Не мешая ей, я достаю из ящика кое-какие принадлежности и кладу их на тумбочку. В темноте трудновато разглядеть, но я не хочу рисковать, чтобы разбудить её.

Медленно я накидываю пару кожаных наручников на одну из перекладин изголовья, а затем фиксирую её запястья. Ателия стонет, но не просыпается, даже когда я немного стягиваю с неё покрывало и обнаруживаю, что на ней нет рубашки.

Она лежит на спине, и я переползаю через неё, пока не оказываюсь на её торсе. Со стоном я сжимаю её грудь и нежно щипаю за соски.

Дыхание Ателии меняется, и она издает крошечное сонное хныканье. Я продолжаю, наблюдая, как трепещут её веки, пока я привожу её в состояние бодрствования.

Я подаюсь вперед ещё немного и провожу кончиком члена по её губам. Она пытается отвернуть лицо, но я хватаю её за подбородок и удерживаю на месте.

— Открой рот.

По комнате разносится звон металла о металл, когда она натягивает наручники на запястьях. Она издает панический звук, за которым быстро следует удивленное хрюканье, когда я заставляю её открыть рот и ввожу головку своего члена в её влажный, теплый рот.

— Соси, — когда она этого не делает, я легонько шлепаю её по щеке. — Соси, Ателия, или я буду трахать твое лицо до тех пор, пока ты не перестанешь дышать.

Её губы обхватывают мой член, и она нежно сосет, поглаживая языком головку. Я проталкиваюсь дальше, и она медленно открывает глаза и смотрит на меня.

— Такая наивная крошка, заснула в моей постели. А что ты думала, произойдет? — ввожу в неё всё больше члена, пока она не задыхается, и тогда я слегка отстраняюсь. — А ты думала, что я буду сладко целовать тебя, обнимать и держать на руках до утра?

Когда она кивает, её глаза становятся умоляющими.

Я смеюсь.

— Не знаю, почему ты ждешь от меня милого обращения. Ты всего лишь глупая шлюха, и я планирую обращаться с тобой соответственно.

Её протест звучит приглушенно, и я прерываю его, схватив её за голову и глубоко погружаясь в рот. Под таким углом я не могу попасть ей в горло, но мне это и не нужно. Всё, что мне нужно сделать, это податься бёдрами вперед, втягивая её голову в себя, и она все поймет.

Она в полной жопе.

Наконец она, кажется, понимает, что её ноги не связаны. Она пытается брыкаться, но её ноги просто запутываются в одеялах.

— На твоем месте я был бы осторожен. Если ты меня слишком сильно разозлишь, я заткну тебе рот.

Она замирает, её глаза расширяются, когда она захлебывается моим членом.

— Как ты думаешь, что мне лучше использовать, а? — спрашиваю я, прижимая её голову к себе и наблюдая за её борьбой. — Использовать ли мне снова кляп-шар или держать твой рот широко открытым и готовым к тому, что я буду использовать его в любой момент?

Ателия неудержимо вырывается, и я, наконец, отпускаю её голову и позволяю ей упасть обратно на подушки. Слёзы заливают её щеки, а подбородок покрыт слюной.

— Пожалуйста, не надо, — говорит она между тяжелыми вдохами. — Уэс, пожалуйста, я…

— Кляп в открытый рот.

— Нет, — кричит она, когда я беру его с тумбочки. Она корчится, пытаясь снова ударить меня ногой, но вес моего тела прижимает её к земле.

— Я уже говорил тебе, — говорю я, засовывая пальцы ей в рот. — Есть гораздо лучшие способы умолять, чем говорить «пожалуйста».

Она задыхается, когда я убираю пальцы, пропитанные слюной, и размазываю их по её лицу.

— Уэс! Я сделаю всё, что ты захочешь, только не используй кляп.

— Что я хочу, так это иметь доступ к любой из твоих маленьких тугих дырочек, когда захочу, — рычу я. — А теперь откройся пошире, или я сделаю это больно.