Любовь, которую ты вспомнишь (СИ) - Сивая Рина

– Распишитесь в получении.

Послушно подписала и забрала бумажный пакет. Почтальон, не попрощавшись, что за испанцами замечалось не часто, резко развернулся и быстрой походкой устремился к лифту. Явно тяжелая почтовая сумка била его по бедру с каждым новым шагом.

Проводив мужчину взглядом, переключила внимание на конверт. Судя по символике, какое-то официальное уведомление, но я не особо вычитывалась в отправителя, сразу залезая внутрь.

Notificación de la demanda.

Моего уровня испанского хватало для того, чтобы читать деловую корреспонденцию, но то ли мозг еще не включился в работу, то ли отвлекающий фактор в виде шума льющейся воды из ванной не давал сосредоточиться, а я скользила глазами по строчкам и никак не могла ухватиться за суть.

Может, попросить помощи у Ди?

Взгляд метнулся к закрытой двери в правой части номера. Нет, если я войду туда прямо сейчас, никакого разговора не получится. Точно не в ближайшие полчаса.

Бумажка жгла пальцы – не понятно, почему, но это чувство – что я держала в руках нечто важное – не отпускало. Пришлось обменять у Александра телефон на пульт от телевизора, чтобы сделать снимок и отправить фото адвокату с просьбой объяснить, не ошибка ли это. Ведь у меня не было никаких дел с официальными учреждениями Испании.

К моему удивлению, Шах перезвонил мгновенно – я даже не успела вернуть мобильник на стол.

– Анна, – голос Максима Григорьевича звучал напряженно, что само по себе было необычно, ведь за все время нашего общения адвокат только и делал, что демонстрировал хладнокровие: он и новость о том, что я скрыла сына от мужа, воспринял с титаническим спокойствием. – Откуда у вас эта бумага? Вы расписывались в уведомлении о вручении?

Мы не так хорошо были знакомы с мужчиной, но сейчас я почувствовала, что мой адвокат взволнован, и это волнение несло негативную окраску. Видимо, оно оказалось заразным, потому что я сама начала волноваться в ответ.

– Ее принес почтальон прямо в номер, – призналась сразу же, мельком отметив, что в ванной перестала шуметь вода. – И попросил расписаться. Я вскрыла конверт, когда он уже ушел.

В ответ до меня донесся шумный вздох (или выдох?) на том конце трубки, но я никак не могла разобрать, что именно в нем – облегчение? Разочарование? Да еще эта напряженность в голосе адвоката… поняв, что начинаю нервничать все больше, задала единственно возможный сейчас вопрос:

– Максим Григорьевич, что это за уведомление? – взгляд зацепился за конверт, и в этот раз мозг четко справился с возложенной на него функцией, с ходу определив, какому именно учреждению принадлежал герб на лицевой стороне письма. – Я ведь правильно поняла, что это из суда?

– Анна Леонидовна, – вот теперь в адвокатском выдохе четко слышалось сожаление. – Это уведомление о подаче иска против вас. Диего Солер обратился в суд по семейным делам с просьбой установить его опекуном Александра в ходе бракоразводного процесса.

Ничто не могло заставить меня стереть улыбку с лица. Ровно до этого момента, когда слова моего защитника дошли до затуманенного счастьем разума. Будто в насмешку, дверь в ванную распахнулась, являя моему взгляду довольного Диего.

Но теперь мне не хотелось улыбаться, глядя на него в ответ. В моих глазах слезы, а на языке – горький привкус разочарования и предательства.

Какая же я наивная дура.

Я доверилась ему. Я открыла ему свою память, свои чувства и свое сердце, а он решился на самое страшное: забрать у меня ребенка.

– Ана? – улыбка медленно сползала с лица Диего, когда он делал шаг ко мне. – Что-то случилось?

Его голос, еще минуту назад такой ласковый, теперь резал слух фальшью. Каждое движение, каждый шаг Ди ко мне казался частью спектакля, режиссера которого я легко могла угадать. И даже услышать ее пронзительные ремарки, появляющиеся в моей голове точно так же, как и пять лет назад.

Я видела, как таяло благодушное настроение Диего, и мне казалось, я заметила облегчение под маской обеспокоенности.

Он знал. Он точно знал, что письмо придет.

Но я не могла ему ответить. Стояла, сжимая одной рукой – огненную бумажку, а второй – телефон, и пыталась протолкнуть в легкие воздух.

Проигрывала раз за разом.

– Анна Леонидовна, послушайте меня очень внимательно, – словно через прижатую к уху подушку я слышала голос адвоката. – Я прекрасно помню, что вы просили притормозить работу над делом, но сейчас терять время нам нельзя. Важ муж выступил против вас, даже не имея на руках данных о своем отцовстве. Вы ведь не делали тест ДНК?

– Нет, – тихо, с легкой запинкой ответила я, но, кажется, Ди воспринял это на свой счет: нахмурился, стянул с плеч полотенце, которым до этого вытирал волосы, и шагнул вперед. Ко мне.

А я тут же шагнула назад. От него.

– Прекрасно, – с куда большим удовлетворением заключил Максим Григорьевич, но я не разделала его оптимизма. Мерзкое ощущение обмана расползалось по груди, отравляя все, что еще минуту назад делало меня счастливой. Но мне не хотелось плакать. Мне хотелось кричать, однако из моего рта не доносилось ни звука. – Не делайте, Анна, слышите меня? Никаких тестов, проверок, осмотров. Не оставляйте ребенка одного наедине с отцом, только под вашим надзором. А еще лучше – полностью прекратите общение с сеньором Солер. Ни звонков, ни встреч, ни переписок. Вы теперь по разные стороны баррикад, Анна Леонидовна. Понимаете?

Я кивнула, не задумываясь о том, что адвокат никак не мог меня видеть. И сбросила вызов, не осмысливая, а принимая на веру слова человека, который теперь единственный мог помочь мне сохранить сына.

– Ана?

Я зажмурилась, тряся головой, пытаясь стряхнуть с себя этот кошмар, его прикосновение, его ложь. «Прекратить общение». Да. Это был не план, это был единственный способ выжить.

Я больше не видела перед собой человека, в которого я до безумия влюбилась когда-то давно. Я видела предателя, который покусился на самое дорогое, что у меня было: на моего сына. Мальчика, которого я выстрадала. Которого я отвоевала у судьбы. Которого я заслужила.

Воспоминания о вчерашнем вечере накатывали волной, и теперь каждое слово, каждый взгляд Диего обретали новый, чудовищный смысл. Его ревность — не желание меня, а заявка на собственность. Его «развода не будет» — не признание, а объявление войны. Его страсть этой ночью… Боже, это было прощание. Или тактика. Холодный, расчетливый ход, чтобы я расслабилась, чтобы открылась. Чтобы он мог нанести удар точнее.

Я не хотела верить. Не хотела! Но перед глазами как наяву стояла фигура Габриэллы Солер – точно за спиной своего сына, и победоносно ухмылялась, произнося: «Ничего, сынок. Из тебя отец получится куда лучше, чем из твоей непутевой жены – мать».

Противная горечь осела на языке, горле, упала в желудок, заставляя тот сжиматься в попытке переварить непереваримое. Я пыталась остановить свой разум, пыталась заставить себя не думать. Но не получалось.

Вчера Диего сказал, что найдет, чем сегодня занять мои мысли. Получается, он все это спланировал заранее?

Следующий вздох получился очень шумным, и он совпал по времени с тем, как Ди оказался рядом – я не увидела предшествующих шагов, просто почувствовала, как меня окружил его запах, смешанный с моим гелем для душа.

– Анна, что происходит? – обхватив меня за плечи, с каким-то страхом в глазах поинтересовался Солер.

Его прикосновения обжигали меня даже через тонкую ткань халата. А воздух… его просто не осталось, чтобы я могла сделать хотя бы один вдох.

– Не трогай меня! — мой голос сорвался на хриплый, чужой шепот, полный такой ненависти, что Солер отшатнулся. — Никогда. Не смей прикасаться ко мне.

Я отступила к двери, спина больно уперлась в ручку. Это был якорь. Единственная точка опоры в рушащейся вселенной.

– Объясни, что… – Диего попытался было снова дотронуться до меня, но я легко увернулась и распахнула дверь.

– Убирайся. — Слезы текли по лицу, но я не давала себе права рыдать. Не сейчас, сейчас я просто не могла позволить себе быть слабой. Не перед тем, кто меня растоптал и почти уничтожил. Дважды. — С этой минуты все общение — только через моего адвоката.