Временная жена (ЛП) - Маура Катарина

Я усмехаюсь, качая головой.

— У нас, разумеется, не было никакой встречи. Но он идеально сыграл свою роль. Бабушка стояла там, рядом со мной и с мэром города. Ее подруги просто обомлели. Она сияла от гордости. Не думаю, что когда-либо видел ее счастливее.

— Почему же она никогда мне об этом не рассказывала? — Валентина смотрит на меня в растерянности.

Я нежно обхватываю ее лицо ладонями и целую в лоб.

— Когда я отвез ее домой, она заставила меня пообещать, что я тебе не расскажу. Когда первый восторг спал, ей стало неловко. Она сказала, что воспитала тебя быть лучше, чем была она в тот день, и не хотела, чтобы ты знала, насколько мелочной она тогда оказалась. Она боялась, что ты начнешь ее меньше уважать, так что я пообещал молчать в обмен на одну услугу. Надеюсь, она простит меня за то, что я рассказываю тебе это сейчас.

— Какую услугу? — тихо спрашивает моя жена, нахмурившись.

Я усмехаюсь и вытаскиваю телефон.

— Я попросил ее записать для меня видео. Что-то, что я мог бы показать тебе, если у нас когда-нибудь случится крупная ссора. Что-то, что заставило бы тебя тут же меня простить. Ее здоровье к тому моменту уже ухудшалось, и я хотел, чтобы у меня осталось хоть что-то от нее на долгие годы.

Я запускаю видео, и в глазах Валентины тут же собираются слезы.

— Вэл, — говорит на экране бабушка. — Не злись на Луку, ладно? Этот парень любит тебя больше всего на свете, но он все равно мужчина, а мужчины, они тупые, Принцесса.

Валентина смеется. Я замираю. Я не слышал ее смеха с тех пор, как мы получили эту новость. Я смотрю на свою жену, пораженный, и в мыслях благодарю бабулю за то, что ей удалось вернуть ее улыбку, когда у меня не получилось.

— Каждый раз, когда ты приводила его домой, он не отрывал от тебя глаз дольше пяти секунд. Когда он думает, что ты не смотришь, он улыбается, как будто выиграл джекпот, потому что этот ese estúpido niño считает, что ты самый главный приз.

На заднем фоне я раздраженно бурчу:

— Ты что, только что назвала меня тупым, бабуля? Я же понимаю, что это значит!

Валентина хохочет сквозь слезы и на секунду ловит мой взгляд. На видео бабушка хитро косится на меня, а потом снова смотрит в камеру.

— Он старается, Принцесса. Зная Луку, он, скорее всего, не хотел тебя обидеть. Если ты чувствуешь, что можешь его простить — прости. Не злись слишком долго. Не тратьте понапрасну это драгоценное время, ладно? Он тебя любит, и я тоже.

Она на секунду замолкает, прищуриваясь.

— Но если ты все-таки не можешь его простить, просто возвращайся домой, Вэл. Я его отлуплю, если хочешь, ладно?

В этот момент я, очевидно, забираю у нее телефон, и на экране мелькают плитки тротуара.

— Она моя внучка, — торжественно объявляет абуэла. — Я люблю ее больше всех и всегда буду на ее стороне.

— Ты вообще-то должна была быть на моей стороне! — возмущаюсь я за кадром. — Ты даже не знаешь, в чем я виноват! Может, я просто задержался на работе!

— Не надо было заставлять ее ждать! — тут же огрызается бабуля, и спустя секунду мы оба смеемся, прежде чем видео резко обрывается.

Я снова беру лицо Валентины в ладони и тяжело вздыхаю.

— Ясное дело, что изначально я планировал подрезать это видео перед тем, как тебе его показывать. Не могу поверить, что получил нагоняй за то, чего даже не делал.

Она смотрит мне в глаза, и впервые за эти дни я замечаю в ее взгляде проблеск счастья.

— Я люблю тебя, — шепчет она. — Так сильно.

Я целую ее в лоб, задерживаясь на мгновение, и дрожащим голосом шепчу:

— Я люблю тебя больше, Валентина.

Глава 59

Лука

Я мельком смотрю на карманные часы, входя в дом. Сегодня я задержался больше обычного, и надеюсь, что она меня не ждала. Теперь весь ее груз лег на мои плечи, и я еще больше ценю ее за все, что она делала.

Без моей жены и нашей слаженной работы все идет в десять раз дольше. Я никогда не был таким загруженным, таким вымотанным… таким одиноким. Хотя я вижу ее каждый день, мне кажется, что я скучаю по ней сильнее, чем когда-либо.

Прошли недели, но Валентина по-прежнему почти не говорит. Она отказывается возвращаться домой. Я уже не уверен, хочет ли она вообще меня видеть. Она смотрит на меня пустым взглядом, и я знаю, что это всего лишь ее горе, но, черт, это больно.

Ее мать, моя бабушка, мои братья и сестры — все приходят к ней, пытаясь хоть как-то поддержать. Но с каждым днем становится только хуже, и тревога внутри меня растет. Мне ненавистна мысль, что я не могу ее утешить. Что мое присутствие для нее — пустое место. Иногда я думаю, не переоценил ли я ее чувства ко мне. Но потом тут же презираю себя за эгоизм. Я помню, как тяжело мне далась потеря родителей. Для нее это нечто подобное.

Я замираю, увидев, что ее мать сидит внизу, на ступеньках лестницы.

— Мам, — негромко говорю я.

После похорон она сказала мне называть ее мамой, как называет ее Валентина, но мне до сих пор непривычно. Хотя сам жест — эта безмолвная поддержка — для меня сейчас особенно ценен.

— Лука, — ее голос дрожит. Она поднимает на меня глаза, и я вижу в них сдержанные слезы. — Пожалуйста, не оставляй мою дочь. Я ошибалась. Мне не следовало разлучать вас так долго. Я не должна была судить тебя, приравнивая к ее отцу. Не должна была думать, что ты будешь смотреть на нее свысока. Я знаю, что вначале была с тобой несправедлива, и, возможно, не имею права тебя о чем-то просить. Но я умоляю. Не бросай ее.

Я опускаюсь перед ней на колени и беру ее руки в свои.

— Не брошу, — обещаю я.

Она выглядит такой беспомощной, такой сломленной, что у меня даже слов не находится.

— Что случилось? Она что-то сказала?

Она колеблется, и по моему позвоночнику пробегает холодок.

— Тебе стоит подняться, — наконец отвечает она.

Я киваю, помогая ей встать, и направляюсь вверх по лестнице. Ступени скрипят под моим весом. Останавливаюсь перед дверью в спальню Валентины и глубоко вдыхаю, собираясь с духом. Каждый день мне приходится играть роль жизнерадостного идиота, когда внутри меня все рушится. Ее пустота убивает меня.

Я толкаю дверь и вхожу. Она лежит в постели. Как всегда.

— Привет, детка, — негромко говорю я, ослабляя галстук.

Она даже не смотрит в мою сторону. Черт. Я бы отдал все, чтобы увидеть ее улыбку. Даже тот ее ледяной взгляд — лучше, чем это. Я прикусываю губу, а потом принимаю решение. Так дальше не пойдет. Я стягиваю с нее одеяло, оставляя ее полураздетое тело открытым, но даже это не заставляет ее обернуться ко мне.

Я оглядываю ее и замечаю, что она до сих пор носит ту же старую, заношенную футболку. Из вещей, что я привез из дома, она ничего не тронула. Почему?

— Хватит, Валентина, — говорю я, подходя ближе.

Я беру ее на руки, и она тяжело вздыхает, но остается безучастной. Только когда я вхожу с ней в ванную и ставлю ее в душ, она наконец реагирует.

— Я уже мылась несколько часов назад, — бормочет она.

Я вхожу в душ следом и включаю воду. Одежда тут же прилипает к телу.

— Знаю, — отвечаю я.

Ванная — единственное место, куда она выходит из своей комнаты, но, судя по спутанным и сальным волосам, она проводит здесь не больше пары минут. Я никогда не видел ее такой. Я никогда не видел ее настолько сломленной.

Я стою перед ней, промокший до нитки, и смотрю, как ее взгляд медленно скользит вниз, задерживаясь на моих носках.

— Лука, — шепчет она, ее глаза широко распахнуты.

Мокрая футболка облепляет ее тело, подчеркивая каждую линию, каждый изгиб. Я глубоко вздыхаю и медленно стягиваю с себя пиджак, позволяя ему тяжело упасть на мокрый кафель.

— Помоги мне, — говорю я, беря ее руки и кладя их на пуговицы своей рубашки.

Она смотрит на меня, и я не могу разгадать ее выражение. Мне кажется, что она отвергнет меня, просто выйдет из душа, но затем ее пальцы двигаются, расстегивая пуговицы медленно, одна за другой. Когда рубашка раскрывается, я замечаю, как что-то вспыхивает в ее глазах. Я наблюдаю за ней, пока снимаю ее с себя, вытаскивая из рукавов.