Разрушенные клятвы (ЛП) - Маура Катарина

Я пристально смотрю на нее, отмечая ее прекрасные кудрявые волосы и янтарные глаза, которые выдают ее внутреннюю боль. Она выглядит такой потерянной, такой раненой... и я не могу оторвать от нее взгляд.

— Да, — признаюсь я. — Я жалею. Жалею, что когда-то влюбился в тебя, что думал, будто моей любви будет достаточно, что мы сможем пережить все, если будем вместе. Жалею, что так слепо верил в нас и поставил на кон все, ради тебя.

Я провожу рукой по волосам и выдыхаю, пытаясь взять себя в руки.

— Знаешь, о чем я больше всего жалею? Я жалею, что пригласил тебя танцевать на том злосчастном гала-вечере. Я должен был отпустить тебя, должен был перерасти свою детскую, глупую влюбленность в тебя и прислушаться к мудрым предупреждениям моей бабушки. Черт возьми, если бы у меня была возможность вернуться в прошлое, я бы оставил тебя в покое в ту ночь выпускного и не стал бы утешать. Я жалею, что вообще когда-либо поцеловал тебя, что привел тебя в это место, которым я всегда мечтал поделиться только со своей будущей женой. Все мои сожаления сводятся к одному, Селеста. К тебе.

Она отворачивается, ее руки обхватывают саму себя, словно ей нужно защититься.

— Чувство полностью взаимно, Зейн, — Ее голос звучит тихо и подавленно, и на этот раз в нем нет ни капли злобы.

Ее взгляд, полный боли и разочарования, пробивает все мои защитные барьеры, и, черт возьми, я готов забрать обратно каждое слово, которое только что произнес.

Глава 65

Зейн

Я бросаю взгляд на Сиерру, которая сидит на кухонном столе рядом с плитой, и выхватываю из ее рук кусок сыра.

— Мало того, что ты потребовала, чтобы я пришел и приготовил тебе твои любимые макароны с сыром, причем с шестью разными видами сыра, так ты еще и пожираешь все ингредиенты.

Она скрещивает руки на груди и сверлит меня взглядом.

— Если бы ты готовил быстрее, мне бы не пришлось воровать твои чертовы, драгоценные ингредиенты. Что тут сложного? Почему так долго?

Я смотрю на нее с каменным выражением лица.

— Сиерра, прошло десять минут.

Она раздраженно выдыхает, а я едва сдерживаю улыбку. Сегодня моя милая сестренка злее обычного, и, подозреваю, дело тут в Селесте. Я сразу понял, что что-то не так, когда она попросила приготовить ей еду для утешения, но эти взгляды, которыми она меня исподтишка сверлит, только подтверждают мои догадки.

— Просто спроси, — бормочу я, растапливая в кастрюле сыры, которые она выбрала. Этот соус я довел до совершенства специально для нее.

— Спросить что?

Я усмехаюсь, глядя на сковороду, и качаю головой.

— Все, что заставляет тебя так на меня смотреть. Если ты беспокоишься о ней, можешь спросить, как у нее дела. Но я сам ничего рассказывать не буду.

Интересно наблюдать, как сильно моя сестра все еще переживает. В этом вся Сиерра — если она кого-то впустила в свое сердце, то это навсегда. Думаю, у нас это общее.

— Ну… к-к-как она?

Я собирался ее успокоить, но, встретившись с ее встревоженным взглядом, слова застревают у меня в горле.

— Она скучает по тебе.

Сиерра отводит глаза, но я успеваю заметить проблеск боли в ее взгляде.

— Понятно…

Я кусаю губу, не зная, что сказать.

— Две недели назад она рыдала в подушку, и, честно, я никогда раньше не видел такого горя. И знаешь, плакала она не из-за меня, Сиерра.

Она обхватывает себя руками и глубоко, медленно вдыхает.

— Две недели назад… это когда она принесла мне печенье.

Я медленно киваю.

— Она что-то говорила об этом, — бормочу я, чувствуя, как внутри поднимается глухая, неприятная ревность.

Из всех клятв, которые она нарушила, эту — единственную — держит. Больно осознавать, что ее верность моей сестре перевесила ту, что должна была быть мне.

Сиерра смотрит на меня, ее взгляд полный противоречий.

— Это правда? Ты действительно сказал Селесте, что не хочешь видеть ее своей женой?

Я замираю, резко встречаясь с ее глазами.

— Она сказала, что ты попросил чистого разрыва, когда истечет срок, и заверила меня, что не будет лезть в наши жизни.

— Я думал, вы говорили о печенье?

Сиерра обнимает себя еще крепче, ее лицо болезненно искажено.

— Ты действительно это сказал?

Я неохотно киваю.

— Ты действительно это имел в виду?

Я уставился в кастрюлю перед собой, не в силах смотреть на сестру.

— Я имел в виду каждое слово, когда произносил их.

Она заправляет прядь волос за ухо и смотрит прямо перед собой, выглядя такой же потерянной, как и я сам.

— И ты все еще придерживаешься этого мнения?

В голове всплывает боль в глазах Селесты, когда я сказал ей, что не хочу, чтобы моя будущая жена жила в ее тени. Я даже не уверен, почему произнес это. Я ведь и не представляю себя с кем-то другим. Не думаю, что вообще когда-нибудь смогу жениться после нее. Я не хотел ее ранить… по крайней мере, сознательно. Просто та ночь сделала меня слишком уязвимым. Я знал, что так не могло продолжаться.

— Ты снова влюбляешься в нее, да?

Я моргаю, возвращаясь в реальность, и поднимаю взгляд на Сиерру.

— Нет.

Как я мог влюбиться в того, кого так и не разлюбил? Это то, что я всегда ненавидел больше всего, что я люблю ее, несмотря на все, что она мне сделала.

— Она обвинила тебя в промышленном шпионаже и отправила за решетку, — напоминает Сиерра, ее голос дрожит. — Она забрала все ваши совместные проекты и использовала их против тебя.

— Я знаю, — выдыхаю я, чувствуя себя выжатым. — То, что она сделала, — это то, что я никогда не смогу простить, Сиерра. Я просто говорю, что понимаю, откуда у нее взялись эти мотивы. Но я никогда не смогу простить ей, как она улыбалась мне и целовала меня, одновременно подбрасывая фальшивые улики, как она засыпала рядом со мной и видела во сне мое падение. Я никогда не мог себе этого представить.

Я с силой высыпаю макароны в кипящую воду, ярость внутри меня пылает жарче плиты.

— Ты представляешь, как я был счастлив, что она наконец-то вышла из своего оцепенения? Несколько недель она либо тонула в своем горе, либо обвиняла меня в том, чего я не делал, поэтому, когда она наконец-то снова показалась собой, я почувствовал такое облегчение. Я думал, что она начала рассуждать здраво, что она начала слушать... но это все была игра. Я готовился уйти от всего, смирился с тем, что меня отрекутся за любовь к ней. — Я безрадостно улыбаюсь, и мое сердце сжимается от боли. — Я даже купил ей обручальное кольцо, знаешь? Сам разработал дизайн и попросил Лорье изготовить его для нее.

— Зейн… — шепчет Сиерра.

Я поднимаю на нее взгляд, чувствуя, как душевная боль сжимает мое сердце.

— Ты хоть представляешь, каково это — смотреть в глаза женщины, которую любишь больше всего на свете, и осознавать, что она никогда не любила тебя так же? Что бы ни случилось между нами, я никогда не смог бы поступить с ней так, как она поступила со мной. Я бы просто ушел, поставив точку в наших отношениях. Я бы никогда не причинил ей такую боль — и именно поэтому между нами больше ничего не может быть. У нее нет веры ни в меня, ни в наши отношения, и я не могу ей доверять. Даже если бы она снова влюбилась в меня, я бы никогда не смог быть уверенным в искренности ее чувств, я бы всегда боялся, что она снова разрушит все, как только кто-нибудь бросит в меня очередное обвинение. Каждый раз, когда она улыбается мне, я задаюсь вопросом, настоящая ли это улыбка, или это всего лишь очередная игра. Я не могу так жить, даже ради нее.

Глава 66

Зейн

Я стою в дверях, наблюдая, как Селеста берет уже, наверное, десятое платье, ее лицо выдает волнение. Бабушка сказала, что предупредила ее: еще один пропущенный семейный ужин, и хорошего ждать не стоит. Я был уверен, что Селеста проигнорирует это предупреждение.

Она расстегивает молнию на черном платье и раздраженно сбрасывает его с плеч. У меня перехватывает дыхание, когда ткань скользит вниз, оседая у ее ног, обнажая кружевное белье-черное, изысканное, подчеркивающее изгибы ее тела. И эти маленькие штучки на бедрах… Как они называются? Подтяжки? Черт его знает. Единственное, что я знаю точно — она чертовски неотразима.