Непримиримая одержимость - Анис Дрети

Её потрясающие глаза округлились, будто у меня внезапно выросло три головы. Доктор Максвелл отреагировал так же, когда я заговорила впервые.

Амели быстро взяла себя в руки и посветила фонариком мне в глаза. Я прищурилась, но постаралась следовать её инструкциям. Через некоторое время она убрала свет и проводила меня в ванную комнату.

Там горделиво возвышалась роскошная мраморная столешница и золотые смесители, а посередине стояла изысканная ванна. Я справила нужду, затем доковыляла до раковины и сполна воспользовалась маленьким флакончиком ополаскивателя для рта. Сев на край наполняющейся ванны, я погрузила в воду ноги, чтобы облегчить боль в лодыжке. Мыться в таком положении было неудобно, и я не могла найти мыло и мочалку. И все же, бегущая из крана горячая вода была настоящей роскошью, а возможность помыться ниже пояса – благословением.

В конце концов Амели постучала в дверь, настаивая, чтобы я вернулась в комнату для продолжения обследования. Держа маленькие карточки на расстоянии вытянутой руки, она постепенно приближала их и просила меня читать вслух. Каждый раз, когда я смотрела ей в глаза и давала ответ, она замирала.

Поначалу я подумала, что что-то не так с моим голосом. Но вскоре я поняла, что она поражена уже тем, что я вообще смотрю ей в глаза, когда говорю. Еще больше её удивило то, что я никак не отреагировала, когда она рассеянно коснулась моего лодыжки, осматривая её. Девушка тут же отдернула руку, словно пересекла какие-то серьезные личные границы.

Я мысленно пожала плечами. Возможно, она ожидала увидеть робкое существо, которое будет отводить взгляд или вздрагивать от любого прикосновения.

Амели сделала несколько пометок и наконец объявила:

— Думаю, мы можем исключить сотрясение, но доктор Максвелл захочет лично в этом убедиться.

— Когда он вернется? — спросила я, как преданный щенок. Разве можно меня винить? Если кто-то накормит бездомную собаку и осыплет её лаской, та будет вилять хвостом при одной мысли о новом хозяине.

— Скоро. — Амели замешкалась, прежде чем засуетилась с лотком, полным медицинских принадлежностей. — О-он упомянул, что у тебя наблюдаются провалы в памяти. — Она скептически меня оглядела.

Я кивнула и откинулась на матрас. Не было смысла убеждать её, что я говорю правду. Амнезия – это сюжет из мыльной оперы, даже моей скудной памяти хватало, чтобы понимать это. Любой нормальный человек решил бы, что я всё выдумала.

Я закрыла глаза. В конце концов, она сказала, что я могу спать, если у меня нет сотрясения. Но тут же зашипела, когда что-то неприятное коснулось моей щеки. Амели цокнула языком, когда я отстранилась от ощущения жжения.

— Раны воспалятся, если я не обработаю их антисептиком, — настояла она, преследуя мое лицо ватным тампоном. — Доктор Максвелл распорядился доставить вакцину до того, как мы выйдем в море. После прививки от столбняка ты будешь в безопасности.

Я не знала, что такое «прививка от столбняка», но звучало это неприятно. Однако нечто другое из её слов привлекло моё внимание.

До того, как мы выйдем в море.

Но я не могу уплыть на яхте. План состоял в том, чтобы восстановить силы и найти дорогу домой. Моя семья, вероятно, жила в Нью-Йорке. Уплыть означало бы двигаться в неправильном направлении.

— Я не могу отправиться с вами, — пробормотала я. — Можешь сообщить мне об отходе яхты заранее?

Амели проигнорировала просьбу.

— Давай обработаем раны, — сказала она, приподнимая мою руку, чтобы осмотреть ссадины. — Как насчет того, чтобы я принесла тебе туалетные принадлежности и набрала теплую ванну? Как только я закончу, ты сможешь снова лечь спать.

Ванна звучала заманчиво, но я не могла представить, как заставлю своё тело подняться с мягкой кровати.

— Я так устала, — извиняющимся тоном сказала я, чувствуя себя капризной дивой из-за того, что усложняю ей работу.

Она тепло улыбнулась мне.

— Всё в порядке, Роза. Ты многое пережила. — Она направилась к двери, но на пороге остановилась и бросила через плечо: — Было приятно снова тебя видеть.

Что?

Несмотря на все попытки, у меня не хватило сил спросить её, что она имела в виду. Мягкие подушки манили меня, и я погрузилась в сон.

Когда я снова открыла глаза, в комнате было темно, лишь бледный лунный свет струился сквозь окна. Неясная фигура заняла место Амелии, и я сразу поняла, что это он. В воздухе пахло свежестью и кашемиром с ноткой амбры. Если бы уникальный аромат его одеколона не выделял его, то телосложение справлялось с этой задачей. Он был самым крупным мужчиной, которого я встречала – и ростом, и комплекцией. Даже в тусклом свете его невозможно было ни с кем спутать. Я взглянула на прикроватную тумбочку и увидела миску, наполненную водой. Оттуда поднимался пар, словно вода только что закипела. Его фирменный запах, смешанный с влажным туманом, был почти невыносим. Эта дурманящая смесь могла ввести человека в кому.

Пока мои глаза привыкали к темноте, я наблюдала за ним в лунном свете, который отбрасывал теплое золотистое сияние на его черты, особенно выделяя мускулистый торс. Он был без рубашки.

Вот черт.

В его руке была губка, а огромные руки блестели от капель воды. Это придавало ему суровый вид, словно он был грубым рабочим, а не образованным доктором.

Ошеломленная, я уставилась на его голую грудь. Я не имела ни малейшего понятия, зачем он снял рубашку. Даже не подумала спросить. Я жадно рассматривала его, насколько это позволяло тусклое освещение в комнате, скользя взглядом по твердым мышцам его пресса, и задерживая внимание на том, как они изгибались.

Мое дыхание участилось, когда он поймал меня на разглядывании. Если ему было интересно, видела ли я когда-нибудь полуобнаженного мужчину, ответ был написан прямо на моем ошарашенном лице. Возможно, до потери памяти я и видела, но теперь не могла вспомнить.

Доктор Максвелл никак не прокомментировал моё разглядывание, оставаясь совершенно бесстрастным. Просто опустил губку в миску, медленно выжал её и приложил к моей ключице. Я ожидала, что вода будет обжигающе горячей, и была приятно удивлена, ощутив лишь тепло. Легкое давление огрубевших пальцев ласкало мою кожу, успокаивая её. Вода потекла по ключице и скрылась в ложбинке между грудями.

Я нахмурилась. Затем медленно опустила голову, чтобы взглянуть на себя. Мой грязный больничный халат исчез. Под мягким белым одеялом я была совершенно голая. Простыня была спущена так, что обнажала большую часть моей груди, кроме сосков, а внизу задрана так высоко, что он мог бы видеть мою промежность, если бы встал у моих ног.

— Что за...

— Обтирание губкой, — прервал он меня на полуслове, видя мою панику.

Так вот почему он был без рубашки?

Не хотел, чтобы вода испортила его дорогую одежду? Боже, я так надеялась, что это медсестра Амели, а не доктор, раздела меня.

Заметив моё смущение, он добавил:

— Я не могу обработать твои раны, не очистив их должным образом.

Его тон был клиническим, и логика присутствовала, но моя паника была настоящей. Я не знала, что такое секс – и, клянусь Богом, я пыталась вспомнить – знала лишь, что это нечто очень интимное, вроде моего текущего положения. Я слышала много грубостей, пока жила на улице; многочисленные упоминания, такие как «пизда» и «член», указывающие на интимные места, и слово «трахаться», когда речь вели о сексе. И хотя демонстрации секса у меня еще не было, я внезапно остро ощутила его близость.

Я сглотнула.

— Тебе не обязательно это делать. Я могу принять душ.

— Ты измотана и не сможешь стоять на больной лодыжке достаточно долго, чтобы принять душ. — Он приподнял мою руку, чтобы провести губкой по внутренней стороне. Хотя он с легкостью держал мою руку, даже просто безвольно подчиняться его действиям требовало от меня невероятных усилий. Нельзя было отрицать, что в душевой кабине я бы не продержалась. И все же происходящее было слишком унизительным.