Любовь, которую ты вспомнишь (СИ) - Сивая Рина

Валерия игнорировала меня целые сутки. Не отвечала на сообщения. Сбрасывала звонки. Я ненавидел ее всем сердцем, ведь она дала мне глупую надежду – на помощь и на исправление. А потом так жестоко ее отобрала.

К моменту, когда сестра моей жены все-таки вышла на связь, Маркос уже отозвал все мои заявления в суд. Я больше не разводился с Анной, но она все еще разводилась со мной, и от этой мысли мне буквально выкручивало кости.

Лера назначила встречу в отеле. Не в ресторане, к которому я уже привык, а в баре в стороне от основного холла. Я наивно подумал, что она собиралась устроить мне встречу с женой, но, увы, за барной стойкой меня ждала на Анна.

– Скажу сразу: мне плевать, кто тебя подставил, я все равно считаю, что ты виноват, – задала тон нашей беседе Валерия после того, как нам принесли напитки: мне – кофе, горький и обжигающий, ей – чайник травяного чая.

Ее слова ударили под дых. Я сжал свою чашку так, что шероховатая керамика ручки чуть не отвалилась.

– Моя мать, – выдохнул я, чувствуя, как горечь поднимается к горлу. – Но это не оправдание. Только объяснение.

– Не удивлена, – пожала плечами Лера, наливая напиток в свою чашку. – Но, если бы ты сразу поставил ее на место, ничего этого не случилось бы. И под «этого» я подразумеваю вообще все, в том числе ребенка, воспитанного без отца.

Я понимал, что правда в словах девушки была, я даже готов был признать свою вину. Но быть терпилой я не собирался.

– Ты и дальше планируешь меня обвинять во всем или все-таки поможешь?

С полминуты Валерия сверлила меня хмурым, тяжелым взглядом, прожигающим насквозь, а потом спросила:

– А почему я должна тебе помогать, Диего? Может, и Ане, и Саше будет лучше без тебя, твоей чокнутой мамаши и проблем, которые вы постоянно с собой приносите?

Ее слова острым кинжалом вошли прямо в незащищенную грудь. Но я не позволил себе упиваться болью.

– Может, и будет, – признал я честно. – Но я люблю твою сестру и своего сына. И знаю, что это взаимно. Поэтому я больше всех заинтересован в том, чтобы они были счастливы. Рядом со мной.

Знакомые серые глаза, так похожие на глаза моей жены, недовольно сощурились, но лишь на миг. А после Лера кивнула и изобразила слабую улыбку.

– Убедил, красавчик, – усмехнулась она, давая понять, что именно этих слов от меня и ждала. – Поэтому я тебе помогу. Но сначала ты должен кое-что узнать.

Я вопросительно приподнял бровь, требуя пояснений. Но Лера сначала отпила чая, смешно подув на него перед этим, после – отставила чашку, чуть покрутила, добиваясь идеального на ее взгляд положения, и лишь потом заговорила.

– Когда твоя мать сообщила, что ты якобы погиб, у Аньки начались панические атаки. Знаешь, что это такое?

Я кивнул.

– Лично не испытывал. Но я долго ходил к психологу, чтобы нивелировать воздействие амнезии, поэтому да, в общих чертах я знаю.

Лера зеркально кивнула в ответ.

– Это все наложилось на новость о беременности и создало прецедент в ее психике, когда Аня решила сохранить ребенка. И свой страх потери с тебя она перенесла на него. Это стало неким спусковым крючком, и каждый раз, когда она думала, что может потерять Сашу, ее накрывало.

У меня не было большого опыта в решении психологических проблем, но, благодаря собственным сессиям, я имел представление, насколько бывает сложно справиться с собственным разумом, начинающим играть против тебя. И если в моем случае это была непробиваемая бетонная стена, молчаливая и непоколебимая, но и безобидная, то в случае с Анной на первое место выходил парализующий страх… это правда было страшно.

– И часто она так думала? – осторожно спросил я, чувствуя поднимающийся по позвоночнику холодок.

Не получалось себе представить милую, нежную Ану, оставшуюся один на один с ужасом. От этого чувство собственной беспомощности готово было столкнуть меня в собственную паническую атаку.

– Не особо, – произнесла Лера, и я вздохнул с облегчением.

Рано, как оказалось.

Она рассказала мне многое из того, чего я до этого не знал. О тяжелой беременности Ани и о проблемах, возникших во время родов. О диагнозе, поставленном моему сыну уже после рождения, и об операции, проведенной крохе.

Я слушал молча, не перебивал, а сам горел изнутри стыдом и яростью. За то, что не знал этого раньше. За то, что меня не было рядом с женой в те моменты, когда ей особенно нужна была поддержка.

Тогда, сидя за барной стойкой, я особенно ненавидел себя за то, что забыл ее.

– А потом к ней пришли из опеки, – шумно выдохнув, Валерия попыталась долить себе чая, но чайник оказался пуст. Я подозвал официанта и попросил обновить. Девушка благодарно улыбнулась, но улыбка быстро сошла на нет, стоило ей продолжить: – Одна стерва из Пашкиной компании позавидовала Аниному повышению и настучала на нее, выложив все, что успела на нее нарыть: и про панические атаки, и про погибшего мужа. Обставила все так, будто Анька – неуравновешенная психичка, и ребенку с ней опасно.

Невольно я сжал руку в кулак, желая уничтожить неизвестную мне женщину. Такой ярости я даже к матери не испытывал.

– Паша, конечно, быстро закрыл вопрос и виновную уволил по статье, но, сам понимаешь, осадочек остался.

Да, я понимал. Понимал, что другой мужчина решал проблемы моей женщины, когда я на другом конце мира не решался просто набрать ее номер. Придурок!

– Поэтому та бумажка так на нее подействовала, – закончила Лера и подняла на меня полные печали глаза. – Она испугалась за сына, а дальше просто поддалась рефлексам, выработанным всеми этими ситуациями.

Я не держал на Анну обиды за ее слова и ее поведение. И мне не важно, чем именно была вызвана та реакция: паникой, настроением, да хоть Венерой в Марсе! Как мать, она имела полное право злиться и не позволять мне объясниться.

– Она не истеричка, Диего, – внезапно произнесла Валерия. – У нее нет проблем с головой, она…

– Лера! – я остановил ее, не собираясь слушать этот бред. Я не считал Ану больной, сумасшедшей или опасной для своего ребенка, поэтому объяснения ее сестры мне не были нужны. – У меня проблемы с головой, если уж на то пошло. Так что скорее Анну нужно уговаривать быть с тем, кто не помнит тридцать с лишним лет своей жизни, чем меня. Мне все равно. Я ее люблю.

Девушка напротив улыбнулась – немного робко, немного грустно. С налетом непонятной мне ностальгии.

– Вот теперь я тебя узнаю, Диего Солер. Раньше ты признавался в своей любви так же категорично.

Я снова ощутил это: глухой толчок, идущий откуда-то изнутри. Не воспоминание, не возникшая перед глазами сцена. Ощущение, что это уже было. И голос – ее, Леры, голос в моей голове, насмешливо сообщающий: «Да, красавчик, если ты и дальше будешь так категорично признаваться в любви моей сестре, возможно, я тоже тебя полюблю».

Я не спросил, было так или нет. Просто принял как возможное и уточнил:

– Я хочу встретиться с Аной и Алексом.

Все благодушное настроение мигом испарилось.

– Это вряд ли, – Лера сочувственно покачала головой. – Там Пашка с адвокатом развили целую военную компанию против тебя.

– Я в курсе. Мне хотят запретить подходить к жене и сыну ближе, чем на пятьсот метров.

– Вот-вот, – подхватила моя сообщница. – Поэтому я предлагаю тебе подождать, когда мой муж уедет. Иначе это все выльется в еще больший конфликт, а Аньчику и так уже досталось. Не хочу заставлять ее переживать лишний раз.

Умом я понимал, что в словах Леры есть правда, но ожидание – худшая из пыток.

– Всего пару дней, – поймав огонек нетерпения в моих глазах, добавила девушка. – Анька как раз успокоится, а ты – соскучишься достаточно, чтобы больше никогда ее не отпускать от себя.

Я не смог. Меня хватило всего на одну ночь, и, хоть теперь Лера отвечала мне куда как чаще, прячась от своего мужа, я все равно слишком остро ощущал нехватку жены и сына в своей жизни.

Сидеть без дела было невыносимо, и поэтому я надоедал Валерии. Настолько, что однажды она не выдержала и тихо сорвалась на меня: