Разрушенная (ЛП) - Бишоп Энн

Ателии требуется ещё пара минут, чтобы успокоиться. В конце концов, она вытирает щеки рукавом куртки. Глаза у неё красные и всё ещё стеклянные, но, кажется, ей уже немного лучше.

— Ты можешь не рассказывать об этом Уэсу или Келлану? — говорит Ателия между всхлипываниями. — Я доверяю тебе, что ты позволишь мне подождать с разговорами об этом, пока я не буду готова, но они будут пытаться выжать из меня всё силой.

— Конечно, малышка. У тебя есть я. И всегда буду.

Она едва заметно вздрагивает. Я не знаю, что это значит, но это только заставляет меня волноваться ещё больше.

— Телия…

— Спасибо, — дрожащим голосом говорит она, сжимая мою руку в своей. — Давай просто забудем об этом на время, хорошо? Я не могу об этом думать.

Она делает паузу, прикусывая губу, а затем говорит:

— Только не о том, как я сказала, что люблю тебя. Никогда не забывай об этом.

Я улыбаюсь и нежно целую её в щеку.

— Я не могу, Телия. Ни за что на свете.

Глава сорок девятая

Ателия

Декабрь — это война с самой собой. Вина и гнев, смятение и нужда. Всё остальное смешивается с серыми оттенками и снегом.

Конечно, есть и хорошие моменты, но даже они омрачены. Каждый раз, когда кто-то из мальчиков делает для меня что-то приятное, я ещё больше сомневаюсь в своем плане. И каждый раз, когда они трахают меня до потери пульса, я не могу не задаваться вопросом, найду ли я когда-нибудь кого-то ещё, кто поймет, что мне нужно так же, как они.

Но я не могу сдаться — не сейчас, когда я так близко. Если я буду следовать своему плану, он гарантированно сработает. Келлан сказал мне, что любит меня, и я знаю, что он говорил это от всего сердца. Кэл тоже сказал мне об этом, что чуть не сломило меня. Он назвал меня своей семьей, а я планирую разорвать его в клочья в то время года, которое и так болезненно для него.

Хуже всего то, что какая-то больная, жалкая часть меня имела в виду это, когда говорила, что люблю их. Когда они заставили меня переехать к ним, я планировала влезть во все возможные аспекты их жизни. Сделать так, чтобы они не смогли от меня отвязаться даже после того, как я уйду.

Я не думала, что они поступят так же со мной.

Я чувствую себя так глупо. Я хотела отомстить, а не влюбиться.

Потребуется много времени, чтобы отмыться от них, когда я уеду. Но я должна это сделать. Я должна.

Это то, чего заслуживают мальчики. По крайней мере, я постоянно говорю себе об этом. Я записала в одном из блокнотов список всех ужасных вещей, которые они мне сделали, и всякий раз, когда моя решимость ослабевает, я перечитываю его. Это подпитывает гнев, который всегда кипит во мне, и заставляет его снова гореть ярким пламенем.

За неделю до рождественских каникул я ежедневно – иногда по нескольку раз в день – возвращаюсь к своему блокноту. Кажется, они действительно сожалеют обо всем, что сделали со мной. Они извинялись бесчисленное количество раз и делают всё возможное, чтобы расплатиться за содеянное.

Но этого недостаточно. И никогда не будет достаточно – пока они не испытают ту боль, которую испытал я.

По крайней мере, именно это я говорю себе в ночь после экзамена, лежа в постели с Кэлом. Он заснул почти сразу, как только я выключила свет, но я бодрствую уже почти час. Это стало проблемой в последний месяц или около того. По какой-то причине я больше не могу нормально спать.

Уэс и Келлан ушли на работу — последнюю перед началом зимних каникул, — но они скоро должны вернуться. К счастью, с тех пор как Кэл открылся мне, он уже не так много работает. Он нашел себе другие занятия — два, в частности. Первое — это рассказывать мне о своем детстве, а второе — трахать меня до тех пор, пока мы оба не выдохнемся и не заснем.

Оба варианта одинаково болезненны для меня. Хотя я знаю, что имею полное право причинить Кэлу боль, я всё ближе и ближе подхожу к осознанию того, что не хочу этого. Может быть, если бы это было в другое время года, но я сделаю это за пару дней до Рождества. По словам Уэса и Келлана, именно в это время он всегда в самом низу.

Секс ничуть не хуже. Он потрясающий, но это заставляет меня задуматься, не совершаю ли я самую большую ошибку в своей жизни. Я никогда не думала, что смогу привязаться к этим мальчикам, но это так. И Боже, они точно знают, как обращаться со мной в постели. Какие границы не переходить, когда надавить на меня — всё это. Они дали мне безопасное слово, но каждый раз, когда я приближалась к тому, чтобы его использовать, они каким-то образом узнавали и отступали.

Это такой необычный контраст с тем, как они обращались со мной в начале семестра. Не было никакого уважения к моим границам, моим потребностям или желаниям. Они просто хотели сломать меня, пока я не окажусь на самом дне, чтобы каким-то образом затащить меня ещё ниже.

Но теперь…

Теперь всё так запутано, всё по-другому, и тайная часть меня глубоко внутри болит за то, чтобы этого было достаточно.

— Я не хотела влюбляться в тебя, — шепчу я, нежно проводя пальцами по лицу Кэла.

Он не двигается, поэтому я вздыхаю и закрываю глаза. Я должна попытаться заснуть.

К сожалению, не прошло и двух минут, как я слышу стук открываемой входной двери. Дом наполняется криками Уэса, и Кэл просыпается от толчка.

— Кэл, — кричит Уэс. — Спускайся сюда!

— Блядь! — Кэл вскакивает с кровати и за долю секунды приходит в полную боевую готовность. Он набрасывает штаны и выбегает из комнаты.

— Кэл!

Холодный ужас охватывает мою грудь. По голосу Уэса, который продолжает звать Кэла…

Он напуган.

У меня сводит живот, когда я понимаю, что совсем не слышала голоса Келлана. Откинув одеяло, я хватаю одну из толстовок Кэла и бегу за ним.

Когда я спускаюсь по лестнице, мальчики появляются в фойе. Келлан весь в крови, а у Уэса немного размазано по коже. Они оба промокли от дождя.

— Келлана пырнули ножом, — говорит Уэс, протягивая руку Келлана, чтобы Кэл мог её рассмотреть. На его куртке большая рана, а на порезанной коже верхней части руки запеклась кровь.

— Не пырнули, — Келлан закатывает глаза. — Просто… порезался.

Судя по количеству крови, он явно лжет.

Кэл тут же хватает Келлана за руку и надавливает на рану.

— Где оружие? Если его найдут с его кровью…

— Я украл его у парня, — говорит Уэс. — Мы были на улице, и шел сильный дождь, так что кровь уже смыло.

— Я в порядке, — говорит Келлан, но когда он пытается отстраниться, Кэл не даёт ему этого сделать. — Чувак, серьезно. Я надавил на неё во время поездки, но не знаю, насколько это помогло. Порез не такой уж и глубокий.

— Идите на кухню, — Кэл начинает идти по коридору, увлекая за собой Келлана.

— Мне нужно лучшее освещение.

Келлан протестует, но я не понимаю, что он говорит. Мой разум выходит из-под контроля, и мне кажется, что кто-то обхватил моё сердце рукой и больно сжимает.

— Эй, — Уэс подходит ко мне, и, хотя этого совершенно не должно быть, знакомый запах кожи и сосны успокаивает меня.

— Он что, чуть не умер? — слышу, как спрашиваю, но не чувствую, как мой рот формирует слова.

— Даже близко нет, — Уэс откидывает мои волосы с лица. — С ним всё будет в порядке.

— А что насчет тебя? — осматриваю его, но на нём, похоже, только кровь Келлана.

— Я в порядке, Телия. Эй-эй, посмотри на меня, — Уэс берёт моё лицо и наклоняет его вверх, пока я не смотрю в его глаза: такие глубокие карие, и сейчас в них столько заботы. — Тебе не нужно беспокоиться о нас, душа моя.

Я с поразительной ясностью осознаю, что беспокоюсь, что так и было. Что ночи, когда у меня проблемы со сном, и ночи, когда ребята работают, совпадают почти на сто процентов.

Нет. Нет, я не могу так думать.

Я отрываюсь от Уэса, а потом почти бегу на кухню.

— Были ли свидетели? — спрашивает Кэл, срывая с Келлана куртку.