Любовь моя, Анайя - Миллер Ксандер

Бос-Те-Бос был в ударе и весь день отдавал странные приказы.

— Я ваш хозяин, дурни, так что заткнитесь и вкалывайте.

После работы, пока бригада ждала, когда Босс Поль раздаст зарплату, он разглагольствовал о своей любви к крупным женщинам:

— Plis tete, plis bouda, plis vant, — Бос-Te рассуждал, словно математик, производящий измерения. — Побольше бюст, побольше зад, побольше пузо. Это чтобы наверстать упущенное.

— Чем больше, тем лучше, — согласился Тикен. — Слишком толстых не бывает.

— А ты, Зо? — спросил Эдсон. — Каких женщин предпочитаешь?

Эдсон, человек серьезный, женатый и христианин, был специалистом по всяким механизмам, и все шутили, что с бензиновым отбойным молотком он обращается так же, как с женой.

Зо присел на корточки и ответил серьезно.

— Раньше они все мне нравились, — сказал он. — Любого возраста, веса и цвета кожи. Но эта девушка застряла у меня в сердце, как серп в тростнике. Есть только она и я, и у меня ни единого шанса.

Признание Зо напрочь лишило рабочих бодрого настроя. После этих слов они тихо сидели и ждали, когда их позовут в школу за жалованьем. Кабинетом Боссу Полю служил класс учеников начальной школы. Бригадир, похожий на бегемота, восседал за партой, рассчитанной на шестилетнего ребенка, и, прижав колени к нижней поверхности столешницы, выдавал плату при свете керосинового фонаря, словно первый помощник капитана матросам на корабле.

Эдсон вошел первым и вышел, пересчитывая деньги.

— Я почти уверен, что старик зажал полтинник, — сообщил он. — У него там очки с носа сваливаются, а он их надевает только для выплаты жалованья.

— Все потому, что только в этот день большого босса действительно волнует, допустит ли он ошибку, — сказал Тикен.

Бос-Те-Бос взял купюры, свернул тугой флейтой и заиграл замечательную зарплатную песенку, а Сонсон принялся танцевать под нее во дворе. Зо вошел, получил деньги, пересчитал. Затем отправился на школьные задворки, разделся догола и помылся из ведра. В коробке лежал кусочек голубого мыла «Фитсо»; Зо смыл с тела пот, ополоснулся среди бананов и стоял голый, наслаждаясь прохладой.

Когда он оделся и сел на мототакси до Жереми, солнце уже опускалось за горы. Начинался сбор урожая ветивера, и свежескошенная трава лежала ароматными копнами вдоль дороги. Шоссе пересекло изобильную долину и вышло к морю. Взгляду Зо предстала столица департамента, раскинувшаяся внизу, вдоль неровной береговой линии. Над кварталами высились белые церкви, в море выдавался причал. Дальше, за прибрежными волнами, под последними лучами солнца стремительно катил свои воды ярко-голубой Гольфстрим.

Зо сошел у комиссариата. Полицейские в форме играли в tou kay [30] и курили сигареты. Изумительно стройные школьницы несли на головах ведра с водой. На складах уже появились тюки с ранним ветивером, и весь рынок был окутан его густым пряным ароматом.

Будучи самым западным из гаитянских портов, Жереми ориентировался на Ямайку и Каймановы острова. У причала были пришвартованы белизские лодки. Зо купил кожаный ремень, о котором мечтал уже несколько недель, и совершенно новую рубашку, еще завернутую в пленку. Продавец сообщил, что рубашка только что прибыла морем из Белиза, и продемонстрировал красивую отделку на изнанке манжет и воротника. Он научил Зо, как закатать рукава, чтобы выставить напоказ пестрый узор. Затем Зо наведался в канцелярскую лавочку, где продавщица уговорила его купить дорогой ежедневник с посеребренным замком с ключом и ароматизированными страницами. Он развернул упаковку, понюхал ежедневник и понял, что непременно должен его заполучить. Затем молодой человек пешком отправился обратно в Гранд-Анс, не имея больше ни гроша в кармане и страшно сожалея об этом.

Он предпочел вернуться не по новому шоссе, а по старой грунтовке, шедшей вдоль побережья, мимо рыбацкого квартала Розо. Здешние дома были построены из кораллов и морских раковин, словно всплыли из морских глубин, а рыбаки и их семьи жили как на курорте. Они пили сок зеленых кокосов, опустив ноги в море, ели жареную рыбу и занимались любовью на пляже.

Зо нашел торговца клереном на его обычном месте, за церковью. Торговца звали Медсен Фей — Доктор Лист; он продавал снадобья, про которые говорили: «Что не вылечит — одурманит». Медсен Фей сам изготовлял ром из сырого сока сахарного тростника. Из сока он делал тростниковое вино, воду выпаривал долгим кипячением, получая крепкий, прозрачный самодельный ром — клерен. Наконец, Фей настаивал ликер на травах, которые приносил с гор.

Фей считался умелым аптекарем: пускай отмерял не щедрой меркой, зато искусно составлял снадобья. Он одевался, как врач, в длинный белый лабораторный халат, и диагностировал недуги, от безумия до венерических заболеваний, по запаху изо рта пациента, цвету мочи и истории, которую тот о себе рассказывал. Потом прописывал лекарство и сам же его выдавал.

Когда появился Зо со своими покупками, Фей спросил, какое снадобье ему требуется:

— Горячее, сладкое, чистое, душистое?

— С чего ты взял, что мне нужны твои зелья?

Фей рассмеялся.

— Я клиента сразу вижу.

— Это все лихорадка, — сказал Зо. — Я уже едва могу спать по ночам.

Фей скрестил руки на груди.

— Не заливай. У тебя зазноба. Которая от тебя нос воротит.

Зо сунул свои пакеты под мышку.

— Я же не богач, — вздохнул он.

— Думаешь, эти покупки помогут?

Зо не ответил на вопрос.

— Я не могу водить ее в шикарные места.

— Браво! — Фей захлопал в ладоши. — Браво. Ты начинаешь понимать, что не все тебе подвластно. А значит, взрослеешь. Можно дать совет? — Он взял с полки две бутылки и смешал их содержимое. Зо слышал, как оно зашипело и затрещало. — Прибереги это для другой женщины, — он указал на покупки. — Желательно для той, которая ответит тебе взаимностью.

— Женщина — не главная проблема.

Фей выглядел довольным.

— Да-а? — протянул он. — Ты первый, кто это говорит.

— Я вижу, ты целыми днями напролет торгуешь спиртным с этой тележки, так что я расскажу тебе, как это делается.

— Ну и как?

— Женщине по душе самое твердое и непоколебимое, что есть у мужчины, — сказал Зо.

— Его член, стоящий по стойке смирно?

Зо помотал головой.

— Его сердце, Фей, когда он знает, чего оно хочет.

— Следственно, сердце похоже на камень. Оно тонет, — Фей помешал готовый напиток тростниковой палочкой. — Byen, dako [31]. А мы? — спросил он, передавая стакан Зо. — Что по душе мужчине?

— Мужчина любит в женщине все мягкое, — сказал Зо, принимая напиток, — то, до чего можно дотронуться.

— Ха! — Фей снова захлопал в ладоши. — Теперь понимаю. Это ее koko [32], когда она влажная и готовая. — он вытер прилавок тряпкой. — Не так уж ты ошибаешься, мой друг.

— Granmoun mon cher [33], — ласково сказал Зо, — похоже, ты накачался своим клереном.

Фей повернул лицо к свету, так чтобы Зо мог разглядеть рябины, оставшиеся после давно перенесенной оспы.

— Думаешь, женщинам нравится то, что они видят?

— Ты не должен ее уговаривать. Дело не в том, как ты выглядишь или что говоришь.

— Позволь мне облегчить тебе задачу, — воскликнул Фей. — Не говори, что мужчины хотят любить. Просто скажи, что ты хочешь любить.

— Я знаю это с тех пор, как мне исполнилось семь.

Фей с преувеличенным восхищением перегнулся через тележку.

— Я люблю в женщине то, что заставляет ее плакать, — сказал Зо.

Торговец спиртным хлопнул себя по лбу и потянулся через тележку.

— Ой, чуть не развел меня! Чуть не развел! Но сам запутался еще больше, чем я. Послушай-ка меня, travayè. Позволь тебе кое-что сказать. Мужчине по душе стройняшки и домоседки, — Фей сделал такой жест, будто что-то нарезал. — Найди себе девчонку с плоским животом, и она тебя осчастливит, — он протянул Зо лекарство. — Хотя что толку. Боюсь, ты безнадежен.