Любовь моя, Анайя - Миллер Ксандер

Зо обеими руками вцепился в тачку.

— В детстве у меня довольно часто бывали глисты, мне ли не знать.

Анайя скрестила руки, и Зо увидел в темноте холмики ее грудей и золотую цепочку, провалившуюся в ложбинку между ними.

— Я надеялась, что именно ты мне и поможешь.

— Почему? — спросил Зо. — Из-за того, что видела меня голым?

Красавица продемонстрировала маленькие белые зубки.

— Из-за того, что видела, как ловко ты выносишь мебель на траву.

— Это и нужно сделать?

Анайя училась на третьем курсе медучилища сразу по двум специальностям: сестринское дело и общественное здравоохранение. Она сообщила Зо, что распространение таблеток от паразитов среди школьников — ее курсовая работа. Все, что ей нужно, — чистое, безопасное место на захламленном строительным мусором дворе, где можно будет поставить пару палаток и раздать лекарства тысяче учеников, не опасаясь, что дети подхватят столбняк.

Зо окинул двор взглядом и понял, что работа предстоит долгая. Повсюду были стройматериалы: груды гравия, кипы арматуры, гора белого речного песка, сложенные штабелями щиты опалубки. Однако молодой человек промолчал. Он боялся смотреть в глаза Анайе. Подтянув лямку комбинезона и подойдя к куче гравия, Зо вонзил в него лопату до самого черенка.

Он водил в темноте граблями до тех пор, пока поверхность земли не стала ровной и гладкой и во всем обширном дворе не осталось мусора: ни единого камня, кирпича или палки. Затем молодой рабочий вошел в здание школы и начал выносить из классов мебель. Проснувшаяся среди ночи бригада наблюдала, как он аккуратными рядами расставляет стулья под манговым деревом. Бос-Те, продрав глаза и выйдя во двор в нижнем белье, первым пришел ему на помощь. Затем, спотыкаясь, появился Сонсон с парой стульев. Тикен стоял в дверях со скрещенными на груди руками и обзывал их идиотами.

Последний стул поставили в четыре утра. В шесть, когда на грузовой платформе прибыли палатки, бригада Зо с растяжками и молотками была уже наготове. Когда на автобусе приехали медсестры, палатки уже были поставлены и первые пациенты сидели на скамейках поддеревом. Раздача началась рано и продолжалась весь день. Была суббота, и рабочие провели все утро на галерее, попивая кофе. Анайя подошла к ним во время обеда, и Зо пришлось приложить немалые усилия, чтобы справиться с дрожью. Девушка впервые назвала его по имени.

— Зо, — позвала она. — Vin ba lo [36].

Рабочие онемели от изумления. Они не отпустили ни одной шутки, когда Зо встал и отправился вслед за Анайей за здание школы. Молодые люди прошли мимо насосной будки и углубились в банановую рощу, где в знойном воздухе пахло опавшей листвой.

— Я думала про твою лихорадку, — Анайя достала из сумочки набор для экспресс-диагностики малярии и, вскрыв его, вытащила одноразовый ланцет. — Дай руку.

Зо заколебался.

— Только не говори, что боишься уколов.

— А кто не боится?

Одним отработанным движением девушка откусила пластиковый наконечник и кольнула Зо в палец. Выдавила кровь на тест-полоску и помахала ею в воздухе.

— Почему ты уехал из города, чтобы работать на моего отца? — спросила Анайя.

— Я не из города, — ответил Зо. — Я пришел с холмов.

Звук его голоса, прямая осанка, мощь, столь заметная при дневном свете, — все это навело Анайю на мысль, что было бы здорово полежать в его объятиях.

— Видишь две красные полоски? — девушка показала ему тест. — Результат положительный.

Зо вцепился в тест-полоску обеими руками, как утопающий в брошенную ему веревку.

— Что мне делать? — спросил он.

— Завтра, — сказала Анайя, — приходи на Шабанн. Это пляж внизу у дома моего отца. Только обязательно приходи, — предупредила она. — Теперь я единственная, кто может тебя вылечить.

Зо не сказал, что все как раз наоборот, ведь именно она и вызвала у него болезнь.

4

Зо собирался написать любовное письмо, но в итоге просто перечислил болезни своей юности и сравнил их с любовью. Так он умудрился заполнить пол-листа.

— Жаль, что я купил так много бумаги, — сказал он. — Я бы и за всю жизнь столько не сказал.

Терез прочла первый черновик и заявила, что это катастрофа.

— Малярия, брюшной тиф, амебная дизентерия. Что это, Зо? Ты за вирусом ухаживаешь или за женщиной? Нет, — сказала она. — Лучшее в этом письме — надушенная бумага.

Зо возразил, что Анайя медсестра и поймет его.

— Эта девушка с Гаити, — не сдавалась Терез. — Она знает всё о паразитах и брюшном тифе. Ты должен сказать ей что-нибудь неожиданное и прекрасное.

Зо забрал у нее письмо и разорвал пополам. Потом они сидели и ломали голову над следующим черновиком. Тикен решил, что Зо мог бы написать о том, как работал на шахтах и тростниковых плантациях, но Терез категорически воспротивилась. Бос-Те-Бос предложил, чтобы Зо рассказал ей о некоторых из женщин, с которыми он встречался, и о том, как он делал их счастливыми, но Терез сказала: это еще хуже.

— Скажи ей что-нибудь особенное, Зо. Что-то такое, что известно только тебе. Можешь ли ты дать ей что-то, чего не даст никто другой?

Зо поведал им, как однажды обошел на лодке вокруг западной оконечности острова.

— Мы с Булли вдвоем, только я и он, прошли в его маленькой лодке от Жереми до Ле-Ке. — Но лучше всего Зо запомнил (и никогда не сможет забыть) закат в Анс-д’Эно. — Анс-д’Эно — самый западный город на острове, — сказал он. — Там самые поздние закаты на Эспаньоле [37].

— Годится, — решила Терез. — Напиши об этом, может, тебе и выпадет шанс.

Зо вырвал чистый лист и начал сначала. Он описал берега, пустынные и зеленые, и воду, прозрачную, как воздух. «Можно даже увидеть омаров на дне». Поведал, как путешествовал туда в лодке Булли и как рыбак научил его плавать. Упомянул про дом, который мечтает построить, — трехкомнатный, с французскими окнами и верандой с видом на море. Он строчил целых двадцать минут, корпя над каждым словом и расставляя точки с меткостью и решительностью плотника, забивающего гвозди.

Терез взяла переделанное письмо и прочитала его, то облизывая зубы, то разражаясь громким хохотом.

— С таким же успехом ты мог бы посулить ей контроль над банковским счетом и право выбирать имена вашим детям. — Терез похлопала по письму и спросила: — Ты муж или верный пес? — Но не дала возможности ответить. — Это прекрасно. Верность — именно то, что ей нужно.

Закончив письмо и убрав его в подходящий конверт, Зо занялся своим туалетом. Терез сделала из листьев ближайших деревьев шампунь и вымыла ему голову, а он сидел на корточках у ее ног, словно ее сын. Она сполоснула его и растерла пахнущую лимоном пену по его груди. Почистила ему уши куриным пером и подстригла ногти. По окончании сборов, когда Зо был облачен в новую рубашку и надушен ветивером, Терез объявила, что он красавчик.

Зо спросил, не рановато ли выходить.

— Если не отправишься сейчас, — ответила Терез, — второго шанса тебе уже не выпадет.

Школа, где ночевали Зо и другие рабочие, находилась в четырех километрах от особняка Леконта в прибрежном Шабанне. Зо преодолел это расстояние пешком. Узкие тропинки в джунглях сменялись дорожками банановых плантаций, а банановые плантации уступали место обширным полям фермерского кооператива, засеянным ветивером. Ароматная зеленая трава разрослась и покрыла склоны холмов.

По шоссе можно было добраться быстрее, но на загруженной национальной автостраде было шумно, а Зо хотелось остаться наедине со своими мыслями. Он подходил к занятиям любовью как к кулачному бою, мысленно представляя весь поединок, удар за ударом. В данном случае предметом его размышлений была Анайя, ее желания, возможные пути к ее удовлетворению. Для такого рода работы Зо предпочитал спокойную обстановку побережья, которое, не отвлекая, уводило его за город. Он миновал рыбацкий квартал и снова вышел в дельту реки Гиноде, где недавно пил знахарское снадобье, которое должно было избавить его от дурацкой любви. На лужайке у заброшенного сахарного завода пасла корову какая-то женщина; старик с катарактами на глазах и больной спиной тащил тростник. Медсен Фей открывал свою лавочку на повороте прибрежной дороги, откуда было видно море, и, когда Зо проходил мимо, окликнул его: