Любовь моя, Анайя - Миллер Ксандер

— Где ты научился так двигаться? — спросила девушка.

Они снова занялись любовью, на этот раз стоя; Зо обхватил стан девушки руками, чтобы манипулировать им, как рабочий своим станком. Методично, не меняя ритма, он притягивал ее к себе, каждый раз силясь найти в ней какой-то источник, а когда они расходились, весенний морской бриз тотчас охлаждал разгоряченные тела.

После полуночи Зо побрел назад, чувствуя себя отверженным ангелом среди рифов. Беспорядочные следы на песке выдавали его зачарованное состояние. Он остановился, чтобы ополоснуть в морских волнах лицо и руки, и восхитился тем, как чуден этот мир.

Любовники разошлись на ночлег: Зо ждал тюфяк в четвертом классе, Анайю — спальня принцессы на втором этаже отцовского дома. Но из них двоих в ту ночь спал только бедняк.

Анайя, дрожа, поднялась по лестнице, закрыла за собой дверь комнаты и заперлась. Прежде ни один мужчина не добивался ее с такой неприкрытой откровенностью; ни один из трех мальчиков, с которыми она уже побывала в постели, не занимался сексом с таким пылом и мастерством, как этот рабочий. Все в нем говорило о бедности и голоде. При одном воспоминании о Зо Анайе становилось жарко. Она спрятала непрочитанное письмо в прикроватную тумбочку и забралась в постель, но заснуть не смогла. Девушка открыла ящик и достала надушенные листки.

«Ты похожа на одну из лихорадок моей юности».

Анайя снова вспыхнула. Она испугалась собственного тела в простынях. Девушка пробежалась кончиками пальцев по бедрам, затем исследовала груди, одну и вторую, словно пытаясь вернуть магию, которую пробудил рабочий, но это не вызывало в ней такого волнения, как его ласки.

«Я не сплю с тех пор, как встретил тебя».

Далее следовал краткий отчет о тяжелой жизни на островах. Зо вырос на тростниковых плантациях, его учили драться и работать, этим он и занимался.

«Я рубил сахарный тростник и дрался за доллары».

Анайя задумалась: какое смятение, должно быть, царило в душе бедняка, каким беспомощным он чувствовал себя перед лицом этой новой, всепоглощающей страсти, сознавая, что любит девушку, и в то же время отдавая себе отчет в том, что ему нечего ей предложить.

«Когда я встретил тебя, все изменилось. Я понял, что не смогу продолжать жить такой жизнью».

Анайя пробежала глазами строки про Анс-д’Эно, самый западный город страны, про дом, который он выстроит там для нее, про то, как они будут любоваться солнцем, исчезающим за Кубой. Письмо заканчивалось обвинением:

«Ты обещала, что вылечишь мою лихорадку. Но, увы, пока все наоборот. Из-за тебя я болен».

Анайя заставила себе дочитать до конца, прежде чем скомкала письмо и выронила его из рук. Ей было смешно. Зо описывал жизнь, которую она никогда не сможет вести. Дочь доктора, она и свое белье никогда не стирала, а тут какой-то мужлан предлагает ей стать женой рыбака.

Анайя почувствовала себя лучше. Она решила, что вопрос закрыт. Девушка заснула и пробудилась только от стука в дверь: это кухарка пришла звать ее на завтрак. И вдруг Анайя осознала, что вопрос отнюдь не закрыт.

— Я не пойду, — крикнула девушка. — Плохо себя чувствую.

Она провалялась в постели до позднего утра. А когда наконец встала, то была потрясена болью, которая проникла так глубоко в ее лоно, что Анайя решила: это от эмоций. При более тщательном осмотре выяснилось, что у нее повышенный пульс и температура — тридцать восемь и один. Девушка взяла мобильник и позвонила своей подруге Лованис.

— Можно умереть от секса? — спросила она.

— Ты про СПИД?

— Случилось нечто ужасное.

— Ты беременна?

Анайя подошла к окну и была потрясена, увидев, что мир за окном такой тусклый и застывший. Она ожидала, что море будет объято пламенем. Но там, как обычно, были пляж, монотонный полуденный прибой и колибри, порхавшие над растениями в горшках.

— Я переспала с бедняком.

— Мы на Ayiti [39], — заметила Лованис. — Тут все бедняки.

Анайя снова забралась в постель, натянула простыню до подбородка и оглядела свою девичью спальню. Она почувствовала себя тут чужой. Итак, почти сразу после того как они позанимались любовью, Анайя начала размышлять над тем, как закончить их отношения, а Зо на другом конце побережья в то же самое время размышлял о том, как их продлить.

В следующее воскресенье бригада Поля снова работала на заднем дворе у Леконта. Анайя все утро следила за рабочими из окна своей спальни, пока они трудились в нараставшей жаре. Зо скинул рубашку еще до восхода солнца, и Анайя покрывалась потом, просто наблюдая за его работой. Он таскал цемент, по шесть мешков за раз, складывал на краю двора и снова выпрямлялся в облаке гипсовой пыли и солнечных лучах. Между Зо и другими рабочими имелось разительное отличие. Казалось, он все делал чрезвычайно целенаправленно и осмысленно, точно строил священный храм, а не лестницу.

Когда в полдень пришла Лованис, она застала Анайю в отчаянии. Девушки вышли на балкон и стали смотреть на двор, где рабочие как раз садились обедать. Лованис поочередно указывала на мужчин и обсуждала их, словно рыбу, которую выбирала на рынке.

— Надеюсь, не этот, — указала она на Бос-Те-Боса. — До чего уродливый коротышка. Посмотри-ка на того, — под прицелом на сей раз оказался Босс Поль. — Сколько у него зубов?

Лованис попросила Анайю описать любовника.

Та начала с плеч, затем упомянула стройные ноги, уверенную походку и крепкие ляжки.

— Достаточно было назвать ляжки, — заметила Лованис. — Я его вижу, вот он.

Зо с такой жадностью пил воду из ведра, что Лованис ни на секунду не усомнилась: этот парень выдул за один присест все пять галлонов. У него был такой вид, словно он привык ежедневно пить воду из реки. Лованис уставилась на него, и Зо тоже посмотрел на нее.

— Когда вы расстанетесь, — предложила она подруге, — может, передашь его мне?

— Он тебе не понравится, — сказала Анайя.

— С чего ты взяла?

— У него нет мобильного.

У Лованис был твердый принцип в отношении мужчин без телефонов. Она с ними не встречалась.

— Какое безобразие! — она вздохнула. — В любой другой стране такой красавчик давно был бы богат.

— Что же мне делать? — спросила Анайя. — Он обещал приходить каждое воскресенье до скончания века.

— Игнорируй его, — посоветовала Лованис. — Что тут еще поделаешь, ведь это для его же блага. В конце концов ему станет скучно, и он уйдет домой.

— Откуда ты знаешь?

— Человек похож на собаку больше, чем тебе кажется. Перестань его кормить — и он отправится искать еду в другом месте.

Зо вернулся в тот же вечер, как и обещал, и Анайя поклялась себе, что продержит его на берегу в одиночестве всю ночь. Она помнила совет Лованис и по наступлении темноты легла в постель. Девушка заснула еще до полуночи, пока Зо слонялся по полосе прилива или бродил по воде, то и дело тоскливо поглядывая на окно ее спальни.

Анайя проснулась в третьем часу, включила ночник и только после этого вспомнила, что Зо ждет ее на пляже. Но выключать лампу было слишком поздно: если он сейчас снаружи, то уже увидел свет. В любом случае была глубокая ночь, и девушка не сомневалась, что ее покинутый любовник ушел домой. Прижимая к груди ночную рубашку, она подкралась к окну.

Зо стоял на берегу и так сосредоточенно и напряженно смотрел на показавшуюся в окне Анайю, что у нее возникло ощущение, будто молодой человек провел в этом положении несколько часов. Что-то в его откровенном взгляде не дало ей смутиться. Анайя стряхнула с плеч ночную рубашку, и в тусклом свете он увидел ее обнаженную грудь.

Через минуту Анайя появилась во дворе, одетая теперь в шорты и блузку, с простыней в руках.

Зо не шелохнулся с тех пор, как увидел ее в окне.

— Я думал, ты так и не придешь, — воскликнул он.

— Пожалела тебя, — ответила Анайя, держа в руках простыню. — По ночам здесь бывает ветрено.