Любовь моя, Анайя - Миллер Ксандер

— Зо, куда направляешься?

— А ты как думаешь?

Фей рассмеялся.

— Ну и как тебе теперь?

— Еще хуже, чем раньше.

— Мой напиток не помог?

— Ощущение было такое, что я уснул в твоем клерене, — ответил рабочий. — У меня даже зубы кружились. Теперь я хочу ее еще больше.

— А! — старик махнул рукой. — Одного алкоголя маловато, тебе нужно кое-что еще.

— И что же?

Торговец зельями долго разглядывал Зо на фоне моря в сгущающихся сумерках.

— Единственное, чего у тебя никогда не будет, — ответил он. — Деньги.

Зо порылся в кармане и вытащил несколько смятых купюр. Положил их на тележку Медсена Фея.

— Дай-ка мне что-нибудь для придания храбрости.

Медсен Фей денег не взял. Он приготовил напиток и вручил его Зо.

— За счет заведения.

Анайя и Зо договорились встретиться под покровом темноты, но молодой человек явился слишком рано. Над побережьем еще не померкло голубое сияние. Зо набрел на заросли дикого бадьяна и, ожидая, пока за мысом погаснут последние отсветы и пристань оживет под электрическими огнями, жевал отдающие лакрицей листья, чтобы придать дыханию сладость. Он услышал, как портовые грузчики запевают каторжные песни, приступая к вечерней разгрузке кораблей.

Только после этого Зо отважился выйти и пройти последний отрезок пути по пляжу, миновал здание суда, государственную школу и наконец добрался до богатого района, где дома выходили прямо к морю. Лестница, ведущая на задний двор доктора Леконта, была не закончена; уже смонтировали опалубку, положили железную сетку, засыпали и утрамбовали гравий, но бетон еще не залили. Зо поднялся до середины, сел и стал созерцать море.

Стоял апрель. Дни были жаркие и короткие, а сумерки — прохладные и длинные. Над берегом пронеслась и исчезла в темноте белохвостая тропическая птица. Зо беспрестанно представлял себе ноги Анайи на лестнице, и, когда она наконец появилась, ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы не пялиться на них. От девушки благоухало лимонно-ванильным мылом, отчего она казалась невинным ребенком. Встав за спиной у Зо, она провела руками по его волосам, и он прислонился затылком к ее босым ногам.

— Если уплыть с этого пляжа, — проговорил Зо, указывая на море, — и плыть все время прямо, усиленно работая руками и правильно дыша, то можно добраться до побережья Флориды.

— Проще долететь, — заметила Анайя.

Волны лениво накатывали на берег, девушка перебирала пальцами его волосы.

— Я никогда не летал на самолете, — признался Зо. — И никогда не покидал остров.

Анайя села рядом с ним на ступеньку и отвинтила крышку самой дорогой на вид бутылки рома, которая когда-либо попадалась Зо на глаза.

— Ты говоришь так, будто остров — тюрьма.

Она поднесла горлышко бутылки к губам и сделала глоток, не отрывая взгляд от моря.

— Тюрьма и есть, — ответил Зо, — с кокосовыми пальмами и петушиными боями, — он протянул руку и стер каплю рома с уголка ее рта. — И красивыми женщинами.

— Почему же тогда не уезжаешь? Зачем остаешься здесь и работаешь на моего отца?

В темноте Зо взял у нее бутылку и сделал большой глоток. Вытер рот тыльной стороной запястья.

— Я остаюсь ради рома, — сказал он серьезно, — и ради женщин.

— А тебе не кажется, что жизнь этим не ограничивается?

— Чем?

— Ромом и женщинами. Работой за доллар в день. Ожиданием смерти от тифа или туберкулеза.

— Они меня пока не прикончили.

— А как насчет малярии? — Анайя отобрала у него бутылку, словно для того, чтобы доказать свою правоту. — Как насчет твоей ночной лихорадки?

Зо взял с колен ее левую руку и прижал к своему лбу.

— Она донимает меня пуще прежнего, — вымолвил он.

Анайя достала из-за эластичного пояса юбки лекарственную упаковку и стала вынимать из фольги маленькие белые таблетки.

— Что это? — спросил Зо.

— Ты мне доверяешь?

Он ответил, что доверяет.

— Открой рот, — велела Анайя. Зо был послушным пациентом, и девушка положила ему на язык четыре таблетки. Взяла бутылку и влила ему в рот ром. — Глотай. — Когда он это сделал, Анайя сообщила ему, что это хлорохин [38] и только первая доза. — Если не избавишься от малярии прямо сейчас, то скоро ослепнешь. Или умрешь. Тебе известно, что средняя продолжительность жизни на Гаити — всего шестьдесят один год?

Зо взял бутылку и поднял ее к горизонту.

— За зрелый возраст, — пошутил он.

Они, точно пираты, по очереди прихлебывали ром большими глотками прямо из бутылки и наблюдали за бегом далеких морских волн. Ром был мягкий, сладкий и обжигал горло. Трижды выпили молча, затем Зо предложил тост:

— За самую красивую женщину Антильских островов.

— Может, выпьем за что-нибудь другое? — спросила Анайя.

Зо оглядел берег, словно надеялся обнаружить среди водорослей и мусора что-нибудь достойное тоста.

— Остальное того не стоит, — произнес он, и что-то в его голосе заставило девушку удержаться от возражения.

Анайя впервые повернулась к Зо лицом и растерялась. Искреннее выражение его лица и беззащитный взгляд являли полную противоположность его откровенной, животной телесности.

— Ты женат? — спросила она.

— Нет.

— У тебя есть дети?

Зо помотал головой.

Анайя подняла бутылку и сделала большой глоток крепкой жидкости, но глотать не стала. Взяла Зо за затылок, притянула его рот к своему, медленно, в пламени схлестнувшихся языков, влила обжигающий напиток ему в рот, и Зо его проглотил. После чего ошалело, словно в оцепенении, уставился на окружающий мир.

— Это лучший напиток, который я когда-либо пил.

Они занимались любовью на лестнице, с пересохшими от жажды ртами, а вокруг них под звездами шумел прибой. Сначала Зо сел на ступеньку, а Анайя оседлала его, повернувшись спиной к морю. Он держал ее зад в своих руках, двигал бедрами и смотрел, как с каждым толчком лицо ее поднимается над горизонтом и снова опускается. Затем девушка легла на бок, а молодой человек, чтобы добраться до ее сердцевины, присел, одну ногу вытянул вперед и поставил на верхнюю ступеньку, а другую — на нижнюю, и делал выпады, словно заправский гимнаст. Под конец Анайя встала коленями на рубашку Зо, постеленную на лестнице, и он брал ее сзади, занимаясь своим делом с большей серьезностью, чем море или звезды — своим. Когда его подруга устала, Зо удвоил усилия. Он опустился между ее ног и начал работать языком, губами и даже, Анайя могла поклясться в этом, зубами. Один раз она кончила в самом разгаре и еще раз — в конце, когда до любовников донесся заунывный гудок дрейфующего судна.

Чтобы любить ее правильно, Зо потребовались все умения, которые он приобрел за свою бродячую жизнь: задерживать дыхание, когда ныряешь за жемчугом, и непременно с закрытыми глазами, махать на жаре el martillo и даже биться на кулаках за наличные у поселковой бензоколонки. Все это было лишь подготовкой к тому дню, когда он смог дать Анайе любовь, в которой та нуждалась. Анайя слишком долго оставалась целой и невредимой; ей хотелось, чтобы ее разбили вдребезги, на мелкие кусочки.

Прекрасный час миновал. Анайя оставила Зо опустошенным и задыхающимся. Молодой человек полез было в карман за письмом, но рухнул, тяжело отдуваясь. Он увидел, как стройная девичья фигура, удаляясь от него, скользит по лестнице, и ему удалось перевести дыхание, чтобы сказать:

— Я никогда так сильно не хотел женщину после близости.

Анайя обернулась и увидела Зо, голого и жалкого, сжимающего в одной руке штаны, а в другой — розовый конверт. Она планировала отдаться ему один раз, вылечить его от малярии и забыть о нем навсегда. Но вернулась за письмом.

— Не читай сейчас, — взмолился он.

Анайя стояла на ступеньку выше, так что, когда молодому человеку удалось подняться, они оказались одного роста. Позади них затрепетала на вершинах гор, а затем вознеслась над землей луна. Пляж в свете фонаря напоминал белую дорогу, идущую вдоль берега. Анайя положила прохладную руку ему на талию, и его член вскинулся между ними, словно гномон солнечных часов.