Селянин (СИ) - "Altupi"

Андрей с коровой протиснулись между качающимися кустами и бампером «Пассата» и прошествовали к калитке. Пацан глазел. Он завёл Зорьку во двор и вышел обратно, стал загонять кур, хлопая в ладоши для острастки.

— В доме несовершеннолетний. Статей пришить можно, сколько влезет, — Басов выдал это как информацию для размышления, затем влез за руль, кинул папку на пассажирское, завёл мотор…

Кирилл ждал, пока он уедет, пока осядет поднятый его машиной шлейф пыли, пока рассеется облачко выхлопных газов. Ждал, не зная, идти ли ему к Рахмановым или уже не стоит. Не знал, как смотреть Егору в глаза. Ветер усилился, погромыхивало. Тучи заслонили солнце, и сразу стало темно, как поздним вечером. Андрей загнал кур во двор и нашёл себе там другое занятие — приготовления к дождю.

Кирилл остался на улице один. На обочине возле набитой травой машины. И никто не шёл ни за ним, ни за результатом их двухчасовых усилий. Обидно, блять. Он ведь не виноват, что на него настучали в полицию.

Как назло, требовалось отлить. Но поссать можно и в кусты. Чуть отойти от дома и там справить нужду.

— Кирилл…

Погружённый в раздумья Калякин вздрогнул, узнал голос Андрея, но, обернувшись, лишь увидел, как его голова с тёмными волосами исчезает за калиткой. Кирилл развернулся, минуту сверлил взглядом старые некрашеные доски, но продолжения так и не последовало.

— Андрюх… зачем звал? — спросил он в пустоту и быстро зашагал к дому. У него появился повод войти, и это радовало.

Во дворе, ограждённом со всех четырёх сторон строениями и заборами, стихия не имела такой силы, как на открытом пространстве улицы. Братьев на переднем дворе не было, только Найда высунула из конуры свою морду и нюхала пахнущий грозой воздух. Дверь на веранду была распахнута. Неясные звуки, позвякивание вёдер, визгливое хрюканье доносились с заднего двора.

— Андрей! — не слишком громко позвал Кирилл и направился к хлеву, а заодно и к туалету. Навстречу с горящими глазами, запыхавшийся вырулил искомый мальчишка собственной персоной. В здоровой руке, наклонив туловище для равновесия, он нёс полное пластмассовое ведро огурцов. Килограммов десять-двенадцать точно. Он наткнулся на Калякина и остановился, отступил на шаг. Его взгляд загорелся ещё ярче.

— Кирилл, ты траву выгрузил? — затараторил пацан. — Сейчас дождь польёт, её надо укрыть! Иди быстрее делай, пока сухо! Егор скотину кормит, ему некогда, а мне ещё помидоры и перец собрать надо! Одной рукой неудобно, капец! Ты справишься?

— А куда её надо складывать? — опешив от неожиданного задания, спросил Кирилл. Взгляд его упирался в покачивающееся ведро, в пупырышки на зелёных бочках мелких, как переросшие корнишоны, огурцов.

— Куда-куда… да куда-нибудь! Там на улице под деревьями сложи. Под вишнями и плёнкой накрой. И это… камнями прижми, чтобы плёнка не улетела!

— Ага, хорошо. Только сначала в сортир схожу.

— Иди, только побыстрее! — сказав, Андрей потащил ведро дальше, свернул с ним на веранду.

— И откуда ты такой умный? — усмехнулся Кирилл и поспешил в туалет. Мимо сараев для скотины проходил почти на цыпочках. В них хрюкало, кудахтало, мычало и звякало, стукало: Егор кормил будущее мясо и молоко и сейчас находился, скорее всего, в свинарнике. Ну и пусть пока там посидит — Кирилл оттягивал момент встречи.

Он зашёл в туалет, с облегчением помочился, потому что компот просился наружу ещё у реки, а когда покинул деревянный домик с намерением бегом бежать вытаскивать сено из машины, увидел Егора. Тот закрывал дверь свинарника на вертушку. Закрыл и в то же мгновение повернулся, прошёл несколько шагов по направлению к туалету, видимо, собираясь посетить его. При этом в задумчивости смотрел в противоположную сторону и на небо, не отворачивался, конечно, а просто оценивал погоду и планировал другие неотложные дела. Но в двух метрах до цели Егор повернул-таки голову и, заметив замершего у туалета Калякина, забыл про все дела и вообще, куда шёл. Расстояние между ними стало ничтожным. Их глаза встретились, Кирилл опустил взгляд.

— Егор, я… — неловко переминаясь, облизывая губы, заговорил он и понял, что не знает, как продолжить. Что за чёрт?!

— У тебя всё нормально? — ровным, даже участливым тоном спросил Рахманов. От него несло навозом. Шлёпанцы покрывала бурая воняющая жижа.

Гром прогремел совсем близко.

— Да, нормально, — буркнул Кирилл. Потёр нос, глядя, как в саду качаются яблони. Хмыкнул на своё ёбаное косноязычие. А ведь в каких-то вопросах его хуй заткнёшь! — Егор, я… Я ни во что тебя не впутываю!

— Я ничего такого не говорил.

Не говорил, но думал! Кирилл нашёл нужную волну. Он скользнул взглядом по кособоким сараям и решился, наконец, посмотреть на Егора.

— Я ничего не совершал. Участковый пришёл по старому делу о конопле. Проверить меня, профилактическую беседу повести. Это Лариска сообщила в полицию, что я вернулся в деревню. Сука драная! — у него было много эпитетов для этой стервы, но при Егоре он удержался употреблять нецензурные. — Это Лариска, ей больше всего надо. Она ещё днём приходила со мной разговаривать, выгоняла… Ну я её послал, конечно, а она на меня в ментовку заявила. Участковый этого прямо не сказал, но и так ясно как день! Якобы я собираюсь опять готовить травку, а тебя запугал и в подельники взял. Змея!

Кирилл замолчал. Чувствовал себя так, будто поднялась температура. Поздно понял, что его рассказ больше похож на трусливо-истеричные жалобы ябеды. Со страхом ждал вердикта Егора. Не смотрел на него, как не смотрят на иглу медсестры, которая через секунду неминуемо причинит боль.

— Это похоже на Ларису, — услышал он ответ. Обрадовался, что с ним согласились.

— Она хочет нас поссорить, Егор, — сказал Кирилл уже гораздо спокойнее, потянул руку к его свисающей вниз ладони и, не встретив сопротивления, переплёл пальцы, как они всегда делали. — Она бесится, что ты со мной. Хочет разлучить. Она считает тебя своим, Егор.

— Я не её, — ответил Рахманов, обвивая свободной рукой талию Кирилла, сокращая дистанцию до минимума. У Калякина груз с души упал. Всё-таки его возлюбленный — здравомыслящий человек, не поддающийся гневу. Трудно быть таким добрым и справедливым, но Егор такой. Егор удивительный.

— Простишь меня?

Егор на секунду ушёл в себя. На одну единственную короткую секунду. Чтобы вытащить оттуда всё, что наболело.

— Кирилл… сегодня ты ни при чём, но теперь ты понял, каких неожиданностей я боюсь? Нашу семью и так часто посещают все, кому не лень — пожарные, опека, социальный патруль, этот участковый. Нас причислили к группе социального риска, незащищённым слоям населения, ведь тут живут инвалид первой группы, парень с сомнительной ориентацией и несовершеннолетний. Опека так и ждёт, как бы Андрея в приют забрать. А мне приходится терпеть и зарабатывать, поддерживать дом в порядке, одевать и обувать, чтобы им не к чему было придраться. Но если они узнают, что к нам стала наведываться полиция…

Кириллу нечего было ответить. Смог только кивнуть. О подобном надзоре компетентных служб он тоже раньше не подозревал. Андрея могут отобрать, поместить в приют — ужас какой! Вспомнились слова участкового про несовершеннолетнего, геев и статьи. Но он не стал рассказывать о них Егору. Если Егор разрешил ему поселиться у них дома, значит, опасности совместное проживание не несёт. И всё же — как страшно жить на свете, когда у тебя нет отца-депутата, когда ты один на один с миром. Нет, теперь не один, теперь их двое. Они будут осторожны, очень осторожны.

Калякин кивнул, теребя рукой лежавшую на плече прядь Егора.

— Я всё понимаю. Понял уже давно, не дурак. Извини, что так вышло сегодня.

— Я рад, что всё обошлось. У участковых такая работа — реагировать на заявления жителей. Не ввязывайся больше ни во что, ладно?

— Естественно! Но ту коноплю мне ещё долго припоминать будут, — хмыкнул Кирилл. Стоять, обнявшись, объясняясь, понимая друг друга, было так замечательно! Высшее счастье на земле!