История Великого мятежа - "лорд Кларендой Эдуард Гайд"

Его Величество тотчас же известил о своем решении лордов-членов Тайного совета в Оксфорде, а чтобы уведомить о нем королеву, отправил курьера на запад; по пути гонец доставил приказ лорду Гоптону: собрать в Бристоле как можно больше солдат из Монмутшира и Южного Уэльса, а затем, взяв с собой всех, кого только сможет, из бристольского гарнизона, идти на соединение с Его Величеством. Итак, вся королевская армия без малейшего промедления и с величайшей быстротой выступила на запад — через Котсуолдс к Сайренсестеру, а затем к Бату. Июля 15-го дня в Бат прибыл сам король и остановился там на целые сутки, чтобы дать отдых своей армии, имевшей в том сильную нужду.

Глава XV

(1644)

Уже на третий день западного похода короля настигла страшная весть с севера. Несколько ранее посланный из Оксфорда гонец донес Его Величеству, подкрепив свой рассказ множеством убедительных подробностей, что принц Руперт не только освободил от осады Йорк, но и наголову разбил шотландцев — всему этому в Оксфорде поверили так твердо, что на радостях устроили фейерверк по случаю победы — теперь же королю сообщили прямо противоположное, и никаких причин сомневаться в полном разгроме северной армии у него уже не осталось. Чистейшей правдой было то, что принц Руперт совершил много великих и славных подвигов. Он выручил Латом, взял Болтон и другие города этого обширного графства (исключая один лишь Манчестер); причем мятежники, отчаянно защищавшиеся, потеряли в ходе кровопролитных штурмов множество людей; овеянный славой недавних побед принц покинул пределы Ланкашира и благодаря своим удачным распоряжениям сумел счастливо соединиться с Горингом, стоявшим в Линкольнишире, с кавалерией армии графа Ньюкасла, после чего они так стремительно двинулись к Йорку, что застигнутый врасплох неприятель принужден был в сильном замешательстве снять осаду и, оставив подступы к городу с одной стороны совершенно открытыми, в крайнем смятении и беспорядке отошел на другую сторону. Среди офицеров и вообще между нациями обнаружились жестокие несогласия и взаимное недоверие: англичане больше не желали действовать сообща с шотландцами, а те, в свою очередь, терпеть не могли англичан и тяготились их порядками. Принц уже выполнил свою задачу и если бы теперь он спокойно ждал, ничего не предпринимая, то огромная неприятельская армия растаяла бы сама собой, и тогда его высочество мог бы с легкостью воспользоваться всеми выгодами своего положения.

Но преследовавший королевство злой рок не допустил принятия столь разумного плана. Едва лишь подступы к городу с одной стороны оказались свободными (что позволило установить беспрепятственное сообщение с гарнизоном и в изобилии доставить в Йорк всякого рода припасы из округи), как принц — не посоветовавшись ни с маркизом Ньюкаслом, ни с кем-либо из офицеров гарнизона — приказал собрать все имеющиеся войска и построил армию в боевой порядок по ту сторону от Йорка, где стоял неприятель. У неприятеля же не оставалось теперь иной надежды на спасение, кроме скорейшей битвы, ибо только так можно было прекратить раздоры и волнения, разлагавшие его армию. И хотя та часть королевской конницы, которая атаковала шотландцев, учинила им столь полный и совершенный разгром, что их разбитое войско бежало во всех направлениях, не останавливаясь, много миль, причем немалое число шотландцев было истреблено или взято в плен местными жителями, а их главнокомандующий Лесли успел промчаться десять миль, пока не был схвачен каким-то констеблем (после чего известие о победе быстро достигло Ньюарка, а посланный оттуда курьер привез счастливую весть в Оксфорд, где, как уже было сказано, ей сразу же поверили и принялись распространять дальше) — однако английская кавалерия, предводимая Ферфаксом и Кромвелем, атаковала на другом фланге так искусно и в столь превосходном порядке (оправившись после первой неудачи, она мгновенно перестроилась и ударила с прежней решимостью), что хотя и Ферфакс, и Кромвель были ранены (и оба в шею), а многие отличные офицеры убиты, неприятель смял противостоящую ему конницу, наголову ее разгромил и прогнал с поля боя, после чего почти вся пехота маркиза Ньюкасла была изрублена.

Маркиз, а с ним находился также его храбрый брат, сэр Чарльз Кавендиш (человек великой и благородной души, хотя и обитавшей в самом слабом и тщедушном теле), лично повел в атаку отряд джентльменов, вышедший вместе с ним из Йорка, и проявил всю доблесть и отвагу, какие только можно ожидать от человека. Сражение, однако, началось поздно вечером, так что уже вскоре наступила ночь, и оба военачальника возвратились в город, не зная толком о своих потерях и не слишком любезно распрощавшись друг с другом. Те, кто всего точнее описывают эту злосчастную битву и еще более злосчастное оставление целого края, со всеми его печальными последствиями — ведь принц Руперт поспешно удалился со всем своим войском, а маркиз Ньюкасл с такой же поспешностью отправился к морю, взошел на корабль и покинул королевство (хотя после боя они еще могли собрать весьма внушительную армию) — столь скверно отзываются насчет воинского искусства, храбрости и благоразумия, выказанных в этом деле, что пространное о нем повествование не может доставить мне радости, да и потомство едва ли получит особую пользу или удовольствие от самого обстоятельного рассказа.

Можно утверждать, что случилось тогда нечто небывалое, ибо ни о чем подобном никто прежде не слыхал и не читал в книгах: два видных полководца, из коих один все еще располагал сильной армией, ведь его кавалерия, не исполнившая свой долг, почти не пострадала, а большая часть его пехоты отступила в город, так что самый страшный урон понесла северная пехота, а другой получил от короля неограниченные полномочия в северных графствах, где многие важные крепости все еще оставались в его руках, вдруг решили, ни больше, ни меньше, как отдать верный город Йорк и весь этот край в добычу врагу — врагу, который еще не осмелился поверить в свою победу! Если бы они пожелали скрыть собственные потери — что можно было бы легко сделать, ведь неприятель отступил с поля битвы на некоторое расстояние, ибо не знал, что предпримет на следующий день королевская кавалерия, так мало сделавшая накануне — то впоследствии, вероятно, обнаружились бы многие благоприятные для них обстоятельства, поначалу ими не замеченные; а то, что принц и маркиз столь несвоевременно совершили сразу после сражения, они могли бы с таким же успехом сделать и позднее.

Однако ни один из них ни о чем подобном даже не помышлял. Подкрепив свои силы коротким сном, принц и маркиз едва ли не одновременно послали сообщить друг другу: первый — что он решил этим же утром уйти со своей кавалерией и со всей оставшейся пехотой; второй — что он намерен сейчас же ехать к побережью и удалиться на континент. Оба немедленно исполнили задуманное: маркиз отправился в Скарборо, сел на какое-то жалкое суденышко и прибыл в Гамбург, а принц тем же утром двинулся к Честеру. Как быть с Йорком, предоставили решать тамошнему коменданту, сэру Томасу Глемему; бессильный его защищать, он мог лишь соблюсти приличия и не сразу сдать город.

А между тем, остановись принц Руперт со своей армией где-нибудь неподалеку, английской и шотландской армиям понадобилось бы очень много времени, чтобы уладить свои споры и разногласия и общими силами возобновить осаду (в город уже успели доставить немалый запас провианта) — ведь шотландцы только и думали, что о возвращении в свое отечество, где маркиз Монтроз уже зажег огонь, который эдинбургский Парламент никак не мог погасить. Но достоверное известие о том, что принц ушел и не намерен возвращаться, а маркиз отплыл на континент, примирило их (как не могло это сделать ничто другое) настолько, что уже два дня спустя они вернулись на прежние осадные позиции и взяли Йорк в такие тиски, что комендант его, потеряв всякую надежду на помощь извне, через две недели принужден был сдать город. Впрочем, обыватели, находившиеся в Йорке джентльмены и немногие остававшиеся в нем солдаты получили весьма выгодные условия капитуляции, какие мог бы предложить и сам комендант. Так или иначе, сэр Томас Глемем вышел из Йорка со всеми своими людьми и направился в Карлайл (при обороне которого проявил затем замечательное мужество, искусство и выдержку).