История Великого мятежа - "лорд Кларендой Эдуард Гайд"

Но безрассудность принца, погубившая армию, которую маркиз собрал и сохранил, привела его в ярость и отчаяние; не чувствуя в себе сил начинать все сначала и вновь приниматься за тяжкий труд, он покинул Англию в надежде, что прежние заслуги перевесят нынешний его проступок. С ним уехал генерал Кинг, и те, кто щадил самого маркиза, именно на него обрушили упреки в измене, вероломстве и сговоре с соотечественниками - обвинения совершенно безосновательные, ибо генерал всегда был человеком чести, блестяще показал себя на высоких постах в шведской армии, а злобная ненависть иных шотландцев, не простивших ему службы в войсках короля, преследовала Кинга до конца дней, даже за границей. >

Разговоры и потере Йорка и о чересчур поспешном оставлении северных графств умолкли довольно быстро: слишком скоро пришло время оплакивать потерю всей Англии. Стойкость же и благородное поведение маркиза при всех поворотах его судьбы, бодрость и мужество перед лицом нужды, бедствий и невзгод, неотделимых от участи изгнанника, нежелание о чем-либо просить узурпаторов — которые завладели всем его имуществом и причинили ему громадный и непоправимый ущерб, безжалостно разорив принадлежавшие маркизу и стоившие огромных денег леса, но которых он по-прежнему в равной степени ненавидел и презирал — вместе с его рвением и готовностью при первой же удобной возможности вновь вступить в борьбу за дело короля, столь успешно примирили с ним всех благомыслящих людей, что они теперь больше принимали в расчет того, что он совершил и претерпел ради короля и отечества, не желая вспоминать о том, чего он не сделал или сделал не так, как должно.

Этот роковой удар, который так круто изменил положение короля, внушавшее дотоле блестящие надежды, подействовал на Его Величество лишь в том смысле, что побудил его еще энергичнее приняться за осуществление прежнего плана погони за графом Эссексом — ничего другого, сказать по правде, королю теперь и не оставалось. Однако, получив известие, что долгих переходов граф Эссекс не делает, Его Величество замедлил свой марш, с тем чтобы пополнить армию войсками из Бристоля и других городов — в твердой уверенности, что он успеет навязать бой армии графа Эссекса, уже подходившей к Эксетеру, еще до того, как граф сможет вернуться в Лондон.

Между тем военное счастье начало изменять Эссексу: действовавший теперь, против своего обыкновения, опрометчиво и неискусно, он попал в лабиринт, из которого так и не сумел выбраться. Когда граф подступил к Эксетеру и, совершенно убежденный, что уже не встретит неприятеля, способного ему помешать, вознамерился было осадить город — ведь он оставил короля в отчаянном положении и вдобавок в соседстве с грозным войском сэра Уильяма Уоллера — вдруг пришло известие, что сэр Уильям Уоллер разбит, а король со всей своей армией движется на запад, в погоню за ним, Эссексом, причем ни Уоллер, ни какие-либо другие войска уже не пытаются его преследовать, чтобы затруднить или замедлить его марш. Известие это ошеломило графа, внушив ему подозрение, что сам Парламент его предал и коварно замышляет его погубить.

В самом деле, взаимное недоверие между ними чрезвычайно к тому времени усилилось. Когда Эссекс двинулся на запад, поручив преследование короля Уоллеру, Парламент истолковал этот шаг как прямую декларацию того, что сражаться против особы Его Величества он более не намерен. Со своей стороны, граф ясно видел, сколь несходные чувства питает и как по-разному заботится Парламент о его армии и об армии графа Манчестера — которую Палаты ценили так высоко, что, заключал Эссекс, судьба его войска стала им совершенно безразличной; в противном случае, рассуждал он, невозможно объяснить, почему Уоллер после своей, не такой уж серьезной неудачи не смог двинуться в погоню за королем и тревожить его армию на весьма пересеченной и закрытой местности, через которую ей нужно было идти. Получив это известие, граф, неожиданно для себя оказавшийся в затруднительных обстоятельствах, немедленно решил повернуть назад, навстречу королю, и дать ему бой прежде, чем тот вступит в Девоншир — или, может быть, еще в Сомерсетшире. В любом из этих графств Эссекс не испытывал бы недостатка ни в провианте, ни в пространстве для маневра, и ему не пришлось бы начинать сражение на невыгодной позиции или по воле неприятеля. Исполнив этот замысел, Эссекс поступил бы благоразумно, однако лорд Робартс, один из генералов его армии — человек мрачный и нелюдимый по характеру и притом нрава весьма горячего, любитель спорить и возражать, но превосходивший своими способностями окружающих настолько, что любые возражения он мог с легкостью подкрепить убедительными с виду доводами — решительно воспротивился возвращению, настойчиво требуя, чтобы армия продолжала идти к Корнуоллу. А там, самоуверенно заявлял Робартс, он пользуется столь громадным влиянием, что с появлением армии графа Эссекса целое графство, в чем он нисколько не сомневался, как один человек выступит на стороне Парламента, и тогда все проходы в Корнуолл можно будет с легкостью прикрыть и защитить с таким успехом, что королевской армии не удастся ни прорваться в Корнуолл, ни отступить из Девоншира без больших потерь до того, как Парламент вышлет против нее новые войска.

Лорд Робартс, хотя он и стоял ниже Эссекса в армейской иерархии, пользовался гораздо большим доверием у Парламента. Граф не мог думать, что Робартс желает ему добра, ведь Робартс действовал тогда заодно с сэром Генри Веном, человеком, которого Эссекс считал своим врагом и люто ненавидел. Эссекс никогда не бывал в Корнуолле и ничего не знал о положении дел в этом графстве, однако некоторые из его офицеров, а также другие особы (при армии находилось тогда четверо или пятеро влиятельных корнуолльских джентльменов) полностью согласились с Робартсом и заверили Эссекса, что армию его, если она двинется в Корнуолл, ждет большой успех.

В конце концов граф изменил свое решение и согласился с Робартсом. Со всей своей армией, пехотой, конницей и артиллерией, он двинулся прямым путем в это гористое графство, где преследовал принца Морица и другие отряды, без сопротивления отступавшие перед ним на запад, до тех пор, пока сам не попал в западню.

Между тем король после недолгой остановки в Эксетере, где он нашел свою юную дочь, коей недавно разрешилась от бремени королева, на попечении и под надзором леди Далкейт (в скором времени, по кончине отца своего супруга, получившую титул графини Мортон), которую Их Величества уже давно назначили на должность воспитательницы, двинулся прямо в Корнуолл. Там, неподалеку от побережья, он обнаружил графа Эссекса и вскоре, без больших боев, благодаря дружному содействию стекавшихся отовсюду корнуолльцев — на чью помощь граф, поверив Робартсу, возлагал столь великие надежды — сумел взять войска Эссекса в такие тиски, что последний, казалось, уже не мог ни прорваться со своей армией, ни навязать сражение королю. По сути дела он был окружен в Фоуи и его окрестностях, король же стоял лагерем у Лискерда; и теперь ни дня не проходило без стычек, в которых граф нес более значительный урон, теряя пленными лучших своих офицеров. И тут произошло событие, которое вполне могло бы обернуться для короля большим несчастьем, лишив его всех выгод, на которые он тогда рассчитывал. Король всегда находился в армии, все вопросы обсуждались в его присутствии и с участием состоявших при его особе членов Тайного совета, а поскольку умом и красноречием они превосходили офицеров, то им обыкновенно удавалось убедить короля в своей правоте — по крайней мере сделать так, чтобы он соглашался не со всеми предложениями военных. Этими советниками, как уже говорилось, были лорд Дигби, государственный секретарь, и сэр Джон Колпеппер, хранитель свитков, чьи мнения, даже в отношении дел военных, король ставил выше, чем суждения большинства офицеров, почему вся армия и питала к ним самую крайнюю злобу.

Командовал армией генерал Рутвен, возведенный к тому времени в достоинство графа Брентфорда; однако по причине преклонного возраста и глухоты он мало говорил и советовал, едва мог разобрать чужие предложения, а собственные мысли излагал темно и путано; впрочем, судить о происходящем вокруг ему помогали скорее собственные глаза, а не уши, и на поле боя он умел найти правильное решение. Генерал-лейтенант кавалерии Уилмот, в ту пору — второй по званию в армии, обладал в ней большим влиянием и авторитетом, чем кто-либо, однако употреблял их, как подозревал король, отнюдь не к его выгоде. Человек гордый, честолюбивый и нетерпимый к возражениям, Уилмот как командир не показал ничего выдающегося ни в маневрировании своими войсками, ни в руководстве ими на поле боя. Зато он сильно пил и имел громадную власть над всеми пьяницами, а их в армии было великое множество. По части острословия он превосходил даже своего главного соперника Горинга, в веселых компаниях его ценили выше, и он никак не мог смириться с тем, что лорд Дигби и сэр Джон Колпеппер пользуются у короля таким доверием на военных советах.