История Великого мятежа - "лорд Кларендой Эдуард Гайд"

До выступления армии из Эксетера королю следовало позаботиться еще о двух столь же важных вещах — надежной блокаде неприятельских войск в Лайме (ободренные своими успехами, они устраивали дерзкие вылазки, доходя порой до стен Эксетера) и сдерживании еще более сильного вражеского гарнизона в Таунтоне. Дело в том, что принц Мориц, сняв осаду Лайма, вывел, к несчастью, гарнизон из Таунтона — 800 бойцов под начальством сэра Джона Стоуэлла, который, как человек изумительной храбрости и верности, никогда бы не сдал город — и оставил в замке лишь 80 солдат под командой одного лейтенанта, а тот подло его сдал по первому же требованию проходившего мимо со своей армией Эссекса, за что впоследствии был по всей справедливости казнен. Теперь же, благодаря оставленному Эссексом гарнизону, а также неимоверной злобе и гордыне обывателей, Таунтон превратился в мучительную занозу в теле этого многолюдного графства.

Для исправления первого из зол выделялись части, входившие в состав эксетерского гарнизона и подчиненные сэру Джону Беркли; к тому же, пока королевская армия стояла в Эксетере, удалось овладеть Барнстейплом, что освободило Беркли от многих забот. Что же касается таунтонского предприятия, то здесь выбор командира оказался менее удачным: полковник Уайндем хотя и был известен своей блестящей храбростью и безусловной верностью, однако из-за царивших в графстве раздоров и несогласий не сумел выполнить порученную ему задачу. Чтобы поскорее покончить со всеми этими делами, король, не проведя в Эксетере и недели, спешно выступил к Чарду в Сомерсетшире, где простоял дольше, за что впоследствии дорого заплатил, ибо в противном случае он смог бы достигнуть Оксфорда прежде, чем неприятель успел бы сосредоточить на его пути достаточные силы. Но даже эта задержка была неизбежной — разве что король предпочел бы двинуться дальше, так и не дождавшись денег и обмундирования (обещанных и наконец-то доставленных сомерсетширскими комиссарами), что едва ли понравилось бы его солдатам.

В последний день сентября король выступил из Чарда. Ночь он провел в поместье лорда Полета, где его встретил принц Руперт, рассказавший королю о печальных событиях на севере, а также о том, что он оставил там 2000 кавалеристов под начальством сэра Мармадьюка Лангдейла — которых принц вполне мог бы привести с собой, что позволило бы королю завершить западный поход блестящим успехом. После чего принц немедленно возвратился в Бристоль, имея приказ как можно скорее двинуться в Глостершир с конницей сэра Мармадьюка Лангдейла, а также с двухтысячным отрядом пехоты полковника Чарльза Джерарда, находившимся тогда в Уэльсе. Подобный образ действий, вероятно, вынудил бы неприятеля разделить силы, а если бы он предпочел и далее держать их вместе, то принц, выступив из Глостершира, сумел бы соединиться с королем. Но приказания эти не были вовремя исполнены. Вся королевская армия состояла тогда из 5500 пехотинцев и примерно 4000 кавалеристов; Уоллер со своей конницей уже подошел к Бленфорду, но после разгрома нескольких его эскадронов кавалерией короля отступил в Шефтсбери и близлежащие части Уилтшира. Для короля было чрезвычайно важно, прежде чем он покинет эти края, выручить Портленд-касл, находившийся в осаде со времени западного похода Эссекса. С этой целью он направился в Шерборн, где простоял шесть дней — слишком долгий срок, если не предположить, что подобным промедлением он надеялся помочь своему племяннику принцу Руперту в его марше. Впрочем, за это время король освободил от осады Портленд-касл. Сэр Льюис Дайвс, со своим полком закаленных солдат и небольшим отрядом кавалерии, был оставлен в Шерборн-касле и назначен командующим в Дорсетшире в надежде, что благодаря собственным усилиям и доброму расположению жителей графства он сумеет набрать достаточно людей для взятия Уэймута — и сэр Льюис совершил все, что можно было от него с основанием ожидать. По пути в Оксфорд Его Величество очень хотел деблокировать Доннигтон-касл и Безинг, вновь осажденный почти всей неприятельской армией, а затем послать сильный отряд на выручку Бенбери, тесно обложенному Джоном Финнзом (одним из сыновей лорда Сэя) и всеми неприятельскими силами из Нортгемптоншира, Уорвика и Ковентри. Сэр Уильям Комптон храбро оборонял Бенбери уже три месяца, но к этому времени положение его стало отчаянным.

Чтобы спасти все эти крепости, король прибыл 5 октября в Солсбери, где ему стало известно, что Уоллер со своими эскадронами стоит в Андовере, Манчестер с 5000 пехоты и кавалерии и 24 пушками уже достиг Ридинга, а четыре полка лондонской милиции только что выступили ему навстречу, и наконец, что 3000 пехотинцев и кавалеристов Эссекса, располагающиеся близ Портсмута, ждут приказа, чтобы двинуться на соединение с остальными парламентскими армиями. Эти сведения вполне могли бы склонить Его Величество к мысли ускорить марш к Оксфорду. Такое решение было бы тем более разумным, что в Солсбери король получил письмо от Руперта, в котором принц сообщал, что не сможет прибыть с войсками так скоро, как рассчитывает Его Величество — и как того действительно требовало положение короля. В случае принятия такого решения и Бенбери, и Доннингтон-касл можно было бы своевременно освободить от осады, но тут Горинг, в приступе крайнего легкомыслия, стал усердно склонять короля к иному образу действий — совершив быстрый и скрытный марш, внезапным ударом разбить Уоллера, который с 3000 кавалеристов и драгун стоял в Андовере, довольно далеко от прочих неприятельских войск. Совет единодушно поддержал Горинга, и король согласился с его предложением.

Всю захваченную у Эссекса артиллерию король еще раньше оставил в Эксетере; теперь же он отослал все большие пушки в Ленгфорд, поместье лорда Горджа, находившееся в двух милях от Солсбери и занятое гарнизоном в 150 солдат под командой одного опытного офицера. Остальные орудия вместе с обозом располагались в Уилтоне, усадьбе лорда Пемброка, под охраной пехотного полка. Общий сбор армии король назначил на семь часов утра близ Кларендон-парка; вокруг Солсбери выставили крепкую стражу, чтобы обыватели не могли выйти из города и Уоллер ничего не узнал о замысле короля, и если бы вся армия собралась в назначенный срок (что случалось нечасто, хотя Его Величество неизменно обнаруживал в подобных вещах строгую пунктуальность и никогда не опаздывал), то задуманный план удалось бы осуществить с полным успехом. Но хотя пехота принца Морица подошла лишь к одиннадцати часам, так что вся армия выступила не ранее полдня, Уоллер узнал о приближении неприятеля только тогда, когда тот находился уже в четырех милях от Андовера. Сэр Уильям со всем своим войском выступил навстречу королю, как если бы собирался дать бой неприятельской армии, но, заметив, что она весьма многочисленна и движется в превосходном порядке, передумал и отвел своих людей в город, приказав прикрывать отступление сильному отряду кавалеристов и драгун. Но королевский авангард смело их атаковал, учинил им страшный разгром, обратил в бегство и погнал в город; многие были изрублены во время преследования, и только наступление темноты спасло остальных, помешав победителям продолжить погоню. Весь неприятельский отряд рассеялся, и его нескоро удалось собрать вновь, так что король провел эту ночь в Андовере. Разгром войск Уоллера и слабое их сопротивление настолько подняли дух солдат короля, что теперь они желали ни больше ни меньше, как сразиться со всей вражеской армией. Король, однако, не имел намерения ни самому искать боя, ни уклоняться от сражения, если неприятель окажется у него на пути. Он решил освободить от осады Доннингтон-касл, лежавший несколько в стороне от дороги на Оксфорд. Для этого он велел как можно скорее перевезти оставленные в Ленгфорде и Уилтоне пушки в назначенный им пункт между Андовером и Ньюбери, после чего, дождавшись подхода своей артиллерии, направился к Ньюбери, в миле от которого и находился Доннингтон-касл.

Когда Миддлтон, продолжив марш на запад, увел свои войска от Доннингтон-касла, блокирование замка было поручено полковнику Хортону, и тот в течение некоторого времени довольствовался дальней блокадой. Но после того как ультиматум о сдаче был отвергнут и стало ясно, что гарнизон располагает достаточными запасами, Хортон, получивший подкрепления из Абингдона и Ридинга, решил приступить к тесной осаде, которую и начал 29 сентября. Он повел апроши, установил у подножия холма близ Ньюбери батарею и принялся столь щедро угощать осажденных ядрами из тяжелых орудий, что за двенадцать дней непрерывной бомбардировки разрушил три башни и снес часть стены. Вообразив, что этим ему уже удалось вразумить коменданта и сломить упорство гарнизона, Хортон послал еще один ультиматум. Похваляясь великой своей добротой, которая ныне, когда осажденные оказались в полной его власти, единственно и побуждает его предлагать им сохранение жизни, при условии сдачи замка к десяти часам утра в среду, полковник объявлял перед лицом Господа, что если его милость будет отвергнута, то ни один солдат гарнизона в живых не останется. Столь грозные и высокопарные речи лишь насмешили коменданта, и он ответил, что будет и далее защищать замок, а пощады не примет и не даст. В это время к Ньюбери подошел со своими войсками сам Манчестер и, получив на собственный ультиматум ответ ничуть не более удовлетворительный, назначил на следующий день штурм. Однако его солдаты, наслышанные об упорстве и решимости осажденных, уклонились от столь жаркого дела и предпочли до вечера засыпать Доннингтон-касл ядрами, после чего установили батарею с другой стороны замка и начали рыть траншеи. Тогда комендант предпринял смелую вылазку и выбил их из окопов; множество неприятельских солдат, а с ними и командовавший осадными работами подполковник, легли на месте, старшему канониру прострелили голову; комендант же, захватив с собой немало оружия, почти без потерь вернулся в замок. Но уже следующей ночью неприятель завершил возведение батареи и бомбардировал замок несколько дней кряду, пока не узнал о приближении армии короля, после чего отвел свою артиллерию. Лондонская милиция еще не подоспела, и граф почел за благо удалиться от Доннингтон-касла на некоторое расстояние; всего же осаждающие выпустили за 19 дней свыше 1000 крупных ядер, не причинивших, впрочем, гарнизону иного ущерба, кроме разрушения ветхих участков стены.