Анатомия «кремлевского дела» - Красноперов Василий Макарович

О пребывании Раисы в Нью-Йорке рассказывает Светлана Лохова в своей книге:

Дальше Лохова опять дает волю своей безудержной фантазии – ведь нужно помочь чекистам, которые не успели довести следствие до конца и задать все нужные вопросы.

Оставив в стороне вопрос о том, что чтение мыслей – практика глубоко антинаучная (ни в одном из протоколов допроса Раисе не вменяется несогласие с принципом “построения социализма в одной стране”), заметим, что предложенная мотивация – довольно сомнительна, тем более для “мамаши” двухлетнего ребенка. Кроме того, решение о продолжении шпионской работы, но уже против родной советской власти и партийного руководства (пусть и небезгрешного), входит в противоречие с действительным намерением Раисы покончить со шпионской деятельностью, пусть даже ценой имитации собственного провала. Да и “членов троцкистских групп” в Бостоне она, конечно, не знала и знать не могла.

Поистине удручающий финал столь блестящей карьеры в сфере международных отношений! Но через год Ян Берзин, поинтересовавшись судьбой своей протеже, вернул Раису на работу в свое ведомство, назначив старшим руководителем школы Разведупра. В этой должности она и была арестована 10 апреля 1935 года.

120

Выяснив все перипетии американской миссии неудавшейся шпионки, следователи Дмитриев и Черток перешли к хорошо знакомой им фактуре – троцкистским связям подследственной.

Тут же оказалось, что по приезде в СССР в 1927 году Раиса с мужем остановились на квартире управделами Амторга А. Н. Перепелицы, в чьем непосредственном подчинении работал в Америке Юлий Беннет. Квартира находилась в здании Страстного монастыря. И конечно же,

Чекисты сразу же поселили в Раисе чувство вины за то, что она, коммунистка, не донесла на Пинсона и особенно на Перепелицу в партийные органы, а следовательно, скрыла от партии злейших врагов. Борис Пинсон, когда‐то партийный наставник будущего наркома внутренних дел Ежова, хотя бы исключался из партии за троцкизм, а вот Перепелицу так до сих пор и не разоблачили. Чувство вины перед партией заставило Раису быть откровеннее. По требованию следователей она назвала им под протокольную запись фамилии своих знакомых (среди которых было четыре действующих сотрудника Разведупра, впоследствии репрессированных, – М. К. Чернявский, А. И. Гурвич, Д. О. Львович и С. Н. Смелков), приписав каждому из них малозначительные прегрешения. Донесла Раиса и на бывшего мужа, и попутно в чекистский протокол попал будущий министр иностранных дел СССР и главред “Правды” при Хрущеве, “человек с самой длинной фамилией” Дмитрий Трофимович “Ипримкнувшийкнимшепилов”. В 1935 году Шепилов только начинал свою блестящую карьеру в Сельхозотделе ЦК ВКП(б), но несколькими годами ранее ему “не повезло” проживать в одной комнате с бывшим мужем Раисы во время учебы в Аграрном институте при ИКП:

А на втором допросе, дополняя донос на бывшего мужа новыми подробностями, Беннет прямо назвала Шепилова “троцкистом”:

В чем Шепилову все‐таки повезло – так это в том, что чекисты переврали в протоколе его фамилию, записав его “Шапиловым”. В мемуарах [945] Дмитрий Трофимович рассказывает, как осенью 1938 года чекисты явились к нему домой и отвезли на Лубянку, где пытались его завербовать в качестве секретного сотрудника, от чего он категорически отказался. Чекистам пришлось отпустить Шепилова, но кто знает, что произошло бы, если бы у них имелись под рукой официальные показания о его “троцкизме”?

Что же касается знакомства Беннет с Чернявским, то следователи, коснувшись этой темы, повели себя странно. Судя по содержанию протокола, они скрыли от Раисы, что Чернявский арестован и против него ведется дело, к которому она, Раиса, имеет непосредственное отношение. Поэтому компромат о нем, сообщенный Раисой, носил такой же вымученный характер, как и содержащийся в протоколе “компромат” на других работников военной разведки: