История Великого мятежа - "лорд Кларендой Эдуард Гайд"

Войска Гренвилла совершали столь чудовищные насилия, что комиссарам пришлось даже выступить против него судебным порядком, постановив, что если сэр Ричард опять пошлет в Корнуолл своих солдат и те вновь начнут бесчинствовать, то обыватели будут вправе подняться против них с оружием в руках и изгнать их за пределы графства. Эта декларация, подписанная всеми комиссарами из числа самых преданных и ревностных сторонников короля, означала по сути не что иное, как объявление войны Гренвиллу, и уполномоченные от Корнуолла, представив ее принцу, указали в свое оправдание, что это была вынужденная мера, ибо только так можно было успокоить народ, который бы в противном случае немедленно восстал и вырезал солдат Гренвилла всех до единого. А потому всякий, кто пожелал бы судить о происходящем на основании того, что он мог услышать от комиссаров Девоншира и Корнуолла, непременно пришел бы к заключению, что сэр Ричард Гренвилл вызывает в обоих графствах глубочайшую и вполне заслуженную ненависть. В самом деле, он, вне всякого сомнения, вел себя чрезвычайно высокомерно и деспотически по отношению к комиссарам, однако строгая дисциплина, которую установил сэр Ричард в своих войсках под Плимутом, где солдатам не дозволялось своевольничать и причинять малейший ущерб обывателям (чего, если учесть отпускавшиеся ему крупные суммы, а также немногочисленность его войска, было не так уж трудно добиться) снискала ему уважение местных жителей, так долго страдавших от бесчинств армии принца Морица, а народная молва разнесла добрую славу Гренвилла еще дальше.

Уже сказанного выше более чем достаточно, чтобы ясно себе представить нрав и характер этого джентльмена, однако течение настоящего повествования делает для нас абсолютно необходимым упоминание многих других обстоятельств, которые едва ли не всюду доставляли принцу массу тревог, совершенно расстраивая весь ход дел в Девоншире и Корнуолле, а следственно, и на всем западе. Одно из таких происшествий вызвало особенно шумные толки. Вскоре после того, как Гренвилл (по причине ранения м-ра Дигби) был назначен командовать войсками под Плимутом, некто Брабант, юрист по профессии, который жил в тех краях и всегда честно исполнял свой долг по отношению к королю (и который вел некогда против сэра Ричарда важное дело в Звездной палате, защищая интересы его супруги и графа Саффолка), отлично, по-видимому, зная, что за человек Гренвилл, решил больше не рисковать, оставаясь на подчиненной его власти территории, и потому задумал перебраться в места более безопасные. В охотничьей шапке и под чужим именем Брабант пустился в путь, но был схвачен поджидавшими его в засаде людьми сэра Ричарда, доставлен к нему и по его приказу, без всякого военного трибунала, немедленно повешен — как переодетый шпион. История эта казалась столь дикой и невероятной, что один из членов Совета спросил Гренвилла, верна ли она, и тот невозмутимо ответил, что он действительно повесил Брабанта как изменника и врага короля, а еще схватил его брата, которого также мог бы повесить, но позволил обменять. Ему известно, продолжал Гренвилл, что в округе толкуют, будто он повесил Брабанта из мести, ибо тот вел некогда против него судебное дело, однако истинная причина была другая; хотя, с усмешкой добавил сэр Ричард, человек этот поступил с ним в свое время самым подлым образом, и он, Гренвилл, был весьма доволен, когда у него появилось законное основание покарать негодяя.

Принцу, слушавшему гневные жалобы комиссаров обоих графств, очень не хотелось входить в слишком подробный их разбор, ибо в таком случае он оказался бы вынужден сурово осудить или подвергнуть порицанию действия сэра Ричарда Гренвилла — все еще способного, по мнению принца, принести немало пользы на службе королю. А потому Его Высочество, следуя прежнему плану, решил поручить блокаду Плимута сэру Джону Беркли, который мог бы, не бросая тени на Гренвилла, выпустить на свободу людей, достаточно долго находившихся под стражей, и который не требовал для своих солдат больше денег, чем выделяли ему комиссары; а сэра Ричарда Гренвилла, в согласии с его собственным недавним предложением, — побудить к участию в полевой кампании, для чего, и как нельзя более вовремя, представилась благоприятная возможность. Дело в том, что лорд Горинг написал принцу письмо, в котором сообщал, что множество солдат сэра Ричарда Гренвилла бежало из-под Таунтона, почему из 2200 бойцов, приведенных им туда в свое время, осталось теперь не более 600; указывал, что ни вернуть беглецов под знамена, ни ускорить набор новых рекрутов без личного присутствия Гренвилла в этой армии будет невозможно; и просил Его Высочество принять в соображение эти обстоятельства и направить сэра Ричарда Гренвилла под Таунтон, поручив ему начальство над находящимися там войсками в качестве фельдмаршала. На сей счет Горинг написал и самому Гренвиллу, убеждая его устроить свою главную квартиру близ Лайма и принять на себя всю военную власть в этих краях. Так между ними завязались весьма тесные сношения. В итоге Гренвилл получил патент на должность фельдмаршала армии ассоциации, с указанием, что ему следует подчиняться лорду Горингу; последний же передал ему соответствующие полномочия. Правда, Гренвилл захотел оставить за собой командование под Плимутом < in commendam > [39], дабы осуществлять его через своего генерал-майора, но ему ответили, что этот вопрос — по его собственному предложению и совету — решен по-другому, и тут уже ничего нельзя изменить (ведь попытка это сделать означала бы, что жалобы двух графств останутся без удовлетворения). Затем Гренвилл принялся пылко рассуждать о скверном порядке распределения военных налогов и даже объявил, что не может и не станет командовать войсками, которым не платят. Впрочем, отведя душу в резких выпадах по поводу бездеятельности и своевольства комендантов, а также бестолкового расходования денежных средств на бесполезные гарнизоны, и выяснив, что его собственную армию предполагается содержать за счет Сомерсетшира и Дорсетшира, он попрощался с принцем и со своим фельдмаршальским патентом отбыл к лорду Горингу под Таунтон; к Плимуту же в это самое время был отправлен сэр Джон Беркли.

Около середины июля сэр Томас Ферфакс вступил в пределы Сомерсетшира, после чего генерал Горинг счел нужным отвести войска от Таунтона и, как можно было подумать, намеревался выступить навстречу Ферфаксу и дать ему бой. Он занял чрезвычайно удобные для обороны позиции вокруг Ленгпорта между двумя реками; причем и кавалерии, и пехоты у Горинга было лишь немногим меньше, чем у неприятеля, хотя, по крайней нерадивости генерала, его пехота за время сидения под Таунтоном сильно уменьшилась в числе из-за недостатка провианта и отсутствия должной заботы о ее нуждах — и это тогда, когда кавалерия получала всего вдоволь и даже с избытком. Уже через несколько дней неприятель средь бела дня внезапно атаковал часть его армии — тысячу кавалеристов под начальством генерал-лейтенанта Портера. Те стояли в низине и не могли не заметить по крайней мере с расстояния в полмили, спускавшегося с холма врага; тем не менее кавалеристы Портера были захвачены врасплох, и неприятель обрушился на них прежде,  чем они успели сесть на лошадей (пасшихся в это время на соседнем лугу) — в итоге отряд был полностью разгромлен, и многие попали в плен. На следующий день другой корпус парламентской кавалерии и драгун — несмотря на все преимущества, которые имел Горинг благодаря узким дефиле и выгодным позициям, — атаковал всю его армию, обратил ее в бегство, захватил две пушки, преследовал солдат Горинга через Ленгпорт (гарнизон которого, если бы, о чем уже говорилось выше, его с таким усердием не притесняли и не держали в таком небрежении, сумел бы остановить врага и спасти армию Горинга) и гнал их до самых стен Бриджуотера, за которыми они в полном беспорядке и укрылись. Переночевав в Бриджуотере и оставив там всю артиллерию, амуницию, обоз и всех не пожелавших уходить из города солдат, Горинг на другой день столь же беспорядочно отступил в Девоншир; причем на марше ему не давали покоя местные дубинщики и крестьяне, безжалостно истреблявшие изнуренных или отставших солдат. После этого разгрома, означавшего по сути поражение всей Западной армии, лорд Горинг отошел в Барнстейпл (несколькими днями ранее принц выехал из этого города в Лонстон в Корнуолле) и оттуда написал лорду Дигби, что его солдаты были внезапно охвачены таким ужасом и смятениям, что в тот момент, как он совершенно уверен, никто бы не смог заставить их драться — даже с неприятелем, вдвое уступавшим им в числе. В том же письме (то есть через три дня после разгрома, когда многие отбившиеся от своих частей солдаты еще не успели вернуться) он сообщал, что имеет от трех до четырех тысяч пехоты (полк принца Руперта, состоявший из более чем пятисот бойцов, был оставлен в Бриджуотере, еще двести человек — в Барроу), а также двести пятьдесят кавалеристов, не считая полка сэра Льюиса Дайвса и всей западной конницы. Если так, и если учесть, что за два этих роковых дня не менее тысячи солдат погибли или попали в плен, многие бежали в Бристоль, а некоторые еще не успели возвратиться под его знамена — то выходит, что в момент снятия осады Таунтона Горинг располагал войском, численностью своей почти не уступавшим неприятельскому.