Анатомия «кремлевского дела» - Красноперов Василий Макарович

Значит, Нина Александровна была арестована раньше Лёны Раевской, то есть до 29 января 1935 года (дата ареста Лёны подтверждена документально). Поэтому логично предположить, что Розенфельд была арестована одновременно с сыном Борисом 27 января. Отметим, что в краткой справке, предваряющей протоколы допросов Нины Александровны, в качестве даты ареста Бориса почему‐то указано 31 января 1935 года. Однако, как зафиксировано в одном из протоколов его допроса, арестован он был все же 27‐го (да и сам протокол начинается с вопроса следователя: “На допросах от 28 и 29 января сего года Вы показали, что в 1928 г. Вы порвали с троцкизмом” [89]).

12

Елена (Лёна) Раевская, урожденная княжна Урусова, родилась в Москве 9 августа 1913 года (по старому стилю). Отец – Юрий Дмитриевич Урусов, представитель княжеского рода Урусовых. Перед революцией занимал должность товарища прокурора Московского окружного суда, а после февраля 1917‐го состоял и членом Чрезвычайной следственной комиссии для расследования противозаконных по должности действий бывших министров, учрежденной Временным правительством. Мать – Евдокия Евгеньевна Урусова, урожденная Салиас‐де-Турнемир. Старшая сестра – Евдокия (Эда) Урусова – актриса, впоследствии народная артистка РСФСР (дважды арестовывалась, в 1938 и 1947 годах). В семье также было два сына – Никита и Кирилл. Лёна училась в школе № 5 им. Калинина Хамовнического района (Знаменка, 12). Эта школа находилась недалеко от ее дома, расположенного по Большому Знаменскому переулку; изначально она была опытно-показательной, но к 1928 году была преобразована в простую семилетку. В 1929–1930 годах обучалась Лёна на спецкурсах иностранных языков (немецкого и английского) при школе № 25 Бауманского (тогда – Баумановского) района. С будущим мужем, Сергеем Раевским, она познакомилась в 1928 году, а в 1930 году, 13 июля, не дожидаясь 17‐летия Лёны, они с Сергеем объявили себя женихом и невестой. 20 января 1931 года обвенчались, а 27‐го официально зарегистрировали брак. В 1931 или 1932 году Лёна окончила еще и библиотечные курсы и поступила на работу в библиотеку Наркомата связи, располагавшуюся в здании Телеграфа на Тверской улице. Квартирный вопрос решили с помощью сестры отца Лёны – та уступила им одну из комнат в собственной кооперативной квартире по адресу Кропоткинский (бывший Штатный) переулок, д. 5а. 2 декабря 1931 года у супругов родился сын Кирилл. В 1932 году Лёне предложили место библиотекаря в Институте красной профессуры с более высоким окладом. В этот же год и Сергей перешел на должность инженера во Всесоюзном электротехническом институте (и даже добился в связи с этим установки в квартире телефона). Казалось бы, жизнь начала налаживаться. Однако эти события происходили на фоне “сплошной коллективизации”, вызвавшей страшный голод в ряде областей страны. В полной мере ощущался голод и в Москве. Вдобавок ко всему молодая семья столкнулась с жилищной проблемой – им по решению суда угрожало выселение из комнаты в ставшей коммунальной квартире по Кропоткинскому переулку (мужа тетки арестовало ГПУ, и хозяйка квартиры, автоматически ставшая “лишенкой”, потеряла право на жилище). Пришлось понервничать и из‐за паспортизации – опасались, что им как “классово чуждым элементам” могут не выдать паспорта и тем самым вынудят уехать из Москвы. Летом 1933 года в жизни супругов произошло событие, роковым образом изменившее их жизнь. Более полувека спустя Сергей Раевский вспоминал:

Возможно, отсутствие решительных возражений Ю. Д. Урусова по поводу работы Лёны в Кремле объясняется некоторыми фактами биографии Юрия Дмитриевича и его брата Сергея Дмитриевича. Последний, несмотря на былой княжеский титул и должность товарища министра внутренних дел Временного правительства, в 1929 году добился от Президиума ВЦИК назначения ему пенсии, о чем перед Н. А. Углановым ходатайствовал сам Ю. Л. Пятаков [91]. Юрий же Дмитриевич по постановлению Президиума ВЦИК был в 1923 году в составе коллектива награжден орденом Трудового Красного Знамени за исследование Курской магнитной аномалии, а годом позже получил удостоверение о распространении на него привилегий звания “Герой труда” [92]. Так что на семейном совете вопрос с трудоустройством Лёны решился положительно. На допросе в НКВД 8 февраля 1935 года Лёна уточнила обстоятельства перехода на работу в Кремль:

На новом месте работы Лёна, похоже, несмотря на титул “бывшей княжны”, не вполне поладила с другими представительницами “дворянского гнезда” – возможно, из‐за разницы в возрасте. Она была совсем молоденькой – на момент поступления на работу в Кремль ей едва исполнилось 20 лет. Один только этот факт вполне мог вызвать неприязнь со стороны 47‐летней Нины Розенфельд и 35‐летней Екатерины Мухановой. На допросе 10 февраля 1935 года Муханова показала:

А Нина Розенфельд 12 февраля 1935 года осторожно подтвердила показания Мухановой:

Разумеется, и бывшая дворянка Н. И. Бураго, сотрудница кремлевской библиотеки, арестованная по “кремлевскому делу”, вынуждена была подтвердить показания Мухановой на допросе 8 марта 1935 года:

Ей вторила сотрудница аппарата ЦИК СССР Р. Г. Миндель, охарактеризовавшая Лёну на допросе 16 марта 1935 года следующим образом:

Такая схожесть показаний говорит либо о намерении чекистов назначить Лёне Раевской определенное амплуа для дальнейшего использования в разворачивающемся на глазах сценарии, либо о действительности некоторых фактов, на которых строились показания. Кроме того, женщины (за исключением Натальи Бураго) могли испытывать по отношению к Лёне чувство ревности, воспринимая ее как возможную соперницу по влиянию на любвеобильного Енукидзе, на расположении которого зиждилось их зыбкое благополучие.