История Великого мятежа - "лорд Кларендой Эдуард Гайд"

Когда шотландские лорды находились в Англии, они часто посещали Гемптон-Корт, пока там жил король, и усиленно обхаживали всю его партию, дабы расположить ее к себе; особое же в этом смысле усердие они выказали в отношении джентльменов с севера, которые с чрезвычайной доблестью служили королю и обладали в тех краях немалыми богатствами, способными подкрепить их влияние. К их числу принадлежали две видные особы — сэр Мармадьюк Лангдейл и сэр Филип Масгрейв, имевшие обширные поместья, один — в Йоркшире, а другой — в Камберленде и Вестморленде. До войны они занимали высокое положение в своих графствах, исполняя должности мировых судей и лорд-лейтенантов, а с началом военных действий приняли командные посты в королевской армии и снискали себе репутацию отважных, дисциплинированных и энергичных офицеров. Они сражались до конца, а впоследствии, не предпринимая ни малейших попыток примириться с Парламентом через уплату композиций, ожидали удобной возможности вновь выступить с оружием в руках. Парламенту и старшим офицерам армии оба они внушали сильнейшие подозрения — как люди, которых невозможно заставить подчиниться, а потому лучше было бы арестовать.

Шотландские лорды без колебаний сообщили этим двум джентльменам о своих планах и без тени сомнений заявили, что смогут побудить все шотландское королевство и весь народ к вступлению в войну с Англией на стороне короля. А потому они выразили желание, чтобы Лангдейл и Масгрейв, используя свое влияние и авторитет в северных графствах, склонили их к совместным действиям с шотландцами. Зная же, что взгляды Лангдейла и Масгрейва слишком хорошо известны, чтобы они могли без всякой для себя угрозы находиться близ Лондона, а тем более в собственных графствах, лорды пригласили их в Шотландию, твердо заверив, что там они найдут не только безопасность, но и радушный прием, смогут на месте наблюдать за приготовлениями шотландцев, а когда все будет готово к выступлению — сыграть самостоятельную и важную роль в будущих событиях.

Пребывая теперь в полной уверенности, что шотландцы поднимут оружие за короля, джентльмены приняли это предложение. А потому, тайно посетив родные графства, велев своим друзьям быть наготове и ждать сигнала и условившись, как они будут впоследствии держать между собой связь, Лангдейл и Масгрейв отправились в Шотландию к тем, кто их пригласил, и были приняты ими достаточно любезно. Проведя несколько месяцев в тайном месте, где с ними также очень хорошо обходились, они, по открытии Парламента, вернулись в Эдинбург, где встретили чрезвычайно доброжелательное отношение со стороны всех, кто был с ними знаком. Поэтому они стали вести себя увереннее и выражаться свободнее, тем более что лорды рассказали им обо всех своих планах и о тех уловках, которые им придется пускать в ход, пока еще не набрана армия, главные препятствия на пути к созданию коей, полагали лорды, ими уже преодолены.

Хотя шотландские комиссары удалились из Лондона вскоре после того, как заявили решительный протест против действий Парламента и сочли, что им давно пора позаботиться о собственной безопасности, покинув Лондон, где они всякий день подвергались грубым оскорблениям и поношениям, — однако, едва в Шотландии начали готовиться к созыву Парламента, вестминстерские лорды и общины послали в Эдинбург собственных комиссаров, как будто рассчитывали и там взять верх при голосовании; и вскоре обнаружилось, что в самой Шотландии у них имеются влиятельные или, во всяком случае, деятельные сторонники. Комиссаров встретили с тем же подчеркнутым уважением и проявили такую же заботу об их удобствах, что и в первый раз, когда они прибыли в Шотландию, чтобы состряпать Ковенант. Их усердно посещали, выказывая всевозможные знаки почтения, не только маркиз Аргайл и его партия, но даже сторонники герцога Гамилтона; те же, кто сильнее других жаждал войны, наносили им столь же регулярные визиты и так же пылко заверяли в своем желании сохранить мир и дружбу между двумя нациями.

Непримиримая партия из числа духовенства, которая настолько боготворила Ковенант, в самом строгом и буквальном его понимании, что не соглашалась больше находиться в какой-либо зависимости от короля, но хотела его отстранить и устроить правление без него (как это решили сделать ее собратья в Англии), прямо-таки не расставалась с английскими комиссарами, охотно принимая от них специально на сей случай приготовленные и доставленные подарки и пенсии, так что для превращения ее сторонников в верных друзей были розданы изрядные суммы. А потому обо всем, что предлагалось или решалось на самых тайных совещаниях, комиссары тотчас же получали сведения и сообщения, сами же они вели себя так властно и надменно, как будто в любой момент могли опереться на помощь английской армии.

От комиссаров не укрылось, что в Эдинбург стекается множество народа, и что многие из этих людей в свое время сражались против Парламента; и они потребовали, чтобы подобные особы были высланы из королевства или выданы им, для последующей передачи в руки английского Парламента. Они так шумно этого добивались, и их претензии встретили такую поддержку, что пригласившие английских роялистов лица не осмелились открыто представить их соотечественникам, но тайно им посоветовали, пока не утихнет буря, оставаться где-нибудь вне города. Даже сэру Мармадьюку Лангдейлу и сэру Филипу Масгрейву предложили либо вновь покинуть Эдинбург, либо сидеть дома и не показываться на людях до той поры, когда будет набрана армия и назначен главнокомандующий, который и позаботится об их защите. Шотландские лорды не скрывали от английских джентльменов своей полной уверенности в том, что главнокомандующим станет герцог Гамилтон. Последний часто имел с англичанами конфиденциальные беседы и каждый раз заверял их, что, вступив в командную должность, которую прочат ему друзья, он немедленно выкажет твердую решимость объединиться с партией короля для защиты истинных интересов короны. Он попросил их не смущаться тем, что они не замечают пока никаких признаков набора армии — каковой будет начат и быстро завершен непривычным для англичан способом — но написать своим друзьям в Англии и настоятельно им посоветовать приступить к осуществлению своих замыслов как можно скорее и во всех частях королевства, где это только окажется возможным, ибо они вправе твердо рассчитывать, что помощь к ним придет прежде, чем враги сумеют их одолеть. С этой же целью джентльмены написали королеве, выразив желание, чтобы принц был в готовности присоединиться к ним, когда шотландская армия завершит приготовления к походу, иначе говоря, заверили они королеву, — к началу мая. Люди, получавшие в Англии такого рода известия, слишком охотно верили подобным обещаниям, а потому взялись за дело раньше, чем следовало. Впрочем, их торопили такие события, которые просто не оставили им иного выбора.

Когда находившийся в Гемптон-Корте король решил вырваться из рук армии, он, как уже говорилось, велел герцогу Йорку — уже достигшему такого возраста, когда его можно было посвятить в подобные тайны — при первой же благоприятной возможности бежать на континент, где он должен будет следовать указаниям своей матери. Теперь же, когда ожидались важные события, способные повлечь за собой повсеместные перемены, Его Величество нашел способ сообщить герцогу, что это будет чрезвычайно удобный момент для бегства. Устроить его поручили полковнику Бампфилду — человеку энергичному, умевшему расположить к себе и достаточно ловкому, чтобы добиваться успеха во всех делах, коими он сам руководил. Он не принадлежал к числу слуг короля и хотя сражался в недавней войне под его знаменами в чине пехотного полковника, не сумел отличиться настолько, чтобы вызвать подозрения противной стороны; а теперь с пресвитерианами он поддерживал гораздо более тесные сношения, чем с приверженцами короля. Поэтому частые посещения Бампфилдом того места, где находились герцог Йорк и прочие дети короля, не навлекли на него ни малейших подозрений.

Герцога, вместе с братом и сестрой, держали тогда в Сент-Джеймсском дворце, где они могли свободно выходить в сад и в парк для прогулок и развлечений, а лордам, знатным дамам и прочим особам высокого звания дозволялось наносить им визиты. Пользуясь этим, там несколько раз побывал и Бампфилд; объяснив герцогу, что ему нужно будет сделать, и обнаружив среди его посетителей несколько надежных людей — с которыми он общался, чтобы его самого ни в чем не заподозрили, заметив, что он часто с ним беседует — Бампфилд приготовил небольшое судно, которое должно было ожидать их у здания таможни, и раздобыл разрешение на отплытие в Голландию. После чего он предупредил герцога, что тот должен быть наготове поздним вечером: в это время мальчик обыкновенно играл с другими детьми в комнате, лестница из которой вела в сад; он мог незаметно по ней спуститься, а затем выйти через калитку из сада в парк, где его и должен был встретить Бампфилд. План этот был так хорошо продуман, что герцог вовремя оказался в условленном месте, где Бампфилд его встретил, немедленно посадил в заранее приготовленную карету и привез в один особняк. Там герцог оставался недолго: переодевшись в припасенное для него женское платье, он тотчас же, в сопровождении одного лишь Бампфилда, сел в приготовленную для них двухвесельную лодку. Проплыв под мостом, он взошел на приготовленное для него судно, которое, подняв паруса, благополучно прибыло в Голландию, причем ни единый из членов команды даже не догадывался, какой груз они везут.