История Великого мятежа - "лорд Кларендой Эдуард Гайд"

Отступив, сэр Мармадьюк Лангдейл расположил своих солдат в огороженных стенами местах близ Престона. Неприятель упорно его теснил и наседал весьма яростно, однако сэр Мармадьюк с большим мужеством продержался более шести часов, нанеся врагу огромный урон в офицерах и рядовых и даже, по-видимому, вынудив его отступить, или, во всяком случае, остановиться. Шотландцы же за все это время так и не прислали ему никакой подмоги, посчитав, что сэра Мармадьюка атакует не вся армия Кромвеля, а лишь какой-то отдельный отряд, оторваться от которого он сумеет и без посторонней помощи. Впоследствии сэр Мармадьюк Лангдейл часто мне говорил, что если бы ему прислали хотя бы тысячу пехотинцев, то он, вне всякого сомнения, одержал бы победу; а сам Кромвель признавался, что никогда не видел пехоты, которая дралась бы так отчаянно, как люди Лангдейла.

Шотландцы продолжали марш через мост, не потрудившись прикрыть дорогу, как советовал им сделать сэр Мармадьюк; воспользовавшись этим, кавалерия Кромвеля ударила сэру Мармадьюку во фланг — в то самое время, когда с таким же упорством его атаковали с фронта. Наконец, сопротивление его доблестной пехоты было сломлено, и сэр Мармадьюк, вместе с остававшимися с ним кавалеристами, отступил под натиском неприятеля в город, где по-прежнему находился герцог c несколькими офицерами; затем все они, перейдя реку вброд, присоединились к шотландской пехоте, пребывавшей в таком же расстройстве. Ведь как только англичане потерпели поражение, шотландцев тотчас же выбили с моста, принудив к беспорядочному отходу. Тем не менее вся армия герцога оставалась по сути целой; с ней он и продолжал свой марш еще два или три дня, пока не достиг Утоксетера. За это время многие шотландские вельможи покинули его и сдались местным джентльменам; войска же Кромвеля, яростно наседавшие на шотландцев с тыла, перебили и забрали в плен столько народу, сколько сами хотели, не потеряв при этом ни единого человека.

Не успел герцог добраться до Утоксетера, как на него обрушились его собственные войска, по пятам преследуемые конницей Кромвеля и не оказывавшие ни малейшего сопротивления; после чего он сам и все старшие офицеры (исключая тех немногих, кто сумел спрятаться или, воспользовавшись быстротой своих коней, бежать) были взяты в плен. Герцог при этом не выказал ни таланта военачальника, ни мужества дворянина (коего, как прежде думали, он не был лишен), но, когда его препроводили к Кромвелю, повел себя так, как поступил бы человек малодушный: изъявил победителю полную покорность и униженно перед ним оправдывался.

Так вся его армия потерпела полное и сокрушительное поражение, причем многих шотландцев убили скорее из презрения, а не потому, что они пытались сопротивляться. Остальные попали в плен; также были захвачены все их пушки, обоз и знамена. И только часть кавалерии, находившаяся в самом арьергарде, поспешила принести на родину известие о неудаче шотландского оружия. Те же, кто не повернул в сторону Шотландии, были по большей части захвачены местными жителями и преследовавшей бегущих кавалерией. Сэру Мармадьюку Лангдейлу — после того, как он и остававшиеся с ним офицеры и солдаты сочли более безопасным рассеяться и искать спасения поодиночке — крупно повезло: его узнали, взяли в плен и отправили в ноттингемский замок. И эту блестящую победу Кромвель одержал с армией, которая, если бы шотландцы сосредоточили все свои войска, уступала бы им по численности более чем втрое и которая (после того, как были разбиты английские отряды) не уменьшилась в числе даже на полсотни солдат.

Лорду Коттингтону и канцлеру Казначейства довелось испытать немало злоключений, которые и не позволили им явиться к принцу на флот. Как только им стало известно, что Его Высочество взошел на корабль в Кале, чтобы присоединиться к флоту в Голландии, они сели на французское военное судно, направлявшееся в Дюнкерк. По прибытии туда они встретили одного служившего принцу джентльмена, который сообщил им, что принц со всем своим флотом находится в Даунсе и что он направил его с письмом к коменданту Дюнкерка, чтобы взять у него на время фрегат, который несколько ранее комендант в любезном своем послании изъявил готовность предоставить в распоряжение Его Высочества. Комендант принял их весьма учтиво и заверил, что фрегат будет готов на следующий день и что если им будет угодно воспользоваться этим судном, то оно доставит их к принцу.

Лорд Коттингтон и канцлер Казначейства увидели в этом превосходную возможность добраться до принца скорее, нежели они прежде рассчитывали. А потому, не подумав об опасностях, которые могло таить в себе подобное путешествие и которые было совсем не трудно предвидеть, они решили воспользоваться удобным случаем: им казалось, что единственный риск, коему они могли бы подвергнуться в подобном предприятии — это угроза быть перехваченными парламентскими кораблями, но поскольку принц стоял со своим флотом в Даунсе и, следовательно, господствовал на море, такой исход представлялся им почти невероятным. В итоге они опрометчиво сели на этот фрегат и вечером вышли из Дюнкерка, воображая, что уже на следующее утро будут в Даунсе с принцем. На море, однако, установился ночью столь мертвый штиль, что уплыли они совсем недалеко, а на утро обнаружили, что их преследует семь или восемь фрегатов из Остенде. Коротко говоря, их захватили в плен, дочиста ограбили (общие их потери деньгами и драгоценностями оказались очень велики) и отправили в Остенде. Там, хотя их немедленно отпустили, им пришлось задержаться на много дней — не без некоторых надежд, внушенных испанским комендантом и лордами Адмиралтейства, щедро пообещавших им полное возмещение потерянного. Но поскольку заверения эти остались без последствий — флибустьеры, народ дикий и жестокий, не признавали над собой ничьей власти — то лорд Коттингтон и канцлер Казначейства нашли способ уведомить принца обо всем, с ними приключившимся, и сообщить, что они будут ждать его приказаний во Флиссингене. Туда они добрались вполне благополучно, больше не подвергая себя опасности путешествия морем.

Несколько дней спустя принц послал за ними во Флиссинген фрегат из Даунса. Сев на него, они провели в море всю ночь, но утром сильный ветер погнал судно назад, и им пришлось идти в Миддлсбург. После месячного пребывания в этих краях и многих попыток выйти в море они получили от принца распоряжение ждать его в Голландии. Туда он решил отправиться, как только к нему на флот прибыл из Шотландии граф Лодердейл и вручил похожее на приказ приглашение немедленно направиться в шотландскую армию, только что вступившую в Англию. По этим причинам лорд Коттингтон и канцлер Казначейства явились к принцу лишь на другой день после того, как сам он, оставив флот в Гельветслюйсе, прибыл в Гаагу.

Штаты встретили принца со всеми внешними знаками уважения и в течение четырех или пяти дней подряд потчевали его за свой счет в ратуше. Каждую ночь Его Высочество проводил во дворце, также принадлежавшем Штатам, где жили принц Оранский с принцессой и где Его Королевскому Высочеству и герцогу Йорку отвели великолепные покои. По прошествии нескольких дней принц и герцог стали обедать в обществе принцессы — сам принц Оранский, по обычаю, держал свой стол открытым для депутатов Штатов, офицеров армии и прочих важных особ, часто пользовавшихся его гостеприимством.

Двор принца был раздираем жестокими раздорами и несогласиями, и два новых советника быстро это заметили. Они также поняли, наблюдая сильнейшие страсти, владевшие придворными, и крайнее непостоянство их настроений, что им самим не удастся надолго сохранить ту высокую репутацию, коей, насколько можно было судить, они пользовались теперь в глазах каждого, и предвидели, что уже в ближайшее время на них, словно вооруженный враг, обрушится жестокая необходимость, которая расстроит и разрушит все их планы. Уже в самый момент их прибытия в Гаагу пришло роковое известие о поражении шотландской армии, которое должно было свести на нет все их прежние меры и сделать положение принца и всего королевства плачевным, а его родителя-короля — совершенно безнадежным.