История Великого мятежа - "лорд Кларендой Эдуард Гайд"

К этому времени Парламент снарядил другой флот, числом и мощью кораблей превосходивший флот мятежников; командовать же им назначили графа Уорвика. Он охотно принял пост, быстро взошел на борт и с приливом был уже в виду принца, где и бросил якорь. Два флота разделяла такая дистанция, что думали теперь только о сражении. Казалось, полную готовность к нему проявлял флот принца — вероятно, еще и потому, что имел известия о том, что на неприятельских кораблях не хватает людей, что туда будто бы силой взяли многих матросов, более приверженных к королю, чем к Парламенту, что и станет очевидным, когда флоты сойдутся на близкую дистанцию; но это мнение, было ли оно плодом фантазии или проистекало из каких-то сведений, совершенно не соответствовало действительности.

Граф Уорвик и его флот выказывали достаточную решимость и готовность к бою; было, однако, известно, что граф знает о планах своего брата, графа Голланда, и уже пообещал к нему присоединиться. А потому решили, что будет лучше, если принц напишет графу, потребовав или предложив ему возвратиться к исполнению верноподданнического долга. Письмо отправили через Гарри Сеймура, тот вскорости вернулся с ответом графа, который в самых почтительных выражениях покорно просил Его Высочество предать себя в руки Парламента и приказать флоту вновь подчиниться Палатам, после чего взбунтовавшимся морякам будет даровано прощение.

Теперь для сближения флотов недоставало только ветра, когда же задул благоприятный для принца ветер, Его Высочество решил атаковать. Корабли снялись с якорей, завершили приготовления, и весь флот, подняв паруса, пошел на неприятеля. Казалось, парламентский флот настроен столь же твердо и решительно, однако ветер, который нес в его сторону корабли принца, вынудил его немного податься назад и занять позицию в том месте, где река была несколько уже. Вдруг ветер стих и наступил штиль, так что принц уже не мог продолжать движение; к тому же узость реки внушала известную тревогу: опасались, что мелководье не позволит некоторым кораблям вступить в бой. Пока соображали, что делать, снова поднялся ветер, но уже с другой стороны. Теперь он дул прямо в лицо принцу и, не позволяя его кораблям сблизиться с неприятельскими, гнал их назад, прочь из устья Темзы.

Тогда начались новые совещания. На флоте обнаружился сильнейший недостаток провианта, так что он не смог бы оставаться в море более десяти дней, а на многих кораблях провиант должен был закончиться еще скорее. А потому, поскольку при таком направлении ветра принудить графа Уорвика к сражению было невозможно, а их собственному флоту грозил голод, сочли наиболее разумным выйти в море, где флот принца мог бы вступить в бой в более выгодных условиях, если бы граф Уорвик двинулся за ним. Если же он этого не сделает, появятся серьезные причины рассчитывать на то, что принц встретит корабли, шедшие из Портсмута на соединение с графом, которые флот принца, гораздо более сильный, мог бы затем внезапно атаковать и легко захватить.

Но тут из Шотландии прибыл на корабле граф Лодердейл. Он был послан требовать выполнения договора, иначе говоря, чтобы принц немедленно отправился в армию герцога Гамилтона (которого граф оставил на марше в Бервик). Это укрепило принца в намерении выйти в море, поскольку, чтобы флот мог затем доставить принца на север, его вначале было совершенно необходимо увести в Голландию. А потому весь флот вышел в море и взял курс на Голландию, все еще надеясь встретиться с кораблями, идущими из Портсмута. И он действительно с ними встретился — и разминулся — ночью, о чем принц узнал только утром, когда все стали перекладывать вину за случившееся друг на друга. Теперь нужно было изо всех сил спешить в Голландию, ибо, соединившись с судами из Портсмута, граф Уорвик (не говоря о прочих преимуществах) превосходил принца как числом, так и мощью и крепостью своих кораблей — что и обнаружилось, когда он явился со своим флотом к Гельветслюйсу через несколько дней по прибытии туда принца.

Герцог Гамилтон вступил в Англию со своей армией около середины июля, затем он вошел в Карлайл, сместил с поста коменданта сэра Филипа Масгрейва, вывел из города весь английский гарнизон и заменил его шотландским. Простояв там несколько дней, английские и шотландские части явились на общий сбор близ Пенкрита в Камберленде, где квартировал тогда Ламберт. Если бы они продолжили марш (а именно это им и следовало сделать), то, весьма вероятно, разбили бы отряд Ламберта. Но герцогу угодно было заночевать в двух милях от Ламберта — который той же ночью, в большом смятении и беспорядке, отступил к границам Йоркшира. Герцог оставался на месте много дней, дожидаясь, когда подоспеют все его войска, медленно подтягивавшиеся из Шотландии. Как только они подошли, герцог двинулся к Кендалу, где снова простоял целых две недели: очевидно, ему хотелось, чтобы англичане, поднявшие восстание в пользу короля в разных частях королевства, потерпели за это время известный урон и, таким образом, не смогли бы соединиться и составить силу, способную обуздать пресвитериан и воспрепятствовать осуществлению их замыслов — другое объяснение никому не приходило в голову. Ведь когда шотландская армия, вступив в Англию, продвигалась чрезвычайно медленными маршами, выказывая при этом полное пренебрежение к неприятелю и совершенно его не опасаясь, сэр Мармадьюк Лангдейл со своим английским отрядом из четырех тысяч пехотинцев и восьмисот кавалеристов всегда шел впереди, на расстоянии одного дневного перехода от нее. Таким образом шотландцы рассчитывали своевременно получать известия о движениях неприятеля, сами же никакой разведки не вели. Вдобавок, желая любой ценой ослабить сэра Мармадьюка, они хотели, чтобы именно он принял на себя первый удар врага.

Уже через несколько дней — дело было в середине августа — сэр Мармадьюк Лангдейл сообщил герцогу, что им получены верные сведения о том, что Кромвель находится на расстоянии двух или трех дневных переходов, и что он твердо решил бросить свою армию в бой как можно скорее, совершенно не отвлекаясь на собирающиеся вокруг отряды из местных жителей, как бы близко они ни находились и что бы они ни намеревались предпринять. Поэтому сэр Мармадьюк настоятельно попросил его светлость собрать свою армию в кулак, ибо, будучи разделена на части, далеко отстоящие друг от друга, она подвергается серьезной опасности. Он также сообщил, что намерен остановиться и ждать приближения неприятеля, а затем, если найдет нужным, отступить.

Несмотря на это известие, герцог совершенно не изменил порядок марша — в убеждении, что неприятель не может находиться так близко, если же Кромвель и в самом деле подошел к нему на такое расстояние, то лишь с небольшим отрядом и вступить в бой со всей шотландской армией он не рискнет. Пребывая в этой уверенности, герцог продолжил свой марш прежним порядком. Сэр же Мармадьюк каждый день посылала ему новые известия, подтверждавшие первоначальные сведения; так, он сообщил, что его кавалеристы имели стычку с неприятельскими и что вся вражеская армия рядом и готова к делу. Правда, по численности своей она уступала войскам герцога, и однако Кромвель хотел только одного — поскорее вступить с ним в сражение. Но этому не желали верить — пока сам сэр Мармадьюк, отходя с жестокими боями, в которых пало с обоих сторон немало людей, не отступил, преследуемый врагом, прямо на главную квартиру герцога. Туда он доставил нескольких пленных, которые показали, что вся неприятельская армия движется форсированным маршем и уже находится на расстоянии пяти или шести миль.

Известие это привело герцога в замешательство; он растерялся и не знал, что делать. Шотландская армия оставалась разделенной на части, а бывшие при герцоге войска находились в беспорядке и, по-видимому, совершенно не желали драться. Охваченный смятением, он остался с несколькими офицерами в Престоне, велев своей пехоте перейти через мост и двигаться к Уигану, городу в Ланкашире, где, полагал герцог, она сможет соединиться с другими полками и оказывать сопротивление до тех пор, пока не подоспеют прочие части. Сэр же Мармадьюк Лангдейл вернулся к своему отряду, поскольку герцог пообещал направить ему в подкрепление несколько эскадронов, а также прислать пехоты, чтобы прикрыть дорогу, вдоль которой предстояло отходить его людям.