История Великого мятежа - "лорд Кларендой Эдуард Гайд"

Сам же граф — благодаря своему веселому и приятному нраву, позволявшему удивительным образом примирять самых разных по душевному складу людей, — способен был скорее собрать и удержать вместе подобное воинство, нежели навести в нем порядок и руководить им в каком-то серьезном предприятии. Он всегда жил при дворе, где его положение и род занятий доставили ему совсем немного врагов, благодаря же своему милому и живому характеру, всюду вызывавшему симпатию, он приобрел множество друзей, или, во всяком случае, людей, находивших удовольствие в его обществе. Но он не имел ни боевого опыта, ни малейшего понятия о военном искусстве и совершенно не представлял, как ему следует исполнять обязанности командующего — зато очень хотел каждому угодить и понравиться и готов был потакать любым капризам. Это быстро заметили, и вскоре глубокое почтение, с которым кентцы готовы были относиться к нему поначалу, исчезло, и они стали с еще большим упрямством защищать собственные мнения о том, что следует делать. Те, кто лучше других представлял себе положение дел и понимал, как именно кентцам следует теперь наилучшим образом распорядиться имеющимися у них силами, предлагали отступить за Рочестер, после чего, разрушив мост и укрепив несколько переправ (сделать это было бы нетрудно), они оказались бы в состоянии защищать от неприятельского вторжения восточный Кент (лучшую и самую обширную часть этого богатого и многолюдного графства) дольше, чем враг мог бы себе позволить продолжать подобные попытки — ведь ему пришлось бы опасаться удара с тыла, если бы лондонский Сити или роялисты Эссекса (о них толковали больше всего) решились открыто выступить в пользу короля. Таким образом, они обеспечили бы надежную связь с флотом — в скором возвращении которого кентцы не сомневались, тем более что на кораблях служили теперь некоторые джентльмены из их графства, и они наверняка должны были сделать все, чтобы ускорить его возвращение.

Несомненно, это был чрезвычайно разумный совет, и если бы ему последовали, врага удалось бы на некоторое время задержать. Однако менее рассудительные люди держались иного мнения. Они считали, что Ферфаксу будет просто не до них. Они были уверены, что Парламенту уже теперь приходится иметь дело со слишком многочисленными врагами, ведь офицеры, захватившие на севере Понтефракт, стянули в него из соседних графств сильный гарнизон и располагали отрядом кавалерии, который тревожил своими набегами всю округу, а шотландцы уже начали поход в Англию. Отсюда они заключали, что выступить против Кента Ферфакс не сможет. Отступить же значило бы для них теперь обнаружить свой страх, что обескуражило бы их друзей в Лондоне, а все их сторонники в тех частях Кента, которые пришлось бы оставить при отходе, узнав о таком решении, немедленно их покинули бы. А потому они потребовали, чтобы вся кентская армия двинулась к Блекхиту — это подняло бы дух их друзей, и в Блекхит каждый день стекались бы толпы народа из Лондона и соседних мест, все жители коих твердо стояли за короля.

Именно этого домогались кентцы всего шумнее, что и заставило графа Нориджа согласиться. Итак, было принято решение о походе, назначен день общего сбора в Блекхите и разосланы соответствующие распоряжения.

Из-за вспыхнувших в столь многих местах беспорядков стало, наконец, известно о решении главнокомандующего, которое прежде тщательно скрывали: Ферфакс отказался идти в поход на шотландцев. Кромвель очень хотел взять это дело на себя; шотландцев же он презирал настолько, что готов был выступить с войском, по численности своей, как он отлично знал, сильно уступавшим шотландской армии. Получив известия о том, где именно шотландцы собираются перейти границу королевства и что они уже готовы к походу, Кромвель, взяв с собой отобранные им самим части, двинулся на север, намереваясь встретить шотландцев тотчас же по их вступлении в Англию. Он не стал утруждать себя осадой Понтефракта, полагая, что если ему удастся разбить шотландцев, то замок этот уже не доставит ему больших хлопот.

Едва они успели войти в город (который вовсе им не обрадовался), хоть немного подготовить его к обороне и навести известный порядок в собственных рядах, как перед Колчестером появился Ферфакс. Узнав, что произошло с графом Нориджем и его друзьями, он решил не задерживаться в Кенте, но оставил там два или три кавалерийских эскадрона, которые и должны были окончательно умиротворить графство при содействии местных парламентских комитетов; ранее изгнанные из Кента, а теперь вернувшиеся с победой, их члены отлично знали, как им теперь следует поступить с теми, кто поднял против них мятеж. Подступив к Колчестеру, Ферфакс увидел, что город не имеет никаких укреплений, и заключил, что быстро войдет в него со своей армией. Однако он встретил столь яростное сопротивление, что по совету Айртона — Кромвель оставил его следить за армией и за самим Ферфаксом — решил окружить его своими войсками и, не рискуя жизнями собственных солдат, держать в блокаде до тех пор, пока голод не принудит осажденных к сдаче. Он соответствующим образом расположил свои части, после чего доставка в город провианта и проникновение в него людей быстро сделались невозможными; хотя осажденные, совершая смелые вылазки, в ходе которых с обеих сторон полегло немало доблестных воинов, часто наносили весьма чувствительные удары по квартирам Ферфакса.

Флот, после того как он с величайшей радостью подчинился командованию принца, совершил гораздо меньше, чем от него ожидали, а раздоры и разногласия состоявших при особе принца лиц сказывались на его действиях самым скверным образом. Принц Руперт, с которым принц Уэльский был весьма любезен, из-за множества старых споров, происходивших между ними еще в годы войны, недолюбливал лорда Колпеппера, а тот обладал отнюдь не таким характером, чтобы добиваться его расположения. Человек же, имевший тогда наибольшее влияние на принца, а именно генеральный атторней Герберт, как никто другой на свете был склонен сеять вокруг себя рознь и несогласия, а все его способности служили духу противоречия: он пререкался по всякому поводу и отвергал любые предложения. Принцу Руперту не терпелось предпринять какие-то действия на побережье, чтобы склонить таким образом приморские города и прилегавшие к ним области к выступлению в пользу короля — замысел, который не выдерживал разумных возражений. Однако слово «бой» было чрезвычайно мило сердцам моряков, и на тех, кто противился любым мерам, способным к нему привести, смотрели с величайшим предубеждением и подозрительностью. Впрочем, полученные из Парижа инструкции запрещали принцу ввязываться в любые предприятия, которые могли бы его отвлечь и сделали бы его неготовым явиться к шотландцам по первому же их зову. А потому он с нетерпением ждал известий из Лондона, откуда уже получил заверение в том, что герцог Гамилтон вступил в королевство с более чем 30-тысячной армией — что было чистой правдой.

Когда принц вышел со своим флотом в море из Гельветслюйса, он встретил судно, направлявшееся из Лондона в Амстердам с грузом сукна, принадлежавшего компании купцов-авантюристов, которые не ожидали, что его флот так быстро подготовится к плаванию. Судно было захвачено и, когда его палубы опечатали, взято под охрану флотом, который, войдя в устье Темзы, захватил немало других судов с ценными грузами, шедших из Лондона, и задерживал все корабли, направлявшиеся в Англию — и среди них судно Ост-Индской компании с богатым грузом на борту, чему обрадовались еще и по той причине, что само это судно было очень большим и мощным, и из него вышел бы отличный военный корабль, а его капитан, моряк храбрый и опытный, изъявил пылкую готовность служить королю.

Когда принц стоял в Даунсе, потребовалось предпринять одно дело на берегу, которое, впрочем, не принесло желанного успеха. Как только флот поднял мятеж против Парламента — и еще до ухода в Голландию — он захватил несколько блокгаузов, находившихся у самого устья Темзы, и оставил в них своих моряков, обеспечив их припасами, которые позволили бы им обороняться до возвращения флота. Теперь же принц обнаружил, что блокгаузы осаждены, и получил от гарнизонов известие, что припасы у них на исходе, так что продержаться они смогут столько-то дней и не более. Действовавшие против них силы состояли преимущественно из кавалерии, и казалось, что во время прилива, когда лодки смогут подойти к ним совсем близко, будет нетрудно оказать гарнизонам необходимую помощь или же принудить располагавшегося перед ними неприятеля снять блокаду. Моряки, не обремененные иными заботами, изъявили готовность принять участие в этом деле и выручить своих товарищей, а поскольку на кораблях тогда находилось немало армейских офицеров и известное число пехотинцев, то некоторых из них принц также отрядил на это предприятие. Исход его, однако, оказался неудачным. Начали его уже после того, как вода отступила, а потому между местом высадки и фортом им предстояло преодолеть более значительную дистанцию, чем они рассчитывали прежде; тут их решительно атаковала кавалерия, так что многие были убиты, еще больше попало в плен, а прочим пришлось в неподобающем беспорядке отступить к лодкам. Несколько новых попыток, предпринятых впоследствии, имели не больший успех, и в конце концов блокгаузы оказались в руках неприятеля. Хотя это не доставило принцу особых неудобств — упомянутые форты были слишком невелики, чтобы причинить флоту какой-либо ущерб — однако бесславный исход этого предприятия внушал известное недоверие к замыслам, осуществление коих еще нигде не увенчалось успехом. Любая же удача поднимала дух тех людей, которые готовы были с легкостью преувеличить ее размеры, тем более если сами они все еще находились под тяжелым впечатлением какой-то неудачи.