История Великого мятежа - "лорд Кларендой Эдуард Гайд"

За этот, оказавшийся довольно долгим, срок, пока Сити шумно требовал немедленного начала переговоров, как восстание в Кенте, так и предприятие графа Голланда потерпели полный крах. Тем не менее принц по-прежнему стоял с флотом в Даунсе, джентльмены в Колчестере продолжали упорно обороняться, а шотландская армия находилась в пределах королевства — все это поддерживало мужество Парламента, и настолько, что после всех проволочек он наконец принял предложение Сити и объявил, что готово вступить в личные переговоры с королем для водворения мира в королевстве. Вести их предполагалось на острове Уайт, где Его Величество должен был пользоваться подобающим почетом, а также свободой и безопасностью.

Несколько ранее Сити изъявил готовность — если переговоры начнутся в Лондоне — за свой счет выставить силы, которые потребуются для обеспечения безопасности короля и защиты его особы. Теперь же, узнав, что переговоры решено вести на острове Уайт, где они не смогут оказать на их ход никакого влияния, граждане Сити сильно встревожились. Тем не менее они не сочли нужным и далее настаивать на переносе их места, опасаясь, как бы Парламент вовсе не отказался от своего решения о начале переговоров. Сити лишь вновь потребовал, чтобы Парламент действовал со всевозможной быстротой, и, несмотря на все задержки, Комитет обеих Палат был направлен в начале августа к королю в замок Карисбрук, где Его Величество по-прежнему находился в строгом заключении, лишенный возможности беседовать с кем-либо, кроме тех лиц, коих Парламент приставил к особе короля и велел за ним следить.

В послании, врученном парламентскими уполномоченными, говорилось, что Палаты желают вести переговоры с Его Величеством в том месте на острове Уайт, которое он сам назначит, на основании предложений, уже сделанных ему в Гемптон-Корте, а также иных предложений, которые Палаты велят представить ему впоследствии; при этом Его Величество должен пользоваться подобающим почетом, а также свободой и безопасностью. Сами посланники — член Палаты пэров и два коммонера — должны были вернуться в течение десяти дней; впрочем, никто этот срок не пытался строго ограничить, ведь это позволяло и далее тянуть с переговорами, открытию которых, как они все еще надеялись, могло помешать какое-нибудь неожиданное происшествие.

Король принял их чрезвычайно любезно и сказал им, что никто на свете, и они могут быть в этом уверены, не способен желать мира искреннее, нежели он сам, ибо никто не страдает сильнее от его отсутствия; и что хотя у него, короля, нет здесь ни единого человека, с которым он мог бы посовещаться, и даже секретаря, чтобы писать под его диктовку, им не придется долго ждать ответа — и уже через два дня король вручил им ответ, от начала до конца написанный его собственной рукой. В этом ответе, пожаловавшись вначале на свое нынешнее положение и на крайнее стеснение собственной свободы, короля заявил, что охотно принимает предложение Парламента и соглашается вести переговоры в надежде, что Парламент действительно намерен исполнить свое обещание и обеспечить ему подобающий почет, свободу и безопасность. Что же до места переговоров, то (из соображений быстроты их ведения) он предпочел бы Лондон или его окрестности, ведь о решениях и постановлениях Парламента в любого рода непредвиденных обстоятельствах, могущих возникнуть в ходе переговоров, он бы тогда узнавал скорее, нежели в том случае, если бы переговоры проходили на столь значительном расстоянии от столицы. Тем не менее, коль скоро Парламент уже решил вести переговоры на острове Уайт, он не станет против этого возражать и лишь назначит их местом город Ньюпорт. И хотя он желает начать и завершить переговоры как можно скорее, он не сочтет себя достаточно свободным, чтобы к ним приступить, если, еще до их открытия, всем особам, чьи советы и помощь могут ему понадобиться, не будет дозволено к нему явиться.

К тому времени, когда комиссары возвратились с острова Уайт и вручили королевский ответ Парламенту, пришло известие о разгроме шотландской армии, а Кромвель написал своим друзьям письмо, в котором заклинал их твердо держаться прежнего решения и доказывал, что Парламент навеки покроет себя позором и лишится всякого доверия как в Англии, так и за границей, если отменит уже принятые им постановление и декларацию о прекращении сношений с королем. Но Парламент уже зашел слишком далеко, чтобы отступать. После первого предложения о переговорах и соответствующей петиции Сити очень многие члены, которые в свое время решительно воспротивились постановлению и декларации о прекращении сношений с королем, а после их принятия вовсе перестали посещать Парламент, теперь, при первом же упоминании о переговорах, вновь повалили толпой в Палату, чтобы поддержать этот почин. Их оказалось гораздо больше, нежели тех, кто вначале пытался замедлить и затруднить любые приготовления к переговорам, а теперь надеялся совершенно их сорвать. Блестящая победа Кромвеля над шотландцами, которая, заключали они, неизбежно приведет к скорому падению Колчестера и быстро положит конец всем прочим выступлениям против Парламента, сделала их еще более энергичными сторонниками переговоров, ведь у них уже не осталось иной надежды на предотвращение смуты, в которую, как они ясно видели, задумала ввергнуть королевство армия. А потому они стали еще решительнее требовать, чтобы Палаты согласились со всеми предложениями, которые делал им в своем ответе король. В итоге, несмотря на яростное сопротивление, Парламент объявил, что резолюция о «не-обращении» отменяется; что переговоры с королем состоятся в Ньюпорте; и что Его Величество должен пользоваться там точно такой же свободой, какую имел он в Гемптон-Корте.

Затем Парламент назначил комитет из пяти лордов и десяти коммонеров, коим и поручалось вести переговоры с королем. Им было приказано как можно скорее подготовить все, что требовалось для начатия переговоров, но поскольку в числе комиссаров оказались лорд Сэйи сэр Генри Вен, то названные особы употребили всю свою хитрость и ловкость, чтобы замедлить и затруднить приготовления — в надежде, что Кромвель, быстро покончив с делами в Шотландии, успеет возвратиться в Англию вовремя, чтобы пустить в ход аргументы более сильные и убедительные, нежели те, коими располагали они сами.

Все эти события, отлично известные Кромвелю, лишь укрепили его в мысли, что для полного разгрома пресвитериан, досаждавших ему всегда и везде, даже на таком расстоянии, потребуется его личное присутствие в Парламенте. Несмотря на уговоры, он не пожелал задержаться на севере и довести до конца единственное трудное дело, все еще остававшееся не завершенным — овладение Понтефракт-каслом — но поручил Ламберту выполнить эту задачу, а заодно отомстить за смерть Рейнсборо, павшего от рук понтефрактцев, при обстоятельствах, которые заслуживают особого упоминания.

После разгрома шотландцев йоркширцы настоятельно просили Кромвеля двинуться со всей своей армией на Понтефракт. Но Кромвель, уже принявший твердое решение о походе в Шотландию, счел достаточным послать для взятия Понтефракта Рейнсборо с полком кавалерии и одним или двумя пехотными полками, нисколько не сомневаясь, что этих войск, вместе с местными отрядами, коим надлежало действовать под командой Рейнсборо, хватило бы и для более серьезного предприятия.

Когда же стало известно о полном поражении шотландской армии и о разгроме их единомышленников во всех прочих местах, сидевшие в Понтефракте роялисты ясно поняли, чего им теперь следует ожидать, и уже не сомневались, что вскоре тесная осада сделает для них невозможными дальнейшие вылазки и набеги. Они слышали, что против них выступил Рейнсборо и что он уже расположил часть своих войск неподалеку от Понтефракта, хотя штаб свой по-прежнему держал в Донкастере. А потому они решили, пока еще есть такая возможность, устроить смелую вылазку. Они знали, что сэр Мармадьюк Лангдейл, попавший в плен после разгрома шотландской армии, все еще находится в ноттингемском замке под крепкой стражей, ведь Парламент объявил, что намерен подвергнуть его примерному наказанию. И вот поздним вечером полковник Моррис выехал из замка во главе отряда из всего лишь двенадцати всадников (но это были лучшие, отборные бойцы), с намерением захватить Рейнсборо в плен, чтобы затем обменять на Лангдейла. Каждый из них хорошо знал местность, все пути и даже тайные тропы были им отлично известны, а потому уже на рассвете или чуть позже (дело было в конце октября) они выехали на большую дорогу, которая шла из Йорка. Выставленные на ней дозорные, не ожидавшие неприятеля, особой бдительности не проявили и задавали вопросы кое-как; люди Морриса столь же небрежно и неопределенно сообщили, откуда едут, после чего сами спросили у дозорных, где находится их командующий, которому они должны доставить письмо от Кромвеля.