В одном из разговоров со мной Бенгсон мне сказала, что власть зажала народ в тиски, что русскому народу свойственно низкопоклонничество, которое особенно развилось сейчас в результате страха перед репрессиями, которым охвачено население… Она это сказала в связи с разговором о людях, способных пожертвовать собой для выполнения теракта. Как я уже показывала, Бенгсон считала, что исполнителем теракта лучше всего мог бы быть эмигрант-белогвардеец… Расспрашивая меня о том, где бывает Сталин, и о его охране, Бенгсон сказала мне, что она сама хотела бы его встретить. Сама Бенгсон – энергичный, решительный человек, хладнокровна, с большой выдержкой. Я ее отношу к разряду тех людей, о которых она мне говорила как о людях, способных на все… Эти беседы были в период: конец 1933 – апрель 1934 года на квартире у Бенгсон [225].
Все. Пора заканчивать допрос и подводить итоги. Сопротивление Екатерины Мухановой было полностью сломлено следствием, свидетельством чему стала ее готовность сознаться в чем угодно, даже в преступлении, за которое грозил расстрел:
Признаю себя виновной в том, что я дала согласие на ведение контрреволюционной работы против советской власти сотруднице английского консульства в Москве белогвардейке Нине Конрадовне Бенгсон… Я участвовала в подготовке Бенгсон террористического акта над тов. Сталиным и выполняла задания Бенгсон по выяснению возможности осуществления теракта [226].
Правда, время “бесед” и “дачи согласия” было выбрано истинными авторами показаний неудачно – как раз в тот период Екатерина уволилась из Кремля и даже теоретически не имела “доступа к телу” вождя. Но тем не менее показания Мухановой нужно было закрепить путем допроса свидетелей ее преступных деяний. Одним из них, несомненно, являлся бывший сотрудник Правительственной библиотеки, впоследствии перешедший на работу в Оружейную палату Кремля, – Владимир Барут.
28
В протоколах допросов В. А. Барута приводятся его краткие биографические данные, часть из которых он, видимо, сам указал в анкете арестованного. Отец Барута, Адольф Адольфович, был уроженцем Калуги, в Калуге же вплоть до времени ареста Барута проживала его тетка, Евгения Адольфовна Александрова. Родился Владимир Адольфович в 1899 году в Москве. На допросе 4 марта 1935 года Барут сообщил, что его отец был немецким подданным, но еще в молодости принял подданство российское, в результате чего и Владимир Адольфович считался подданным Российской империи с рождения. Однако гордиться столь высоким званием ему не пришлось в связи с развернувшимися в Империи, а следом в Республике и Союзе историческими событиями. В своем многократно упомянутом нами доносе Людмила Буркова уточняла:
Барут (по словам Журавлевой) рвал на себе волосы, что его отец сделал такую глупость (по его словам), во время империал[истической] войны перешел в русское подданство, иначе Барут мог легальным образом быть за границей. Его мечта (если бы он не имел семьи), то перешел сейчас нелегально через границу [227].
Некоторым утешением служило то, что отец Владимира Адольфовича – Адольф Адольфович – вполне преуспел на поприще медицины и, по словам Бурковой, как врач “имел громадную практику в Москве и оставил сыну много ценностей”.
Дядя Барута Арнольд Адольфович был в 1928–1929 гг. арестован и как немецкий подданный (в отличие от отца) выслан за границу, куда в 1930 году за ним смогла выехать и супруга. К этому факту биографии Владимира Адольфовича Буркова тоже сумела добавить небольшой штрих:
Барут указал в своей анкете, что его дядя (родной брат его отца) живет за границей и адрес его ему неизвестен и связи он с ним не имеет, но при этом Барут скрыл, что дядя его был выслан ГПУ за границу как нэпман (немецкий подданный).
Сам В. А. Барут “имел несчастье” работать в библиотеке Реввоенсовета с 1921‐го по 1925‐й (параллельно учась в Археологическом институте); оттуда (вслед за Троцким) перешел в Главконцесском. После этого трудился в Институте Маркса – Энгельса, потом в Библиотеке им. Ленина. В доносе Бурковой утверждается, что там он уже скрывал факт своей работы под крылом у Троцкого, так как в 1921–1922 годах занимал там
ответственный пост (говорил с Журавлевой – я мог бы в один день прекратить на транспорте движение) и имел непосредственное сношение с Троцким [228].
Работая в Библиотеке им. Ленина, Барут, по словам Бурковой,
создает себе репутацию общественника, замазывая ею свое прошлое [229].
С весны 1931‐го по весну 1932 года и с июля 1932‐го по июль 1933 года трудился Владимир Адольфович по совместительству и в Правительственной библиотеке Кремля руководителем иностранной группы (то есть группы, занимающейся разбором иностранной прессы, подготовкой выборок статей и занесением их в библиотечные карточки). С апреля по декабрь 1933 года опять же по совместительству работал в качестве ученого инвентаризатора в Оружейной палате Кремля. На допросе Барут сообщил, что о вакансии в Правительственной библиотеке ему рассказала коллега по Библиотеке им. Ленина Анна Васильевна – то ли он забыл фамилию коллеги, то ли она случайно выпала при перепечатке протокола (совпадение имени-отчества этой коллеги с именем-отчеством недоброжелательницы Мухановой А. В. Журавлевой еще не является стопроцентной гарантией того, что это одно и то же лицо – у нас нет прямой информации, что Журавлева работала в Ленинской библиотеке, в доносе Бурковой сообщается, что она поступила на работу в Кремль из Института библиотековедения; тем не менее в доносе содержатся сведения о Баруте времен его работы в Ленинке, которые, как кажется, могли быть известны только его сослуживцам). Узнав о вакансии, Барут
обратился к заведующей Правительственной библиотеки Соколовой Елене Демьяновне, которая и приняла [его] на службу [230],
то есть фактически дала ему рекомендацию как член партии, а иначе бы, как пишет Буркова,
Барут не смог работать в Правительственной библиотеке, а его усиленно рекомендовали [Соколовой. – В. К.] Розенфельд и Муханова как специалиста [231].
Вторую же
рекомендацию для поступления в Кремль [Баруту. – В. К.] дал Хецель Павел Михайлович – член ВКП(б), директор одного из лесхозов, с которым [он был] знаком с 1927–28 гг. через сестру [своей] жены Урюпину Марию Александровну [232].
Или же, как формулирует в своем доносе Буркова, “лицо, которое Барут не знает”, “поклонник сестры жены”. Что же касается Оружейной палаты, то Барута
привлек к работе в Оружейную палату зам[еститель] директора палаты профессор Клейн Владимир Карлович, [его] преподаватель по археологическому институту в 1918–1923 гг. [233].
Забегая вперед, отметим, что и профессор Клейн не избежал ареста по “кремлевскому делу”. На допросе он вел себя исключительно достойно, но это обстоятельство, к сожалению, не могло предотвратить трагическую развязку: в 1938 году Владимир Карлович умер в Бутырской тюрьме.
После увольнения из Оружейной палаты и до самого ареста Барут подвизался в Музее изобразительных искусств в качестве старшего научного сотрудника.
