Анатомия «кремлевского дела» - Красноперов Василий Макарович

Но следователи поняли, что надо давить еще. Мучения продолжились, пришлось сознаваться самому и уличать других и в более тяжких преступлениях:

Так слабохарактерного Николая Борисовича вынудили дать показания на собственного сына и бывшую жену как на потенциальных террористов. Возможно, в нем жила надежда, что за одни лишь намерения кара не будет излишне суровой. Поэтому аналогичные показания дал он и на самого себя.

Николай Борисович был женат вторым браком на Елене Васильевне Легран. Елена Васильевна, по утверждению ее первого мужа, разведшегося с ней еще до революции, происходила из рабочей семьи (можно предположить, что она являлась родной сестрой Бориса Васильевича Леграна, советского партийного деятеля, дипломата с бурным прошлым, впоследствии руководившего Государственным Эрмитажем в 1930–1934 годах). Вступила в партию в 1917 году, в первые годы революции работала в Смольном, затем, после переезда правительства в Москву, в секретариате ЦК ВКП(б) (как минимум до конца 1933 года) и позже в “Правде”. На момент ареста Н. Б. Розенфельда Елена Васильевна уже нигде не работала, получая пенсию по инвалидности. От первого мужа, Леона Евграфовича Хосроева, у нее было двое детей – Юрий Львович (Леонович) и Мария Львовна (Леоновна). Под давлением следователей Николай Борисович, испытывая, очевидно, изрядные мучения, вынужден был сообщить под протокол компрометирующие сведения о своем пасынке:

…Сын моей второй жены Легран – Юрий Львович Легран, 25 лет от роду, беспартийный, шофер по профессии, находящийся сейчас в Ташкенте и проживавший в Москве в 1934 г. без прописки у меня, – неоднократно в присутствии меня, своей матери и своей сестры комсомолки Марии Львовны Легран высказывал контрреволюционные настроения. Он говорил, что всех большевиков надо вырезать, заявляя: “Когда же большевиков начнут резать?” При этом он высказывал свои злобные контрреволюционные настроения в отношении Сталина и говорил о необходимости убийства Сталина. Он постоянно сравнивал царский строй с советским строем, причем указывал на преимущества царского строя. Юрий Легран 3–4 года тому назад был связан с контрреволюционером Врангелем, отпрыском рода барона Врангеля, впоследствии сосланным ОГПУ за контрреволюционную деятельность. Юрий Легран высказывал свое желание бежать за границу. Его сестра – Мария Львовна Легран резко спорила со своим братом, возражала против его контрреволюционных настроений, причем брат ее избивал. Она была буквально им терроризирована. Мать Ю. Леграна – Елена Васильевна принимала все меры против настроений сына и порвала с ним [250].

После этого Николай Борисович показал, что его сын Борис, “возможно”, бывал в Кремле и, в частности, в Правительственной библиотеке.

Из знакомых своей бывшей жены Николай Борисович особо отметил Екатерину Муханову, указав, что та была “полностью в курсе террористических намерений” Н. А. Розенфельд. Также он “вспомнил”, что после увольнения Мухановой из Кремля встал вопрос о пребывании на кремлевской работе и самой Нины Александровны, но с помощью Енукидзе этот вопрос удалось уладить.

Протокол допроса Н. Б. Розенфельда от 28 февраля заканчивается мощным аккордом: на вопрос следователей о том, знал ли Каменев о “контрреволюционной деятельности” Николая Борисовича, тот ответил:

Таким образом, благодаря искусным следовательским формулировкам чекисты получили прямой выход на Каменева.

30

Бывший член Политбюро Лев Борисович Каменев был видной фигурой на советской политической арене. Он родился в семье выкреста Бориса Розенфельда, окончившего Петербургский технологический институт и сделавшего успешную карьеру в Тифлисе. Отец приложил все усилия для того, чтобы Лев получил хорошее образование, устроив его в Московский университет, но тот вскоре был изгнан оттуда за организацию студенческой демонстрации. Тогда Льва, успевшего и в тюрьме немного посидеть, родители отправили за границу, и поездка 1902 года оказалась более чем плодотворной – он познакомился с Лениным и со своей будущей первой женой – сестрой Троцкого Ольгой Бронштейн. И стал партийным деятелем, одним из фаворитов Владимира Ильича. Он то возвращался в Россию, то вновь уезжал. В 1914 году он был в очередной раз арестован, но выйти под залог, как в прошлые разы, не получилось из‐за отсутствия нужной суммы, и Каменев отправился в ссылку в Туруханск, где уже находился Сталин. Политический союз Каменева со Сталиным (и с другим ленинским фаворитом Зиновьевым) позже сыграет огромную роль в борьбе большевистских верхов за власть.

Из ссылки удалось освободиться только благодаря Февральской революции. Сталин и Каменев приехали в Петроград и взяли на себя руководство “центральным органом” большевиков – газетой “Правда”. Теперь Каменев играл одну из важнейших ролей в партии. В апреле 1917‐го, уже после приезда Ленина из эмиграции, Каменев был избран в ЦК. Конечно, у Каменева бывали разногласия с Лениным, порой доходило чуть ли не до исключения из партии (когда Каменев с Зиновьевым выступили против октябрьского вооруженного восстания, считая, что власть надо брать через советы и выборы в Учредительное собрание), но Ленин не любил разбрасываться преданными ему кадрами. После революции Каменев назначался на ответственные посты – сначала председателя ВЦИК, потом – Моссовета. Вскоре после взятия большевиками власти был момент, когда он утратил свое членство в ЦК (опять‐таки из‐за разногласий с Лениным), но вновь обрел его и даже был избран членом Политбюро. Когда Ленин заболел, Каменев вступил в союз с Зиновьевым (тот занимал посты председателя Ленсовета и Коминтерна) и Сталиным ради борьбы с Троцким, которого многие старые большевики считали выскочкой и чужаком в партии. В 1923 году, можно сказать, на пике своего могущества, Каменев знакомится с Татьяной Глебовой, которая позже станет его второй женой. Лев Борисович, как и Зиновьев, в своем воображении видел себя опытным и сильным политиком, но в этом он глубоко заблуждался. После смерти Ленина, на котором держалось шаткое равновесие в верхних эшелонах власти, Сталин стал упорно теснить своих конкурентов, поочередно пользуясь при этом их же услугами. В союзе с Каменевым и Зиновьевым был оттеснен от реальной власти Троцкий, затем настал черед Каменева и Зиновьева – их Сталин потеснил уже в союзе с “любимцем партии” Бухариным. Зиновьев и Каменев пытались противодействовать Сталину силами организованной ими так называемой ленинградской, а потом и объединенной (с Троцким) оппозиции, и Каменев на XIV съезде партии произнес свою знаменитую фразу о том, что “товарищ Сталин не может выполнить роли объединителя большевистского штаба”. Но Сталину, который умел и маневрировать, и действовать решительно, удалось дважды разгромить оппозиционеров – причем во второй раз был разбит и примкнувший к ним Троцкий. К 1927 году Каменев с Зиновьевым полностью проиграли борьбу за наследие Ленина, а после XV съезда лишились всех своих постов, кремлевских квартир и членства в партии и были отправлены в ссылку в Калугу (а Троцкого выслали в Алма-Ату, а впоследствии – за рубеж). И началась череда унижений, которые были бы невозможны при жизни Ленина. Каменев (как и Зиновьев и многие другие бывшие руководители) был безвозвратно отравлен фимиамом власти и не представлял себе жизни вне партии – он превратился бы в жалкого и безвластного “обывателя”, в объект презрения настоящих партийцев. Лев Борисович привык считать себя человеком особого, высшего сорта, имеющим право распоряжаться судьбами “обывателей”-муравьев, ползающих где‐то там внизу, у его ног. Даже став ссыльным, он не отказался и уже не мог отказаться от этого мироощущения. И через унижение готов был “на брюхе приползти” обратно в партию. Если при этом надо было публично покаяться и отречься от былых взглядов – не беда. Лишь бы вновь встать в одну шеренгу с вершителями человеческих судеб. Покаяние и отречение состоялось в виде статей в “Правде” с осуждением Троцкого и одобрением текущей линии партии, и по прошествии полугода Каменев был восстановлен в ВКП(б), возвращен из ссылки и назначен начальником Научно-технического управления ВСНХ СССР. Но после неосторожного разговора с Бухариным получил партийное порицание и весной 1929 года был переведен на пост председателя Главного концессионного комитета при СНК СССР. Оба поста были малозначительными, а условия работы были таковы, что Каменев на службе просто просиживал штаны, ничем толком не занимаясь. Но Лев Борисович продолжал считать себя важным политическим деятелем, который лишь в силу неудачно сложившихся обстоятельств временно отстранен от рычагов власти и непременно вернется к ней при первой же возможности – ведь без него никак не обойдутся во время экономического и политического кризиса, который неумолимо надвигался.