Настоящий Дракула - Макнелли Рэймонд Т.

Дракула намеренно выстроил эту кошмарную сцену в русле своей тактики устрашения турок, призванной лишить Мехмеда последних остатков духа, какие у него еще сохранялись со дня неудачного покушения на его жизнь. Действительно, при виде «леса посаженных на колья» даже у самых мужественных офицеров турецкой армии в жилах леденела кровь. Как передает нам Халкокондил, сам Мехмед едва не признал поражение, охваченный смешанными чувствами благоговейного страха и восхищения: «Что за безутешное зрелище для турок и даже для самого их императора! Переполненный ужасом, отказываясь верить своим глазам, он воскликнул, что не станет отнимать земли у человека, который творит такие невиданные дела и способен таким манером использовать свою власть и своих подданных, и что человек, совершивший такое, без сомнения, способен на дела еще более великие». Вот и Виктор Гюго поминает этот конкретный эпизод в своей стихотворной эпопее Légende des Siècles («Легенда веков») — правда, с расстояния в века он перепутал двоих османских султанов, зато в красках описал акт мести в ответ на это злодейство, хотя и не имевший места в реальности:

На самом деле в ночь после дерзкой атаки Дракулы султан велел вырыть вокруг турецкого лагеря особенно глубокий ров, чтобы надежнее защититься от страшного Казыклы-бея. На следующий день Мехмед дал войскам приказ отступать — поразмыслив, он решил, что страна Дракулы не стоит того, чтобы платить за победу над ним такую цену.

Пока армия Мехмеда отступала на восток в сторону Брэилы, где турецкий флот готовился сниматься с якорей, в рядах войска во весь голос заявила о себе чума. Султан, который регулярно советовался со своими придворными астрологами, заподозрил, что над ним и его людьми тяготеет проклятие Дракулы.

Несмотря на отступление турок от стен Тырговиште, в конце июня (точнее, 22-го числа) война вдруг сделала любопытный поворот — это кузен Дракулы, молдавский господарь Стефан, воспользовавшись удачным случаем, предал человека, который помог ему отвоевать престол. При поддержке турок он ударил по крепости Килии, которую оборонял сводный валашско-венгерский гарнизон. Тут уместно напомнить, что семьи Влада и Стефана породнились через брачные узы, что сами они в юношестве несколько лет вместе учились и набирались ума-разума в Сучаве, что в 1450 г. бок о бок сражались с поляками в битве при Красне, а в 1451 г. после подлого убийства отца Стефана Дракула с риском для жизни сопровождал Стефана в его побеге в Трансильванию. Посол Венеции Доменико Бальби 28 июня известил сенат республики, что Стефан с войском атаковал крепость Килию, и ожидалось, что он соединится с турецким флотом. «Они осаждали город в течение восьми дней, — писал в донесении Бальби. — Но ничего не добились. Пока длилась осада, они потеряли убитыми множество турок. Потом, посрамленные, отступили прочь, разбитые венгерским гарнизоном, усиленным семью тысячами солдат Дракулы». При атаке на Килию Стефана задело шрапнелью, и он получил рану в левую икру, столь серьезную или, возможно, столь дурно леченную, что он не смог оправиться от нее до конца своих дней. Суеверные крестьяне тут же постановили, что это было мщением молдавскому господарю за предательство Дракулы, если только сам валашский господарь не проклял его.

У конфликта между Дракулой и Стефаном, по поводу которого румынские историки сильно расходятся во мнениях, имелось простое объяснение. Стефан руководствовался собственными приоритетами — он больше заботился о выживании своей Молдавии на случай, если крепость Килия все же окажется в руках турок, чем о соблюдении обязательств перед Дракулой. К тому же в крепости, помимо валашского войска, стоял венгерский гарнизон, а Стефан враждовал с венгерским королем. Матьяш Корвин, как отмечалось выше, дал прибежище убийце отца Стефана Петру Арону. (Военное столкновение у стен Килии имело немаловажное значение и для самого Матьяша: раз венгры сражались против турок, значит, у него появился повод, хотя и довольно хлипкий, с чистой совестью принимать папские субсидии, предназначавшиеся для организации Крестового похода.)

Уже 29 июня, в священном месяце Рамадане, султанская армия достигла Брэилы и на прощание дотла сожгла ее. Султан и его сильно потрепанное воинство прибыли в Адрианополь 11 июля. Войска вошли в город поздней ночью (и в основном пешим порядком, поскольку за время похода потеряли большинство лошадей и верблюдов) из страха возбудить среди горожан подозрения, что славный поход окончился поражением. А наутро в городе было устроено празднество в честь «великой победы над Дракулой»! Позже армия наконец добралась до Константинополя, и осунувшиеся, изможденные лица участников похода едва ли могли скрыть от горожан, сколь тяжелое поражение они понесли. Однако придворные историки вопреки всему упорно выставляли султана Мехмеда великим победителем нечестивца Казыклы-бея!

Не вызывает сомнений, что султан Мехмед потерпел от рук Дракулы самое унизительное поражение за все свое правление и что планы Мехмеда низвести Валахию до уровня османской провинции потерпели полный крах, как и его прожекты дальнейшей экспансии в Европу. Впрочем, это нисколько не означало, что Дракула выиграл войну. Султан напоследок предпринял ловкий ход против Дракулы — оставил своего протеже (и брата господаря) Раду Красивого с небольшим турецким контингентом в юго-восточной области Валахии Бэрэган, с тем чтобы Раду попытался перетянуть на свою сторону бояр, горожан и валашское крестьянство и убедить их признать господарем себя вместо Дракулы. А взамен турки обязались уважать освященную веками государственную самостоятельность Валахии, как всегда уважали ее раньше, при условии, что Раду Красивый признает свой вассалитет перед султаном. Иными словами, в отношениях Валахии с Османской империей ничего не менялось, за исключением личности господаря, поскольку Дракула стал для турок абсолютно неприемлем.

В итоге того, чего султан не сумел добиться военной силой, Раду и валашские бояре добились силой дипломатии, хотя, в сущности, Валахия сохранила свою свободу именно благодаря непреклонному сопротивлению Дракулы. Резонно предположить, что Раду укрепил связи с боярской иерархией, женившись, как утверждает один из признанных генеалогистов Румынии Георге Флореску, на Марии Деспине, сестре заклятого врага Дракулы боярина Винтилэ Флореску, который то ли по своей воле вышел, то ли был изгнан из боярского совета в 1456 г., когда Дракула занял валашский престол.

Историки слишком часто пренебрегают фигурой князя Раду (будущего Раду Красивого), видя в нем всего лишь смазливого юнца с порочными наклонностями, с точеным личиком, правильными чертами и прекрасными синими с прозеленью глазами, за которые его так привечали два сменившихся на османском троне султана, однако безмозглого и тем более напрочь лишенного государственной мудрости. Раду определенно был фаворитом султана Мехмеда, получал от него щедрые подарки и на протяжении всей кампании поддерживал свой собственный маленький двор в Константинополе, среди приближенных которого были валашские бояре. Хотя при начале похода султан Мехмед не помышлял усадить Раду на валашский трон, ушлый братец Дракулы ловко воспользовался тем, что сопровождает султана в походе на Валахию, и с первых же дней принялся налаживать связи с отступившимися от Дракулы боярами. Мало того, он взял себе за правило отслеживать настроения бояр, для чего раскинул широкую сеть шпионов и доносчиков. Вероятно, именно по наущению Раду боярские делегации стали появляться в лагере султанской армии с первой недели июня, убеждая султана избавить их страну от гнусного Цепеша и заменить его братом, пригожим и миролюбивым Раду. Более того, нашептывали они султану, Дракула — ставленник венгерского короля Матьяша (о чем турки и без них знали из мирного договора от 1460 г.), тогда как Раду будет предан своему естественному господину и сюзерену султану, с которым его связывают узы более глубокие, чем просто дружба. Все эти доводы, как можно предположить, подсказали Мехмеду, как под занавес насолить Дракуле, когда кампания против него начала проваливаться.