Локомотивы истории: Революции и становление современного мира - Малиа Мартин

Эти «невыносимые» меры окончательно убедили колонистов, что их неприятности с Англией — результат обширного заговора продажных властей в метрополии и таких должностных лиц, как Хатчинсон, в Америке с целью превратить колонистов в рабов и, следовательно, уничтожить британскую свободу. А поскольку за пределами Швейцарии и Венеции истинная свобода существовала только в британском мире, значит, заговорщики намеревались искоренить свободу везде. Таким образом, дело колонистов становилось делом всего человечества.

В основе растущей уверенности в мощи всемирного заговора против свободы лежала интеллектуальная традиция, идущая от парламентариев-пуритан 1640-х гг. к ранним вигам эпохи «Кризиса исключения» при Карле II и к «приверженцам Содружества», которые в XVIII в. противостояли виговской олигархии Роберта Уолпола при двух первых Ганноверах. Разумеется, колониальная элита хорошо разбиралась в высокой политической теории Джона Локка и Монтескьё. Но эмоционально и психологически ей были ближе республиканство Джеймса Гаррингтона и мученика «Заговора житницы», Алджернона Сиднея, а также находившиеся в меньшинстве радикальные критики-виги начала XVIII в. [199]

Мировоззрение, впитанное из этих источников, опиралось на оценку человеческой природы, которая противоречила оптимизму Просвещения, характерному для периода накануне французской революции. Человек, согласно радикальной виговской точке зрения, не рационален и не добр по природе, им правят страсти, предрассудки, тщеславие, амбиции, жажда власти и богатства (очень кальвинистский взгляд). При подобных наклонностях правительство людей неизменно склонялось к коррупции и деспотизму, а свобода, процветавшая в редкие времена и в немногих местах, например в Древней Греции и Риме, а затем в Англии после 1688 г., вечно находилась под угрозой исчезновения. Отсюда постоянные попытки Стюартов закабалить народ в XVII в. Даже после 1688 г. тёмные силы вокруг короля и в самом парламенте — продажные «друзья короля», наймиты и вообще «корыстолюбцы» — продолжали угрожать свободе. «Принудительные акты» 1774 г. ясно показали колонистам, что с 1765 г. Америка стала жертвой тайного заговора с целью обратить её в рабство и уничтожить достижения 1688 г. в самой Англии. Как ещё объяснить содержание регулярной армии в Северной Америке, кампанию по лишению американцев собственности путём налогового произвола, отказ от суда присяжных в столь многих случаях и отстранение правительства Массачусетса? Как объяснить кампанию 1774 г. по установлению англиканского епископата в пуританской Америке [200]? И разве это не совпало с расширением юрисдикции «папистского» Квебека?

Одним словом, к 1774 г. колонисты твёрдо верили, что продолжают борьбу парламента с деспотизмом Стюартов, начатую в XVII в., только теперь вместо Стюартов — сам парламент. Это явно сильное преувеличение, в сущности, попахивающее паранойей. И чем оно объяснялось? Стюарты вправду представляли настоящую угрозу парламентским свободам, «папизм» в эпоху контрреформации XVII в. являлся реальным и мощным противником протестантства. Но Георг III, безусловно, не походил ни на Карла I, ни на Якова II, американские плюрализм и индивидуализм слишком прочно укоренились, чтобы их легко было уничтожить. Наиболее приемлемое объяснение заключается в следующем: исключительные привилегии и свободы, которыми пользовались американцы, сделали их сверхчувствительными к любой попытке уменьшения таковых. Отсюда мгновенный взрыв 1765 г. Отсюда же глубокая убеждённость в существовании заговора, когда дела действительно приняли опасный оборот с появлением «Принудительных актов» в 1774 г.

Поскольку ситуация стала по-настоящему критической, колонисты перешли к организованному и координированному сопротивлению. По инициативе корреспондентских комитетов осенью 1774 г. был созван межколониальный или континентальный конгресс. Этот Первый континентальный конгресс принял ряд массачусетских резолюций, представленных Сэмюэлем Адамсом и одобрявших активное сопротивление «Невыносимым актам». Он также утвердил соглашение об отказе от ввоза и потребления британских товаров. И снова отверг любые притязания парламента на законодательную власть над колониями, признав за ним лишь право регулировать торговлю. Короче говоря, конгресс потребовал возвращения к статус-кво, существовавшему до 1765 г.

Английское правительство, со своей стороны, уверилось, что Адамс и массачусетские радикалы намерены добиться независимости. Единственным подобающим ответом на это могло быть проявление твёрдости. Соответственно в апреле 1775 г. английским войскам, размещённым в Бостоне, приказали выслать вооружённую колонну в Конкорд, чтобы конфисковать оружие, которое хранила там колониальная милиция. Именно данная акция спровоцировала знаменитую перестрелку на Лексингтонском лугу и начало военных действий между «красными мундирами» и «минитменами». А это противостояние, в свою очередь, вызвало падение британского правительства во всех колониях. Королевские губернаторы один за другим покидали посты и уходили под защиту британских военных кораблей. Колониальные ассамблеи, которым прежде для заседаний требовалось разрешение губернатора, снова собирались в качестве чрезвычайных «конгрессов» и начинали управлять как верховные органы власти: формировать войска и печатать бумажные деньги, чтобы платить им, хотя в то время бумажные деньги были в новинку и многим казались безрассудной затеей.

В такой ситуации Второму континентальному конгрессу, собравшемуся в следующем месяце, ничего не оставалось, как перейти от декларации общих принципов к ведению войны и исполнению обязанностей временного центрального правительства. Он преобразовал провинциальную милицию из окрестностей Бостона в Континентальную армию, назначив её главнокомандующим полковника милиции Джорджа Вашингтона. Он выпустил континентальные бумажные деньги и вступил в переговоры с иностранными правительствами, стремясь, в частности, заручиться поддержкой Франции. Однако, несмотря на действия, означающие де-факто суверенитет, американцы ещё не чувствовали готовности оборвать все связи с Англией. Полностью отвергая власть парламента, колонии снова заверяли в своей лояльности короля и направили ему петицию с просьбой отменить изданные парламентом тиранические законы. Вину за них они по проверенному временем правилу революционеров-неофитов возлагали на «дурных советников» монарха — его министров. Король не ответил на петицию колонистов и вскоре объявил их бунтовщиками, а парламент проголосовал за отправку в Америку ещё 25 тыс. солдат. Единственным выходом представлялась независимость, и в январе 1776 г. Томас Пейн в памфлете «Здравый смысл» сформулировал мысль, что не только Георг III — тиран, но и монархия как таковая — абсурдное явление, по природе своей несовместимое с человеческим достоинством. В июле независимость была должным образом провозглашена, и колонисты без особых терзаний и дебатов превратились в убеждённых республиканцев.

1776 г. стал апогеем революционной лихорадки и запала. Падение британской власти частично и с некоторыми модификациями вернуло колонии в «естественное» состояние. Континентальный конгресс посоветовал всем штатам обзавестись новыми конституциями. Искушённые в политике и располагавшие обилием британских прецедентов для примера колонисты быстро выстроили новый политический порядок. Провинциальные «конгрессы» — по существу, прежние колониальные ассамблеи — в 1776 и 1777 гг. создали новые, более демократичные провинциальные ассамблеи с сильными биллями о правах, продолжая выступать в роли действующих правительств штатов. В этот краткий период были введены радикальная конституция Пенсильвании, виргинский билль о правах, церковь отделена от государства, сделаны первые шаги к отмене рабства на севере. Но главным нововведением в реорганизации правления стал изобретённый в Массачусетсе в 1780 г. отдельный «конституционный конвент», не участвующий в управлении. Данный орган послужил образцом для общенационального Конституционного конвента, а в течение двух последующих столетий копировался по всему миру.