Анатомия «кремлевского дела» - Красноперов Василий Макарович

Но следователю этого было мало, простые разговоры его уже не интересовали; он тут же потребовал, чтобы Шарапова рассказала о “контрреволюционной” деятельности Мухановой и Розенфельд. Поняв, что дело принимает совсем плохой оборот, Антонина попробовала уйти в “глухую несознанку”, но это ей не удалось – Сидоров решил не церемониться с подследственной. Не выдержав угроз следователя, Шарапова призналась:

Но 13 марта и этого уже было недостаточно. Следователь заявил, что не верит, будто Шарапова не знала о террористических планах, предъявил ей обвинение в подготовке теракта и потребовал признания вины. Потрясенная Шарапова подчинилась, но все же смогла удержаться от подтверждения самого тяжкого обвинения – непосредственного участия в терроре:

57

В те же дни чекисты арестовали супругов Дубовских (муж Константин – ответственный исполнитель Ветеринарного снабпрома, жена Мария – переводчица в НКТП), которых Екатерина Муханова на допросе 8 марта 1935 года “включила” под давлением следователей в “контрреволюционную организацию”, руководимую “английской шпионкой” Н. К. Бенгсон (интересно, что сами Дубовские знать не знали фамилии Мухановой, Мария лишь показала, что однажды видела одну из женщин, с которыми Бенгсон познакомилась в доме отдыха ГАБТа в 1933 году). Чекисты всерьез интересовались окружением Нины Конрадовны, прикидывая – не удастся ли составить еще одну группу “террористов”. Супруги Дубовские давно знали Бенгсон и могли существенно уточнить круг ее знакомств, который Муханова очертила весьма приблизительно. Правда, если полагаться на документы, то допрашивали Дубовских в разное время – Константина 13 марта [446], а Марию аж 23 апреля 1935 года [447] – в самом конце следствия. Супруги на допросах показали, что Нина Бенгсон в 1920‐х годах работала вместе с Марией Дубовской в Русско-Канадско-Американском пассажирском агентстве (по всей видимости, переводчицами). В 1927 году обеих женщин сократили, после чего между супругами Дубовскими и Бенгсон установились особенно теплые отношения, и Нина Конрадовна часто заходила к ним в гости “на правах близкой знакомой”. В 1926 году, то есть еще во время работы в “Рускапа”, Бенгсон была арестована ОГПУ – как показал Дубовский, “за связь с заграницей” (а Екатерина Муханова, напомним, еще 16 февраля показывала об аресте Бенгсон ОГПУ в связи с “нахождением за границей какого‐то близкого ей человека”). История с арестом могла окончиться трагически, но каким‐то чудом Нине Конрадовне очень быстро удалось выйти на свободу. Дубовским она рассказала, что якобы о ее освобождении хлопотал некий “полковник английской службы” или (по утверждению Марии Дубовской) “канадец” Мекки, с которым Бенгсон поддерживала деловые связи. Такое объяснение, однако, вызывает большие сомнения, ибо вмешательство англичанина или канадца могло скорее ухудшить положение арестованной. Был у Бенгсон и “жених”-иностранец – некий Гарри Крид (или, по версии Марии, Крет), с которым она “сожительствовала” и за которого собиралась замуж. Крид работал представителем фирмы “Сибрук” (Seabrook) в СССР. После того как женитьба Бенгсон и Крида по каким‐то причинам расстроилась, Крид уехал из СССР – было это в 1930‐м или 1931 году. Несколько позже Константин Дубовский, как можно понять из протокола его допроса, решил познакомить Бенгсон со своим старым приятелем Владимиром Николаевичем Ананьевым. Обстоятельства этого знакомства не совсем ясны. На допросе 23 февраля Муханова охарактеризовала Ананьева следующим образом: “неизвестный для меня человек, скупающий антикварные вещи, лет 35‐ти, по‐моему, он ухаживает за Бенгсон, фамилию его Бенгсон мне называла, но я ее не помню” [448]. Константин Дубовский же ни разу не упомянул о скупке антикварных вещей, а Мария назвала лишь официальное место работы Ананьева – Комитет заготовок СТО (в базе данных репрессированных Владимир Николаевич числится старшим консультантом Управления технических культур этого комитета). Из протокола допроса Константина Дубовского следует, что они с Ананьевым обсуждали Бенгсон задолго до того, как состоялось их знакомство. В 1933 году Константин зачем‐то советовался с Ананьевым, стоит ли ему самому продолжать знакомство с Бенгсон – а то вдруг она английская шпионка. Попутно он рассказал Ананьеву, что Нина Конрадовна получает очень приличную зарплату. Возможно, он просто уговаривал Владимира познакомиться с Бенгсон, видя в ней “выгодную партию” для друга, а уж следователи в протоколе постарались придать этому чисто бытовому разговору зловещий оттенок. Как бы то ни было, Владимир Ананьев поддался на уговоры Константина и весной 1934 года начал встречаться с Бенгсон. А летом 1934‐го уже самого Дубовского вдруг вызвали в ОГПУ и начали расспрашивать о знакомых и, в частности, о Бенгсон. Получив от Константина нужные сведения, допросивший его сотрудник ОГПУ взял у него подписку о неразглашении. Но бесстрашный Константин, выйдя за ворота ОГПУ, тут же эту подписку нарушил и рассказал Бенгсон, что, перечисляя чекистам своих знакомых, назвал и ее фамилию. Теперь, уже будучи арестованным, Константин обнаружил, что чекистам прекрасно известно о его проступке. Оправдываясь, он не совсем внятно пытался объяснить нарушение подписки “желанием отделаться от назойливых расспросов”. Расшифровать этот ребус до конца не представляется возможным, но любой контакт с ОГПУ заставляет предполагать вербовку. Впрочем, по утверждению супругов, после визита Константина в ОГПУ встречи с Бенгсон стали реже – по словам Марии, их частота уменьшилась примерно до двух раз в месяц.

Супруги Дубовские, как уже было сказано, очертили круг родственников и знакомых Бенгсон. У Нины Конрадовны были два брата – Александр и Евгений, оба женатые. Из числа знакомых Бенгсон супруги назвали учительницу немецкого языка Татьяну Соломоновну, соседку по квартире в Даевом переулке (в 1937 году арестовали Бенгсон уже по другому адресу – в доме № 11 по Малому Новопесковскому переулку), врачиху Беллу (Изабеллу) Абрамовну, супругов Житковых (муж – Сергей Николаевич Житков, в базе данных репрессированных имеется полный его тезка 1896 года рождения, инженер-химик, который к осени 1937 года уже находился в лагере, где был повторно арестован и расстрелян; жена Клавдия – по мнению Дубовского, “женщина легкого поведения”). Еще одна супружеская пара фигурирует в протоколе допроса Марии Дубовской без фамилий – врач Евгения Матвеевна и ее муж Константин Константинович – архитектор. В показаниях Дубовского в качестве знакомой Бенгсон упоминается и некая баронесса Елена Гротгус, вышедшая замуж за коммуниста и живущая где‐то на севере. В общем, ничего подозрительного в таком составе родственников и знакомых не усматривалось. Да и допросы супругов ничем полезным для чекистов не увенчались – оба наотрез отказались признаваться в том, что являлись участниками “контрреволюционной” организации, хотя следователи Каган и Сидоров стращали их тем, что они “изобличены” показаниями других “участников организации” (Мухановой). Тем не менее Дубовского по итогам следствия посадили в лагерь на 5 лет (дальнейшая его судьба неизвестна), а его жену отправили на три года в ссылку, где в 1937 году арестовали и расстреляли по приговору тройки в рамках массовой операции по ликвидации “антисоветских элементов”. В сентябре 1937 года арестовали и Владимира Ананьева.