и тех обвинений, которые справедливо направлены против меня, не могу я явиться туда работать. Я готов пойти на любую маленькую работу по указанию ЦК и вне Закавказья. Во мне говорит не ложный стыд и самолюбие, а просто психологически и физически не могу превозмочь себя поехать туда как Пред[седатель] ЦИКа [697].
Самоустраняясь, Енукидзе пытался сохранить лицо и избежать нового позорного изгнания с поста, который он даже не успел занять. Тем более что в последнем абзаце постановления Политбюро о его предполагавшемся назначении в ЗСФСР недвусмысленно говорилось:
При обсуждении вопроса о перемещении тов. Енукидзе приведенные здесь данные о деятельности названных террористических групп не были известны, ввиду чего и было принято указанное выше сравнительно мягкое решение ЦК ВКП(б) в отношении тов. Енукидзе. В связи с этими новыми выявившимися материалами ЦК ВКП(б) считает необходимым обсудить на ближайшем Пленуме ЦК вопрос о возможности оставления тов. Енукидзе в составе членов ЦК ВКП(б) [698].
Работа над текстом сообщения Политбюро о Енукидзе была поручена Ежову. Тот, что называется, рожал его в муках. В архиве Ежова сохранилось 3 машинописных варианта этого небольшого по объему документа. Первоначально предполагалось, что документ будет иметь форму закрытого письма Политбюро, наподобие того, что было издано после убийства Кирова. Ежов должен был назвать истинные причины снятия Енукидзе, обобщить все имевшиеся на тот момент “достижения” следствия и популярно объяснить, как Авель Сафронович дошел до жизни такой, что ухитрился проглядеть столь вопиющие безобразия, творившиеся у него под носом в аппарате ЦИК СССР. Первый вариант “сообщения” составлен довольно небрежно, с большим количеством грамматических и фактических ошибок, что не позволяет целиком приписать его авторство Ежову, который обычно писал грамотнее и фактурой владел лучше. Впрочем, небрежность изложения может объясняться тем, что Ежов составил документ на основе конспективных записей, сделанных на совещании у Сталина. К сожалению, точно установить авторство и обстоятельства возникновения документа не представляется возможным, так как в архиве доступна лишь его машинописная копия без каких‐либо рукописных правок.
Можно предположить, что работа над первым вариантом документа началась практически сразу после снятия Енукидзе с поста секретаря ЦИК 3 марта 1935 года. Об этом свидетельствует приведенный в документе перечень “террористических групп” – в нем лишь три пункта, причем состав групп очерчен довольно приблизительно. Однако известно, что к 8 марта чекисты уже выработали схему (отраженную в протоколе допроса Е. К. Мухановой от 8 марта), предусматривавшую целых пять “террористических групп” (причем состав 5‐й группы не был четко определен). В следующем варианте “сообщения” количество вражеских групп было увеличено до четырех, и по составу они в целом совпадали с чекистской схемой. В третьем и окончательном вариантах количество “террористических” групп было вновь сокращено до трех.
Первый вариант “сообщения” (которое первоначально именовалось “закрытым письмом” и предназначалось “всем обкомам, крайкомам и ЦК нацкомпартий, всем секретарям райкомов”) открывался информацией о снятии Енукидзе и об официальной интерпретации сей акции как “обычного делового перемещения”. Однако, указывалось в “сообщении”, на деле снятие Енукидзе было вызвано совсем другими причинами, которые нельзя было предать гласности во избежание дискредитации ЦИК СССР. Таких причин три. Первая – порочная практика подбора персонала в аппарате ЦИК, способствовавшая проникновению в аппарат не только негодных работников, но и “враждебных” элементов.
Вся система подбора работников покоилась на личных связях. Иногда она перерастала в недопустимую антипартийную и антигосударственную практику подбора людей по признакам половой связи. Лично тов. Енукидзе со многими из сотрудниц сожительствовал, его примеру следовали многие ответственные работники аппарата ЦИК СССР, в результате чего значительная часть аппарата ЦИКа была связана друг с другом по признакам полового сожительства [699].
Далее приводились факты, призванные засвидетельствовать порочность системы отбора работников. Однако здесь составитель документа допустил ряд грубейших ошибок – создается впечатление, что он знал об обстоятельствах дела лишь понаслышке:
Например, некая Раевская, урожденная княгиня Бебутова, поступила в аппарат ЦИК СССР по рекомендации ………………, которая сожительствовала с Енукидзе [700].
Вместо фамилии рекомендателя – пропуск, Раевская (в девичестве княжна Урусова) названа Бебутовой, да еще и “княгиней”! Фамилию Бебутова, как мы знаем, носила в девичестве мать Нины Розенфельд, а сама Нина Александровна уже не могла считаться ни княжной, ни тем более княгиней.
Раевская, в свою очередь, сожительствуя с Енукидзе, через него устраивает на работу …………………. [701].
Лёна Раевская, если и “сожительствовала” с Енукидзе (в чем имеются некоторые сомнения), то на работу в Кремль точно никого не устраивала.
Приведя еще один сомнительный пример, автор “сообщения” резюмирует:
Понятно, что эта система ничего общего не имеет с советскими принципами подбора аппарата. Это типичный буржуазный метод подбора, основанный на подкупе в своеобразной форме полового сожительства. Понятно, что люди, практиковавшие такие методы подбора аппарата, на деле потеряли всякое большевистское достоинство и признаки и, по существу, переродились в буржуазных чиновников капиталистического государства. Понятно, что такую практику подбора работников партия не может поощрять и поэтому сняла Енукидзе с поста секретаря ЦИК СССР, а многих ответственных работников Кремля – арестовала [702].
Партия – арестовала! Неужели известный (тогда еще в узких кругах) публицист Н. И. Ежов мог допустить столь нелепую формулировку?
Вторая причина плачевного состояния дел в аппарате ЦИК – засоренность этого самого аппарата – плавно вытекала из первой. Автор документа с раздражением отмечал, что в ЦИК “свили себе прочное гнездо последыши дворянства”:
Работало там …… дворян, …… белых офицеров, в том числе работала княгиня ………, графиня ………, баронесса ………, князь ………… и т. д. [703].
Выглядит этот пассаж крайне комично, а аппарат ЦИК представлен чем‐то средним между офицерским и дворянским собранием. Откуда в воспаленном мозгу автора документа возникли князи, княгини, графини, баронессы и прочие родовитые совслужащие, остается лишь догадываться. К тому же, по мнению автора, служащие эти имели чрезвычайно низкую квалификацию и были политически безграмотны, образуя “паразитический нарост на теле государственного аппарата, подрывающий его авторитет и работающий на врагов советской власти”.
Третья причина снятия Енукидзе заключалась в наличии “контрреволюционной террористической организации Кремля” (именно такая формулировка была использована в документе). Дело в том, что
лишенные возможности вести какую бы то ни было массовую работу, контрреволюционные элементы, сосредотачивая все свое внимание за последнее время на индивидуальном терроре, создали и в Кремле свою организацию, ставящую себе целью террор в отношении руководителей советской власти и партии и в особенности в отношении товарища Сталина [704].
