Анатомия «кремлевского дела» - Красноперов Василий Макарович

Я являюсь во всей нашей контрреволюционной деятельности главным инициатором. Я приходил к моим товарищам Чернявскому и Иванову и с пеной у рта, с большим возбуждением давал контрреволюционные оценки происходившим событиям, политике партии и Советской власти. Это я делал вплоть до момента ареста. В этих обсуждениях я, Чернявский и Иванов быстро находили общий язык. Так оформлялись и формировались наши контрреволюционные взгляды. Все наши высказывания были проникнуты большой враждебностью по отношению к Сталину и Центральному Комитету партии. Мы брали теневые стороны советской действительности, обобщая их и приходя к выводу о провале политики ЦК, искали виновников и находили их в Центральном Комитете и в особенности в Сталине. Я говорил, что в партии режим “обуха”, что партийные организации являются рабски послушным орудием в руках ЦК и Сталина. Мое отношение к Троцкому было отношение восторженности. Мы втроем считали, что Троцкий являлся подлинным организатором гражданской войны. Мы развивали пораженческие теории о том, что в случае войны крестьянство пойдет против Советской власти [681].

Вспоминаю один разговор с Чернявским, относящийся ко второй половине 1933 года. В этой беседе Чернявский выявил свои террористические настроения, направленные против Сталина. В этот период Нарком обороны Ворошилов ездил в Турцию. По возвращении Ворошилова из Турции им был издан по Красной армии приказ, обязывающий командный состав изучать иностранные языки. Чернявский заявил, что для того, чтобы понять такую простую истину, как то, что красный командир должен знать иностранные языки и вообще вкусить немного европейской культуры, для этого понадобилось случайное приглашение Ворошилова турецким правительством в Турцию. Далее Чернявский добавил: “Было бы неплохо послать Сталина в Европу. Его, несомненно, убьют, ну что же, тем лучше” [682].

После поездки Ворошилова в Турцию был издан приказ, обязывающий командиров РККА изучать иностранные языки. Я – Иванов, Чернявский и Новожилов, обсуждая этот приказ, говорили о том, что нужна была поездка Ворошилова в Турцию, чтобы понять, что командирам РККА надо изучать иностранные языки. При этом разговоре Чернявский сказал: “Жаль, Сталин не едет за границу, его бы там наверное убили, ну что же, тем лучше” [683].

Я также был террористически настроен. После смерти Кирова я узнал из газет, что его труп был привезен из Ленинграда в Москву и Политбюро в полном составе провожало его от вокзала до Красной площади через Мясницкую улицу. Я с Чернявским были дома у Иванова, я сказал моим товарищам: “Мясницкая узкая улица, хорошо было бы бросить бомбу, точно нацеленную, можно было бы уничтожить Сталина и все Политбюро”. Чернявский и Иванов одобрительно отозвались на это мое заявление [685].

Гроб с телом тов. Кирова с Октябрьского вокзала доставить в Дом Союзов на артиллерийском лафете, запряженном шестеркой лошадей, в сопровождении батальона пехоты школы им. ВЦИК и кавдивизиона, причем всю процессию разместить в следующем порядке: впереди оркестр, венки (до 20 шт.) и лафет с гробом, за ними – группа товарищей, сопровождающая гроб с перрона вокзала, батальон пехоты и дивизион кавалерии, замыкающий траурную процессию, за которым следуют все остальные участники процессии – прибывшие с поездом и др. рабочие делегации. По бокам процессии расставить милицию и войска НКВД, причем последние идут параллельно с процессией [686].

Приезд Чернявского из Америки в июне 1933 года активизировал нашу троцкистскую деятельность. В ряде бесед, имевших место с участием Чернявского, Иванова и меня, Чернявский поставил вопрос о необходимости убийства Сталина, видя в этой мере единственное оставшееся средство для того, чтобы разрядить тот невыносимый режим, который, по нашему мнению, имелся в стране… [Эти беседы] протекали, главным образом, на квартире Чернявского. Начало их относится к осени 1933 года, а продолжались они как в начале 1934 года, так и после возвращения Чернявского из Америки, где он был с февраля месяца 1934 года по июнь 1934 года… Характеризуя положение дел в стране, Чернявский при моей поддержке и поддержке Иванова указывал, что настоятельно необходимо изменение политики партии и советской власти, что этого изменения политики якобы требуют жизненные интересы страны и трудящихся масс. Сам же Чернявский поставил вопрос – при каких обстоятельствах может произойти изменение этой политики партии и советской власти? Я на это отвечал: “При наличии в руководстве ВКП(б) Сталина не может быть и речи об изменении существующей политики ВКП(б)”. Аргументируя дальше, Чернявский поставил вопрос о необходимости удаления Сталина… Чернявский указал, что возможен только один путь – это путь физического истребления Сталина, путь его убийства [687].